Читать книгу С утра до вечера - Вячеслав Пайзанский - Страница 15

Каникулы прошли, как обычно, ни весело, ни скучно. Но Вячка был так счастлив, что всех заражал веселостью, счастьем и доброжелательностью.

Вероятно, сестры впервые ощутили, что их брат уже не мальчик, что у него есть своя, незнакомая им жизнь, и эта жизнь его чем-то богата, потому что он всегда весел, остроумен, полон жизнерадостности. В довершенье, сестра Давидович, жившая в К., где Вячка два года учился, сообщила о переводе ее мужа в Варшаву и просила Вячку на два дня раньше вернуться в Варшаву, чтобы помочь ей в устройстве.

Счастливый Вячка прехал, как его просили, но, оказывается, нужно было приехать днем раньше. Все же он в чем-то помогал.

В день назначенного возвращения Сони с каникул Вячка приехал на вокзал встретить ее.

Подошел брестский поезд. Из вагона вышла Галя и ее ухажер Петрашев, работавший разъездным почтовым чиновником.

Сони нет с ними. Сердце у Вячки упало, почувствовав несчастье. Он сдавленным голосом спросил:

«Почему нет Сони? Заболела?»

«Твоя Соня тебе рога наставила!» – цинично заявила Галя.

Подозревая шутку, Койранский вторично спросил:

«Соня больна? Чем?»

И Галя совсем серьезно сказала:

«Она вчера стала мадам Ящинской. Ее мать и отец заставили пойти за Ящинского. У него умерла жена, и Соня будет воспитывать его девочек. Она сама тебе пишет, вот возьми письмо».

Вячка машинально взял письмо, постоял около Гали и Петрашева, собравших вещи, чтобы идти к трамваю.

Он посмотрел на письмо, бывшее в его руках, и действительность ударила ему в голову.

Стало так больно и так обидно!

Вячка разорвал, не читая, письмо в клочья и бросил тут же на перрон. Потом повернулся и пошел.

Он ходил взад и вперед по грязной улице, недалеко от вокзала, и его сознание не могло примириться с чудовищным фактом измены. Он не обдумывал случившегося, он протестовал каждым нервом, каждым фибром души.

Так ходил он туда и обратно час, два, три. И лишь когда загорелись фонари, Койранский сел в трамвай и поехал домой.

Хорошо, что дома никого не было. Вячка лег на диван и зарыдал так, как рыдал в детстве, когда его обижали.

Пришедший брат, думая, что Вячка спит, стал будить его. Вячка вскочил растрепанный с опухшими от слез глазами, с лихорадочной дрожью. Он удивительно спокойно сказал брату:

«Червяк она навозный!»

Он сел на диван и брат больше не мог добиться от него ни одного слова.

Он несколько дней был невменяем: хотя по привычке выполнял то, что было надо, но ни на кого не глядел, ни на чьи вопросы не отвечал, молча переживая свое несчастье. В эти дни он не учил уроков, не отвечал учителям, а они, как нарочно, как будто сговорившись, спрашивали его, но потом отстали, поняв его недомогание.

Только Бельская его не тревожила, не обращалась к нему, не смотрела на него, и ему было легче на ее уроках.

Брат видел состояние Вячки, понял, что он что-то переживает тяжело и не трогал его.

Когда Вячка за столом налил себе в чашку ликера, залпом выпил, брат, ничего не говоря, убрал бутылку в буфет.

Вечерами Вячка ходил по улицам. Как-то он забрался на плохо освещенную Журавью улицу. На углу к нему прицепилось «погибшее созданье». Вячка остановился, схватил ее за пальто и стал бить по голове, по лицу. Та заорала благим матом, и Вячка вдруг понял, что он делает. Он вбежал во двор, простоял на третьем этаже дома минут пятнадцать, выскочил на двор и неожиданно увидел другие ворота, через которые он вышел на другую улицу.

С этого началось прояснение Вячкиного сознания.

Возвратившись домой, Вячка все рассказал брату, сидя у его постели, так как он уже лег спать, а жена его не вернулась из Б., куда ездила к своим родителям.

Брат, выслушав, сказал:

«Да, жизнь, брат, злая, кусается!»… А потом добавил:

«Все это я выстрадал, мне понятны твои переживания. Не вздумай ухаживать за другой, немилой или развратной, мстить той. Она не узнает даже или посмеется, а себе можешь напортить».

Поговорив еще немного, Вячка пошел спать. Лежа в постели, он вспомнил предупреждение брата не мстить. И его сознание уцепилось именно за месть, поднялась страшная злоба против Сони, против других женщин и захотелось мстить всем, всем женщинам и прежде всего той, кто так грубо растоптал его чувство.

«Всех ненавижу, всем буду делать зло всю жизнь!» – решил он.

И тут перед ним почему-то появился образ Евгении Николаевны Бельской. И странное дело: против нее Вячка не почувствовал злобы и не было у него желанья сделать ей зло.

Но мысль о мщении не покидало его.