Читать книгу Faceless - Владимир Вайс - Страница 4

То, что я рассказал тебе ранее, – лишь одна моя особенность. Есть и вторая. Чтобы раскрыть ее подробнее, придется углубиться в мою личную историю, начав с самого начала.

Шел 1979 год. Я получил диплом полгода назад и делал первые шаги на бирже. Работал в частной конторе, и все меня устраивало, даже нравилось. Коллектив был заряжен, взрослая жизнь поглощала меня день за днем.

Старых друзей сменили новые, общежитие Нью-Йоркского университета – однокомнатная квартира. Меня увлекали книги и музыка, а девушками я особо не интересовался, возможно, потому что и они мной не интересовались.

В те годы я был высоким и худым юнцом, свято верившим в демократию, свободу слова и право выбора. Глупость, вполне соответствующая возрасту. Ну а как иначе? Молодость – пора знакомства с телом и эмоциями, крушения детских рамок и определения новых границ дозволенного.

Уже не помню, что это был за день. Ранним утром я приехал к Бруклинскому мосту (на том месте, где с 2010 года находится Бруклин Бридж Парк). Хотел запечатлеть на фото городские пейзажи до того, как город заполонят толпы.

Утро было промозглым и туманным. Промзона добавляла унылости пейзажу. Хотя дождя не было, туман и обилие металлоконструкций конденсировали влагу, повсюду блестели лужи.

Направляясь к заливу, я заметил странного человека у перил набережной Гудзона. Он двигался причудливо, словно танцевал. Дядька в рваном пончо, с длинными засаленными волосами и бородой. С виду напоминал бездомного, но ботинки говорили об обратном – скорее, вольный художник, творческая натура.

Минут пять я наблюдал, как он плавно водит руками то вверх, то вниз, изредка подпрыгивая и выдувая воздух над головой.

– Дичь несусветная, – подумал я. Может, зря? Наверное… Знаешь, тогда я думал так же, как ты сейчас: сумасшедший старик занимается ерундой. Но все зависит от точки зрения.

Страха не было, лишь детское любопытство: что он делает?

– Мистер, доброе утро! Что вы делаете? – крикнул я.

Он чуть не подавился на выдохе:

– Пфффф! Не сейчас! Подожди немного. – И продолжил свой танец.

Делать нечего – стал ждать. Оперся на перила, достал из кармана пальто пачку сигарет, закурил.

Вдох… Сигаретный дым наполняет легкие густым ароматным облаком. Выдох… Дым расплывается вокруг и легким дуновением ветра уносится в сторону Бруклинского моста. В те годы курили все – дома, на работе, в ресторанах, на вокзале. Это было нормой, шиком, даже статусным делом. Еще каких-то тридцать лет – и курильщиков начнут дискриминировать, запретят курить в общественных местах, а табачная промышленность станет выпускать сигареты со сложными химическими составами. Да, последние, кто помнит запах настоящего табака, – это люди из девяностых.

Вдох… Задержка дыхания… Мысли останавливаются, разум затуманивается. Выдох… Разум включается вновь, начинает отслеживать происходящее вокруг. Волны накатывают на береговую стену, отражаются, встречаются с новыми…

И тут случилось нечто, что изменило все. Я ощутил странный толчок внутри, словно щелчок выключателя. Мир на мгновение замер. Мои мысли, мои слова вдруг обрели невероятную плотность, вес. Раздражение от его бестолкового танца прорвалось наружу:

– Старик, ты мне мешаешь фотографировать, свали отсюда! – выпалил я.

Он резко обернулся. Не сказав ни слова, он схватил свой потрепанный рюкзак и буквально побежал прочь, оставив меня в полном недоумении на пустынной набережной.

Тишина и молчание… Лишь плеск воды да гул города где-то вдалеке. Я стоял, пытаясь осмыслить произошедшее. Неужели это я? Я без надежды на успех сказал это… а он среагировал так, будто услышал приказ.

Сердце бешено заколотилось. Страх смешался с возбуждением. Я осторожно, почти шепотом, пробормотал:

– Птица, сядь на эту перилу.

Через несколько секунд чайка плавно опустилась на указанное место и уставилась на меня черными бусинками глаз.

– Улети, – прошептал я.

Птица взмыла в небо.

В мою жизнь вошло безумие. Я вернулся в свою обычную жизнь, но она быстро стала невозможной. За неделю я сдал, постарел лет на двадцать. Отмечу: все, о чем я просил людей, тут же исполнялось. «Подай книгу с полки» – и вот она в руках. «Прыгай на одной ноге до Центрального парка» – и бедный парень скакал туда от самого Таймс-сквер. Эта сила пьянила, я пользовался ею, но был и откат: я неминуемо старел и не знал, что с этим делать. У меня появился новый фотоаппарат (его «подарил» прохожий), часы, разные безделушки… Но заплатил я за это годами собственной жизни!

Абсолютно не понимая, что происходит, я начал ходить к врачам. Они воспринимали мои жалобы на стремительное старение как злую шутку. Экстрасенсы оказались шарлатанами. В отчаянии я обратился к мастеру цигун по имени Стивен.

Он оказался как нельзя кстати. В те годы культура Китая была знакома людям постольку-поскольку, в основном по фильмам Брюса Ли. Его методы казались мне странными, но он почти сразу сказал:

– У тебя закрыт ряд узлов. Энергия не проходит по большому и малому кругу от темечка до ступней, от космоса к земле и обратно. Вместо этого она сконцентрирована в верхнем даньтяне, между иньтан и женьчжун. Что-то заблокировало естественный поток. Не могу понять что и как исправить. Расскажи, что с тобой случилось.

Пришлось поведать все как есть, предварительно взяв с него клятву молчания. Выбора у него не было.

– Да! – промычал он. – Ты, наверное, в шоке, боишься за жизнь. Скоро можешь умереть от старости. Проведи день в удовольствие, может, это даст тебе сил. Расслабься, не думай о проблемах. Хотя бы в этот вечер. Не ожидай ничего. Иди напейся, побудь с женщиной. Как будто это последний день твоей жизни.

Конечно, в тот вечер я попытался расслабиться. Пошел в ирландский паб – то ли «Горшочек Лепрекона», то ли «Акулы Дублина» – хорошее место. В спиртном я слабо разбирался, бармен устроил мне мастер-класс: эль – портер и стаут, потом рюмочка бурбона, лагер… Дальше путаюсь, пил в основном виски…

Танцы на барной стойке с полной женщиной. Как уходил – не помню. Очнулся к обеду следующего дня в чужой квартире с дикой головной болью, чувствуя себя мухой в паутине. Рядом лежала упитанная женщина с растрепанными волосами и размазанной помадой. Морщины и возрастные изменения кожи говорили сами за себя – ей было под пятьдесят. Было ощущение, что мной воспользовались. В тот день я впервые скрылся от женщины тихонько, пока она спала. Видимо, выпила она больше меня…

Я убегал с одной мыслью: «Аспирин, мне нужен аспирин». Голова раскалывалась так, что хотелось лишь заглушить боль и выспаться как следует после знатной попойки.

Обед. Город гудел. Денег не было, карманы пусты. Пешком до дома – километров двадцать. В моем состоянии такой марш-бросок был смертельно опасен. Решил идти к мастеру Стивену в студию.

Между нами произошла перепалка: он меня не узнал и начал выгонять – пьяного, по его же совету! Лишь через пару минут, разглядев мою одежду, он понял, что перед ним вчерашний «чудной старик». Если бы я не попросил его успокоиться на пять минут, пришлось бы долго доказывать.

Следующие десять минут не мог уняться я. Глянул в зеркало и остолбенел. В моей одежде стоял парень лет двадцати. Обсмотрел себя, ощупал – понял, что это я. Прыгал и радовался как ребенок, коим, по сути, в тот момент и был.

Вместе со Стивеном мы предположили: энергия омоложения приходит в мое тело от женщин. Только через год я пойму, что один ингредиент был лишним, – через самый бесшабашный год моей жизни. Занимателен был и факт, что я не просто молодел, но и приобретал черты, свойственные моей ночной спутнице.

С тех пор с женщинами, которые мне не нравились, я старался не связываться, было пару раз, но не суть. Чтобы брать от спутниц лучшее и избегать наследственных болезней или проблем лихой юности, приходилось тщательнее выбирать связи, подбирать места знакомств, изучать пассий. Это стало похоже на охоту, первые два года – самое настоящее сафари. Блондинки, брюнетки, рыжие, светлолицые, конопатые, темнокожие, англичанки, африканки, японки… Что говорить? Моя жизнь наполнилась новыми красками. Я получил силу и ключ к ней. Если ты думаешь, что я заманивал девушек силой – нет. Мое протестантское воспитание не позволяло вести себя некрасиво. Да и силу во вред людям я никогда не применял, старался во благо или как минимум без вреда. Многие просьбы проскакивали между делом в обычной речи – за это тоже приходилось стареть. Приходилось просить, чтобы найти работу или жилье. Деньги я не вымогал, но те безделушки, полученные даром, лежали тяжелым грузом на душе. Даже сейчас вспоминаю лица тех людей, в беспамятстве отдающих свои вещи, будто это их истинный выбор.