Читать книгу С утра до вечера - Вячеслав Пайзанский - Страница 4

4-й класс. Много перемен. Вячка живет у Горшковых, но в другом конце здания, далеко от жилых комнат хозяев.

Его комната рядом с комнатой бабушки, матери Николая Павловича Горшкова, и сестер Гали и Сони Ясиняк.

В гимназии тоже перемены. Сергей Васильевич Преображенский, бывший у Вячки классным наставником, ушел из нашей гимназии. Классным наставником 4-го класса оказался Морж.

Шантыря перевели в гор. директором гимназии, а инспектор у нас новый – Петр Петрович Лебедев, словесник, сравнительно молодой, лет тридцати, высокий, худой, с большой вьющейся шнвелюрой. В женской гимназии тоже новость. Евгения Ивановна вышла замуж за нашего директора Волковича, вдовца, очень моложавого и молодящегося старичка.

Начальницей женской гимназии стала молодая, красивая дама из Петербурга, Юлия Михайловна Салтыкова.

Скажу в скобках: мне она очень понравилась. А гимназистки трусят: каково-то будет при новой начальнице.

В нашем классе появилось несколько новых учеников. Среди них обращал на себя внимание высокий юноша, в пенсне, с длинными зачесываемыми назад темными волосами.

Как мы узнали при перекличке, его фамилия Незнамов. Его посадили с Вячкой, так как Володин остался на второй год не выдержав переэкзаменовки по географии.

На перемене Вячка ближе познакомился с соседом. Он узнал, что его зовут Юрка, что полная его фамилия такая: князь Солтан-Пересвет-Рюрикович-Незнамов. ОН узнал также, что семья Юрки из Севастополя, где Юркин отец, адмирал, был командиром военно-морского порта и умер два года тому назад. Сюда они приехали потому, что его дядя, мамин брат, был здешний помещик, Шульгин, имел дом в городе. В этом доме они и поселились. Юрка говорил, что его мать любит маленькие города, как наш, что у него есть сестренка, Юлинька, на два года моложе его, что она будет учиться в 3-м классе, так как он, Юрка, был второгодником в 3-ем классе и что в 4-м он также будет учиться уже второй год. Между прочим он сказал:

«Скука в этой гимназии!.. То ли дело в корпусе!.. Но мама ни за что не хочет отпустить меня в корпус, даже в сухопутный».

Вячка заинтересовался новым товарищем и охотно согласился на дружбу с ним, когда тот ее предложил.

Он стал каждый день бывать у Незнамовых, познакомился с его матерью и сестрой, даже стал у них в доме своим. Все это отвлекло Вячку от дум о стихах, хотя тетрадку с его стихами Соня Ясиняк спасла от гибели, приберегла и отдала ему, когда он возвратился с каникул.

Теперь тетрадка лежала в столе, но он к ней не прикасался.

В течение месяца Вячка не написал ни одного стихотворения, ни одной дразнилки. Но в классе его продолжали звать по-прежнему Подзвонковским. Почему-то и латинист его так называл: «Подзвонковский, идите отвечать!» – вызывал Вертоградский и никто не смеялся, все привыкли и Вячка не обижался.

5-го октября гимназия отмечала свой праздник: день именин или, как тогда говорили, тезоименитство наследника престола Алексея, так как в его честь наша гимназия была названа Алексеевской.

К празднику обычно готовились заранее. Ящинский руководил художественной частью. Он привлек в качестве декламатора и Вячку Койранского, которому надлежало прочитать длинное стихотворение какого-то Лодыженского, посвященное царской семье и главное Алексею.

Вячка прилежно выучил стихотворенье, читал его на репетициях, но на самом вечере читать отказался, заявив, что у него очень болит зуб. Директор, у которого Койранский давно был на подозрении, заключил, что он принципиально не желает выступать с таким стихотворением, и Койранскому могло быть плохо. Пришлось на другой день пойти к дантисту и вырвать здоровый зуб, никогда не болевший. Это удалось потому, что зубному врачу, известному в городе либералу, Вячка рассказал, почему он просит вырвать зуб.

Когда он принес Ящинскому вырванный зуб, благонадежность Койранского в глазах начальства была восстановлена вполне.

Правду о зубе Вячка не открыл и Юрке, так как видел, что Юрка и его семья – ярые монархисты. После этого случая Ящинский делал вид, что стал лучше относиться к Вячке, как будто Морж чувствовал себя виновным в непатриотическом подозрении Вячки.

Он как-то зазвал его к себе на дом, познакомил с женой, Фелицией Аристарховной, маленькой и худенькой женщиной, себя целиком своему моржеобразному супругу и двум девочкам-погодкам, пяти и шести лет.

Морж очень хотел познакомиться со стихами Вячки и просил его показать ему написанные стихи, но Вячка отнекивался и уверял, что уже год, как он ничего не писал, кроме дразнилок, а то, что написал раньше, подарил Соне Ясиняк.

Но Ящинский через Марью Николаевну Горшкову добился, что тетрадь со стихами попала-таки к нему.

Это произошло так: Марья Николаевна спросила Соню, правда ли, что Вячка подарил ей тетрадь со своими стихами?.. Соня, думая, что так надо Вячке, ответила утвердительно. Тогда мачеха приказала Соне принести тетрадь ей. Соня сначала отказывалась, говоря, что это неудобно, что по отношению к Вячке это будет предательство, но та настаивала и уверяла, что она почитает и тут же вернет, так что Вячка и не узнает. Соня поверила.

Она в отсутствии Вячки взяла из его стола тетрадь и дала мачехе. Она знала, что ничего предосудительного в этой тетради нет, все стихи вполне легальны.

Горшкова, почитав сама, отнесла стихотворенья Вячки Моржу, но не сказала ему о данном Соне обещании, что Койранский ничего не узнает.

Но он узнал. На другой день вечером Ящинский сам принес в комнату Вячки его стихи, похвалил его за хорошие, благозвучные, как он выразился, стихи и посоветовал продолжать писать их, совершенствоваться и подарил Вячке книгу «Теория стихосложения», Королева для изучения и руководства.

Когда он ушел, оставив Вячке его тетрадь, Вячка призадумался. Как попала тетрадь к Ящинскому?.. Зачем она ему понадобилась?.. И он решил, что тетрадь скорее всего выкрадена Марьей Николаевной по требованию Моржа, который ожидал найти антиправительственные или нецензурные стихи, за которые он с чистой совестью мог отплатить Койранскому за дубининскую дразнилку и отыграться за больгой зуб, и тем успокоить свою нечистую совесть.

Так оно фактически и было. Руками Сони и путем ее обмана тетрадь была украдена Горшковой, а в целях Ящинского сомневаться было нечего.

От Сони Вячка узнал подробности и от души смеялся над одурачившим себя самого Моржом.

Однако, совет Моржа продолжать писать был по душе Вячки. Он залпом изучил теорию стихосложения, кстати, очень несложную, и вновь засел за поэзию.

Первой вещью, написанной после длительного перерыва, была сатира: «Хорошо смеяться последнему!». В ней иносказательно высмеян Морж, Горшкова и их глупые намерения.

Для таких нелегальных стихов была заведена особая тетрадь в коленкоровой обложке и хранилась она в комнате бабушки за иконами. Об этом позаботилась Соня. А в стол складывались стихи дозволенного характера, при чем неизменно подшивались в ту же первую тетрадь.

Вслед за первым стихотворением Вячка стал писать другие, и легальные и нелегальные. Его неизменным критиком и вдохновителем была Соня Ясиняк. Их дружба росла и вдохновляла Вячку, питала его приподнятое настроение и неунываемость.

Соня была годом старше Вячки, но смотрела на него, как на человека высшего порядка, подчинялась его требованиям и сглаживала некоторые его промахи.

Она была очень красива. Трудно передать на бумаге эту красоту, которая западала в душу и раз навсегда оставалась в ней. Эта красота не волновала, она успокаивала, особенно глаза, большие, черные, с длинными ресницами, и такие выразительные, что можно было по ним читать мысли и думы девушки.

Она училась годом старше Вячки, говорила по-французски и по-немецки, много читала, любила поэзию, чтенье которой всегда доставляло ей наслажденье.

Дружок Вячки, Юрка, тоже обратил внимание на Соню, что доставляло немало горьких минут Вячке, так как Соня, не видя дурных намерений Юрки хорошо, по-дружески относилась к нему.

Как-то Юрка провожал Соню вечером после всенощной в субботу из церкви. Проходя пустырем, Юрка сгреб свою спутницу в объятья и стал целовать. Едва вырвавшись, она прибежала домой и здесь рассказала все.

Вячка вскипел. В тот же вечер он написал стихи, шельмующие поступок Юрки Незнамова:

Этот стих был положен в конверт и отправлен по адресу Юрки.

Письмо получила его сестра, Юлинька. Она вскрыла конверт, прочитала и в негодовании показала матери. Что произошло между матерью и сыном, неизвестно. Узнав по почерку, что стихи писал Вячка, Юрка решил отплатить.

Он переписал стихи, изменив до неузнаваемости свой почерк, но вместо несколько раз повторявшегося своего имени, поставил имя инспектора гимназии Лебедева – Петька – и, подписав «Койранский», послал в гимназию на имя Лебедева.

Лебедев стал ходить по классам и искать почерк, которым было написано стихотворенье. Он несколько раз брал тетради Койранского и убедился, что это писал не он. Тогда он вызвал Вячку, показал ему стихи и, смотря на него, спросил: «Знакомо?»

Вячка покраснел и солгать не сумел. Он сказал: «Это писал я, но имя было другое. Спросите Незнамова».

Юрка от всего отказался, заявив, что впервые видит эти стихи.

Для Вячки дело оборачивалось плохо. Учителя все заявили, что стихоплетством в гимназии занимается один Койранский и потребовали исключить его из гимназии, чтобы избавиться, наконец, от мальчишки-писаки.

В день, когда вопрос об исключении Вячки должен был решаться на педагогическом совете, Соня Ясиняк пришла к инспектору гимназии и все правдиво рассказала ему.

Педагогический совет исключил Незнамова из гимназии, и Койранский был спасен.

Об этом узнали обе гимназии и авторитет Вячки опять вырос. Он вступился за обиженную девушку но ценою собственного унижения и даже под угрозой исключения из гимназии не назвал инспектору ее имени, чтобы не сделать объектом сплетен и насмешек.

Начальница гимназии на одном из вечеров лично поблагодарила Вячку за мужественный и благородный поступок.

По ее инициативе и под ее руководством гимназистки начали выпускать один раз в неделю журнал «Дружба». Состав редакции менялся для каждого журнала, получая от начальницы ведущую тему предстоящего номера. Статьи в журнале походили на сочинения и, очевидно, сам журнал должен был, по мысли начальницы, служить практикой в письме и стимулом для развития гимназисток над своим развитием.

С согласия начальницы в журнал попало несколько стихотворений Койранского, из которых одно – «Доблесть» – обсуждалось на уроке литературы в 6-м классе. Стихотворение было посвящено патриотической теме о подвиге крейсера «Варяг» и канонерской лодки «Кореец», на которых в 1904 году напал весь японский флот и предложил сдаться, на что русские моряки ответили отказом и сражались, пока можно было, а потом, изрешеченные японскими снарядами и подожженные, сами взорвали свои корабли, предпочев смерть плену.

В феврале 1907 года Вячка сменил барабан, который его не удовлетворял валторной, играть на ней учился три месяца и только в мае, перед самыми экзаменами стал играть в оркестре на валторне.

Музыка очень помогала и одухотворяла Вячку и способствовала его поэтическим успехам. В этом учебном году Вячка написал стихов и две поэмы. Конечно, поэмы были слабые, плохо и неумело написанные, с несоответствием содержания форме, но искренние, правдивые, проникнутые верой в человека, в добро.

Вячка еще верил в добро. Эту веру он потерял немного позже, в следующем учебном году. Вячка понимал, что его творчество очень несовершенно, что нужно много работать над собой. Но, к его несчастью, не было около него знающего и серьезного критика и учителя, а ему не пришло в голову послать стихи свои на отзыв тому же Фофанову, которым Вячка тогда восхищался. Он был один, вокруг были только враждебные силы. Он не мог и помышлять послать свои творения в журнал или в газету. Это бы значило, в его понимании, отдать на осмеяние себя и свои творения, или, еже того хуже, обречь себя на исключение из гимназии.

Вячка боялся показать свои произведения учителям. Он был уверен, что они не заинтересованы в развитии его таланта, так как вражду к своим стихам видел он на протяжении двух лет.

С другой стороны, Горшковы, муж и жена, советовали ему бросить стихи и мечту стать поэтом. Над их советом много размышлял Вячка, но Соня, самый большой его доброжелатель, его друг, наоборот, доказывала, что он талантлив, что бросать занятия поэзией бессмысленно и вредно, как для него самого, так и для общества, которому, в конце концов, принадлежит его дарование.

Вячка был на перепутье. Возможно, он бросил бы поэзию, но настояния Сони, ее любовь и дружба победили.

Вячка опять стал писать, опять увлекся и совсем забросил учебу.

Соня, стихи и музыка, – вот что составляло тогда жизнь Вячки.

Кто мог наставить его на путь истинный?.. Родные были далеко и интерес их к жизни Вячки был чисто платоническим, наружным, распространявшимся на одежду, обувь и прочие аксессуары, нужные для его существования. Его внутренняя жизнь, душа, если можно так сказать, были для родных темны и неинтересны. Все увлечения Вячки для них были чужды, а для Вячки – святы!.. В лучшем случае, они вызывали у них улыбку сочувствия.

Надлежащее и доброжелательное руководство, в котором Вячка так тогда нуждался, сохранило бы для него и дружбу с Соней, и поэзию, и музыку. И все это осветилось бы прилежной учебой и уважением к ней.

Но без руководства эти увлечения принесли отрицательные последствия. Три двойки в годовых оценках оставили Вячку на второй год. Никому было невдомек, отчего это произошло, все было отнесено на счет Вячкиной лени.

И сам Вячка не понимал, в чем дело. Он тоже винил свою лень. Им были недовольны учителя, недовольна квартирная хозяйка Горшкова, осуждавшая его дружбу с Соней, недовольны родные. Неудачно для Вячки закончился учебный год.

Но Вячка не унывал!

Его сердце было с его поэзией и с его Соней!..