Читать книгу БЕЛОЕ и КРАСНОЕ. Отпрыски - Юрий Киселев - Страница 7

*

В январе «Newport News» пересек Атлантику и вышел на боевое дежурство в водах Средиземного моря. Матросы уже долго были без берега, и все чаще после отбоя, едва гасили свет, заводили разговоры о сексе. Девственников, как Майкл, в отделении было еще двое. Они-то больше других и активничали, выдавая себя за бывалых. Майкл помалкивал, а когда спрашивали, хмыкал: «А чего себя растравливать? Трепом сыт не будешь». И верно. Пока кто-то в деталях описывал, где и как, и какая у нее задница и сиськи, и что они с ней вытворяли, спавший на соседней с Майклом койке Тони Мартинес из Аризоны хватался за свой кок и принимался яростно мастурбировать. Майкл стеснялся этим заниматься, хотя, понятно, тоже возбуждался. Как-то Тони не выдержал и спросил:

– А ты чего? Мускул тренировать надо. На берег сойдешь, а у тебя не фурычит.

Майкл снисходительно усмехнулся:

– Не перетренируй. Знаешь, что бывает? Пианист руки переиграл – все. Не пианист.

– Серьезно, что ль?

– Дело твое. А я свой для Барселоны поберегу.

Как раз незадолго объявили, что крейсер нанесет четырехдневный визит в Барселону, а затем в Венецию. Майкл написал домой, и даже успел получить ответ, написанный в несвойственной его маман восторженной манере:

«Это грандиозно! Завидую тебе, сама в молодости провела в Барселоне незабываемые дни. Такого разнообразия и органического единства архитектурных стилей не увидишь ни в одном городе мира. Осмотр начни с Готического квартала. Затем осмотри неоготику Антонио Гауди (твоя маман была знакома с этим гением). Творения его не поддаются описанию – это надо видеть! И не ленись заходить осматривать интерьеры. Тебе, как будущему кинорежиссеру (если не передумал), да просто культурному человеку, это необходимо».

Дальше шел длинный перечень обязательных для осмотра объектов. Наивная маман! Как будто сын путешествует на круизном лайнере, а не служит на военном корабле, где еще полторы тысячи парней жаждут сойти на берег, пропустить стаканчик-другой и разгрузиться с какой-нибудь сеньоритой.

В преддверии захода в Барселону и посещения «NN» городскими властями, на судне начался аврал. Надраивали помещения, верхнюю палубу, надстройки, трапы – вылизали «коробку» до состояния операционной. Помощник машиниста Билл Минник организовал кантри группу, которая затем, по просьбе мэра, с успехом выступила по барселонскому радио. Офицеры проводили беседы, предупреждали, что Барселона – столица каталонцев, не следует путать их с испанцами, не то можно и схлопотать. В сепаратизме каталонцев воочию убедились еще на подходе к порту. Издали заметили высоченную, похожую на заводскую трубу колонну с фигуркой наверху. Как пояснил офицер, Колумб с докладом королю об открытии Америки приплыл именно в Барселону. «Обратите внимание, – сказал офицер, отдавая бинокль, – куда Колумб указывает рукой». Бинокль стал переходить из рук в руки, раздались голоса: «На нас! На Америку!» – «А где у нас Америка, моряки?» Возникло замешательство. По идее Колумб должен указывать на запад, а он указывал на юго-восток. «Почему, не догадываетесь? – улыбался офицер. – В этой позе он показывает спину Мадриду». – «То есть жопу Испании?» – уточнил Мартинес. Все заржали, а офицер заметил, что это дело каталонцев, и, сойдя на берег, следует дипломатично обходить углы.

В Барселоне крейсер ждали. «NN» был первым американским военным кораблем, посещавшим Испанию со времен Тедди Рузвельта в начале века. Встречать собралась большущая толпа. Играла музыка. Пригнали два грузовика с бочками испанского вина, тем, кто сошел в первый день, наливали бесплатно, и Мартинес сокрушался, что завтра халявы уже не будет. Сам он мог сойти и сегодня, но он хотел обязательно с Майклом.

Он был классный парнь, этот Тони Мартинес, до службы успел жениться и заделать ребенка. Плавал он второй год, побывал не в одном порту и вообще знал о жизни много такого, о чем Майкл понятия не имел. К Майклу он особо проникся после того, как тот помог ему написать письмо жене, попросту сочинил. Для Майкла это была первая проба пера в эпистолярном жанре и второй литературный опыт после рассказа, что он написал в школе. Письмо Мартинесу так понравилось, что он зачитал всему кубрику, после чего Майкл писал письма «под копирку» для всего отделения.

– Возьми побольше денег, – предупредил Тони, когда они собирались в увольнение. – Сойдем – возьмем цыпочек.

Для Майкла это был первый сход на берег, и «возьмем цыпочек» здорово подпортило настроение. Просто отравило! Начать мужскую жизнь с проституткой, да еще что-нибудь подхватить… Дело даже не в этом, а как все пройдет. Внутри кошки заскребли. Пойти бы со всеми на экскурсию, купить сувениры, вкусненького… Майкл голову сломал, как ему отвязаться от Мартинеса. Перед сходней он бросил ему, что догонит, и вильнул в сторону, в то время как Мартинес, подпираемый задними, вынужден был сойти. Майкл же подошел к вахтенному офицеру и доложил, что умирает хочет в гальюн.

– Как фамилия? – улыбнулся офицер.

– Матрос Иевлев, сэр!

– Да-да, помню. Как бабушка ноги разминала.

Он имел в виду школьный рассказ, что Майкл прочел в концерте на корабле: про бабушку, которая попросила внука научить ее ловить рыбу; они вышли в море, у нее затекли ноги, она стала расхаживать по лодке, и чем ее променад закончилось. После выступления, если не все полторы тысячи экипажа, то многие, встретив Майкла, стали интересоваться здоровьем бабушки после купания, не намерена ли она теперь заняться скуба-дайвингом, – словом, каждый юморил в меру своей фантазии.

– Теперь про это напиши, – предложил вахтенный, – как ты берег в гальюне просрал.

– Есть, сэр!

– Сойдешь во вторую очередь. Когда все, вроде тебя, просрутся и соберутся.

На это Майкл и рассчитывал, думая, что Мартинес не дождется. Но Тони дождался и, едва Майкл сошел с трапа, напустился на него:

– В чем дело?! Чего застрял?!

Майкл похлопал себя по животу.

– Фак! Не мог раньше сходить?! Час потеряли! Давай, пошли.

– Куда?

– Туда, – махнул Тони и зашагал в сторону памятника Колумбу. – Я все разузнал, – заговорил он, подчеркивая, что не в пример Майклу зря времени не терял. – Нам надо в Баррио-Чино. Это недалеко.

– И что там? – сказал Майкл, прекрасно понимая что.

– Ко-ко-ко-ко, – дурашливо проквохтал Тони. – Цыпочки. Китайский квартал.

– Может, Готический?

– Китайский, тебе говорю! Чино. Баррио-Чино.

– Тебе что, китаянку захотелось? – выдавил смешок Майкл.

Тони осклабился:

– А мне без разницы. Было б куда.

– Надеюсь, ты знаешь, что у них поперек? – с серьезным видом сказал Майкл.

Тони хихикнул:

– Иди врать. Серьезно, что ль?

Майкл авторитетно кивнул.

– Ну так я поперек и лягу – получится вдоль. Давай, прибавь ходу!

– Может, сперва город посмотрим? – без особой надежды предложил Майкл.

Тони даже приостановился от возмущения.

– Какой город!

– Барселону.

– Ивлев, у тебя совесть есть? Вчера на берег из-за тебя не сошел, сегодня прождал… – «Иевлев» Тони произнести не мог, и от него все стали называть Майкла «Ивлев».

– Мог не ждать, – сухо обронил Майкл.

– Как это? Договорились – вместе! – обиделся Мартинес

– Пошли, черт с тобой. – снисходительно бросил Майкл и размашисто зашагал.

Едва поспевая за ним и заглядывая в лицо, Тони заискивающе затараторил:

– А город посмотрим! Щас по-быстрому отстреляемся и… Я все узнал. От Колумба идет бульвар Ла Рамбла, главная улица у них, нам все равно по ней идти. Будет время – можно на рынок зайти, тоже на этой Рамбла. А больше тут и смотреть нечего.

Это на взгляд Мартинеса. Майкл же с каждым следующим шагом влюблялся в город. День выдался солнечным, ярким, каким-то праздничным. Пока шли до площади Портал де ла Пау, где стоял Колумб, их неизменно встречали улыбками и прочими проявлениями дружеских чувств, по форме опознавая моряков с «Newport News». На время Майкл даже забыл о предстоящей Голгофе. На площади Мартинес хотел было свернуть на бульвар, но Майкл заявил, что намерен осмотреть рельефы на основании колонны, и направился к монументу. Тони, канюча, почапал в кильватере. У памятника стояла очередь желающих подняться наверх и вглянуть на Барселону с высоты двухсот футов.

– Тони, – категорично заговорил Майкл, – я хотел осмотреть город – ты не дал. Я тебе уступил. Теперь твоя очередь. Поднимемся, сразу все увидем – и идем в твой Чино. Дил?

– Крези? – возмутился Мартинес. – Стоять в такой очередюге? – Он глянул на часы и поднес их к носу Майкла. – До конца берега простоишь!

Очередь была небольшая, но лифт поднимал по два-три человека, и Майкл согласился, что Тони прав. Они готовы были уйти, когда их окликнул служитель, догадавшийся, что моряков смутила очередь. Он сказал, что посадит их, как только спустится лифт. Очередь не протестовала – протестовал Мартинес. Правда, молча. На вопрос о билетах служитель осклабился и сообщил, что для моряков с «Newport News» – бесплатно.

Лифт был крохотный, тащился вечность и привез на малюсенькую площадку, где теснилось столько народу, что Майкл не без опаски подумал, как бы не обвалилась. Люди ползли сплошной массой мимо смотровых окон, и вернуться к лифту можно было лишь пройдя весь круг. О том, чтобы протиснуться вперед, не было и речи.

– Фак, – матерился Тони, – так до вечера не дочапаем. Какого черта сюда поперлись!

Но когда сверху открылась панорама порта с его зданиями, сооружениями, причалами, а дальше сколько хватает глаз необыкновенной лазури море, даже Мартинеса проняло.

– Ух ты! А там… Гляди, это ж наш NN стоит! Видишь? Классная «коробка», да? А ты чего увидел?

– Крепость какая-то… Нет, на горе.

– А, вижу.

Увешанный оптикой мужчина впереди обернулся:

– Крепость Монтжуик, ребята. Вы c «Newport News», не так ли?

Мужчина, по говору – англичанин, оказался словоохотливым. В Барселоне он уже второй раз, но с Колумба обозревал город впервые. По мере того как они ползли мимо смотровых окон, и взгляду открывались все новые виды, англичанин пояснял где и что.

– Вон там – видите шпиль? Это знаменитый Кафедральный собор. Нет, правее…

– А Храм Святого Семейства?.. – поинтересовался Майкл.

– О, Саграда Фамилия! Вон он… Нет, ближе к горам. Четыре шпиля.

– На сосульки похоже? – уточнил Мартинес.

Англичанин улыбнулся:

– Скорее на рождественские елки, – высказал Майкл.

– О да! – подхватил англичанин. – Верно подмечено. – И предложил Майклу бинокль.

Солнце садилось, отсвечивая в ребрышках ажурных шпилей храма, будто и вправду на них надели гирлянды лампочек. Сзади напирали, и он не без сожаления вернул бинокль.

– А вы не хотите посмотреть? – предложил тот Мартинесу.

Тони было отказался, но тут же передумал и взял.

– А Баррио-Чино – куда смотреть?

– О! – понимающе осклабился англичанин, и Майкл почувствовал, что краснеет. – Вниз смотрите. Видите улицы под углом? Левая – Параллель, а в платанах – Ла Рамбла. Кто не побывал на бульваре Рамбла – не был в Барселоне. Писатель Сомерсет Моэм, а он кое-что повидал, назвал Рамбла красивейшей улицей мира. А впереди… Видите улица пересекает эти две? Оспиталь. В этом треугольнике и заключен Баррио-Чино.

Тони приложил к глазам бинокль.

– Нет, ближе, ближе! – корректировал англичанин. – Невооруженным глазом видно. Если только вы не хотите кого-то конкретно разглядеть.

– Китаянку, – хихикнул Тони.

Англичанин засмеялся и покачал головой.

– В Баррио-Чино можно встретить кого угодно. Кроме китайцев.

– Квартал же китайский? – с недоверием возразил Мартинес.

– Я думаю, в подражание Америке: там у вас чуть не в каждом городе чайнатаун. – Лицо англичанина сделалось серьезным. – Место, ребята, не самое спокойное в Барселоне, с наступлением темноты туда лучше не заходить.

Когда, довершив круг, доползли до лифта и спустились вниз, уже смеркалось.

– Пошли скорей, – буркнул Тони.

– А морской музей? – заикнулся было Майкл. – Англичанин сказал – это рядом…

– Какой факин музей! – выматерился Тони. – Послушай, Ивлев… – Он подозрительно сощурился. – Может, у тебя не стоит? Или ты этот, а?..

В ответ Майкл хмыкнул и снискодительно потрепал Мартинеса по плечу.

– Только сперва зайдем пожрем, окей?

Что-что, а насчет пожрать Мартинеса уговаривать не пришлось. Сели за первый же уличный столик в начале Рамбла. Официант посоветовал взять паэлью и поставил им кувшинчик с вином и керамические кружки. Майкл тут же опустошил одну и закурил. Тони потягивал вино, глазел на фланирующую мимо публику и комментировал. Майкл рассеянно кивал, думая лишь о том, что его ждет. Ну приведет она его куда-то, очевидно, разденется и ляжет. Следует ли раздеться ему? Или с проститутками не раздеваются… Свет он погасит и… Теоретически он представлял, что делать дальше. Конечно, она поймет, что он еще… Плевать, она делает свою работу, за что и деньги получает. А он заплатит ей сверху, чтоб не сболтнула Мартинесу. Чего комплексовать? В конце концов, Пикассо распростился с девственностью тоже с проституткой и тоже в Барселоне, что не помешало ему стать Пикассо. А какого черта англичанин это рассказал? Догадался?..

Принесли паэлью. Блюдо выглядело аппетитно, но есть Майкл не смог. Ковырнул пару раз рис, отодвинул тарелку и снова закурил.

– Ты чего? Ешь! – потребовал Мартинес. – Сколько ты собираешься тут рассиживать?

– Я готов, – сказал Майкл и взглядом поискал официанта.

– Ты ж ничего не съел? Не нравится?

– Расхотелось.

– Тогда я дозаправлюсь, окей? – Тони придвинул к себе его тарелку и все сметал.

Они рассчитались и вышли. На Рамбла тем временем зажглись фонари. В другом состоянии, Майкл, вероятно, разделил восторги Моэма, хотя из мировых городов пока видел лишь Нью-Йорк, Лос-Анджелес и Париж, куда его дважды возила маман.

Они шли в пестрой толпе, плывущей под платанами – мимо лотков с цветами, лавок с сувенирами, художников, уличных клоунов, живых скульпрур, одна из которых, римский патриций, ожила и бесплатно отдала морякам честь. Не то чтобы Майкл ничего этого не видел – глаз фотографировал чьи-то лица, какие-то детали, фасады зданий, но именно фотографировал – бездумно, бездушно, как механизм фотокамеры. Пару раз подходили гадалки, оба раза к Майклу. Тони их отгонял на испанском, недоумевая, почему именно к Майклу. Тот отшучивался, хотя прекрасно знал почему. Отец рассказывал о способности цыганок читать, что у тебя на душе. А на душе было все то же: страх.

В конце концов, не он первый, не он последний. У каждого это когда-то в первый раз. Теперь тревожило скорее другое. От кого-то он слышал, что раз вкусив женщину, без этого уже не сможешь. А когда месяцами болтаешься без берега – не станет ли он таким же страдальцем, как Тони, который ни о чем, кроме женской задницы, думать не может. С другой стороны – а как же на станциях в Антарктиде? По полгода, по году без женщин!

К моменту, когда свернули с Рамбла в Баррио-Чино, Майкл психологически уже перешел Рубикон. Однако по мере того как они углублялись в квартал, решимость его падала. В двух шагах от светлого, мажорного, праздно гуляющего бульвара начинался другой мир. Кривые, полутемные, замусоренные улочки, пропахшие мочой, бараниной, дешевыми духами и гашишем. С балконов развалюх свисают сушатся простыни. Хоть англичанин и сказал, что с этого года Франко запретил проституцию, но, то ли рука Мадрида сюда не дотянулась, то ли древнейшая профессия потому и древнейшая, что пережила все запреты, – ночные бабочки, разного возраста и пола, стояли тут на каждом шагу, подпирая двери баров или вообще без вывески – лампочка да звонок. Бабочки вспархивали намазанными ресницами и дежурно улыбались. Между ними крутились жуковатого вида субъекты: сутенеры? диллеры? карманники? – кто их разберет. От всего исходил запах порока, пугая и будоража воображение, чего с Майклом не было ни на Сен-Дени, куда он тайком от маман бегал поглазеть на парижских проституток, ни дома, где с одной даже подружился. Ему тогда было пятнадцать.

Он шел вечером по Сансет бульвару и курил. На углу с Ла Сиенигой его окликнули. По сапогам, юбчонке, едва прикрывавшей промежности, и навешенным фенькам и цацкам он понял, кто она, и хотел пройти. Она попросила сигарету. Он вынул из пачки и, не глядя ей в лицо, протянул. Она спросила зажигалку. Он поднес огонек и хотел отойти, но она остановила, полезла в сумочку, порылась в пакетиках и выудила конфету. Он брезгливо мотнул головой и сослался на больной зуб.

– Окей, – сказала она, – подрастешь – дам тебе сладкое, от чего зубы не болят.

Майкл оскорбился и глянул ей в лицо. Она была хорошенькая, но ужасно накрашена.

– Не настолько ты старше! – взбрыкнул он.

Она улыбнулась:

– Достаточно, чтобы пойти за тебя в тюрьму.

На следующий день он рассказал о событии школьному другу Патрику Уолшу, упитанному, флегматичному ирландцу, готовящему себя к музыкальной карьере. Такой же девственник, Патрик считал себя знатоком женщин, образовывал Майкла и с самого первого номера Playboy (с фото Джин Мортенсон, будущей Мэрилин Монро, на обложке) притаскивал журналы, где они с вожделением разглядывали полуголых красоток.

– Тебе ее надо приручить, – выслушав товарища, компетентно заключил Патрик. – Чтоб она не боялась, что ты трепанешь предкам.

В словах Патрика был резон и, собравшись с духом, Майкл отправился на Сансет. Она стояла на том же углу. Она его помнила, даже обрадовалась. Звали ее Ана, она была из Колумбии. Постояли покурили. Он посоветовал меньше краситься и не нацеплять столько побрякушек, а то солидный клиент не клюнет.

– Дурачок, – засмеялась она, – петух клюет на блестящее. – Однако совета послушала.

Ана стала объектом его сексуальных грез. Когда он ее не заставал, он ревновал. Как-то он проторчал вечер, издали наблюдая, с кем она уйдет. Остановилась машина, загородив ее, а когда отъехала, Аны не было. Ночь он не спал, утром решил никогда-никогда ее не видеть, вечером они традиционно покурили, и Ана традиционно же сказала:

– А теперь иди, не отсвечивай, мне нужно работать.

Так продолжалось до летних каникул, когда они с маман улетели во Францию. В Париже он тайком от маман купил Ане брошь и, едва они вернулись, помчался на Сансет. Аны не было ни в этот вечер, ни в следующие. Патрик считал, что ее депортировали.