Читать книгу Техническая ошибка. Корпоративная повесть, лишенная какого-либо мелодраматизма - Александр Степаненко - Страница 41

*****

Президент Газовой компании Андрей Борисович Штегнер и его пиарщик Владимир Никитич Кравченко жили и работали душа в душу. Своими основными личностными качествами они были похожи как две капли воды; большинством прочих – органично дополняли друг друга; различались – в сущих мелочах.

При всей несопоставимости занимаемых ими в корпоративной иерархии позиций главной и профессиональной, и личной чертой и Штегнера, и Кравченко была возведенная почти в абсолют верноподданность. Оба они, всегда и везде, были готовы, тупо и ни на секунду не задумываясь, исполнить любую прихоть своего начальника, нисколько не сообразуясь при этом ни с реальной необходимостью, ни с технической возможностью, ни с грядущими последствиями. Это были – люди исключительно текущего момента, не простирающие, не смеющие простирать ни мыслей своих, ни, тем более, действий дальше, чем на дистанцию, которое отмерило им начальство, давая очередное поручение, функционируя на этом, почти всегда не слишком длительном промежутке, почти неодушевленно, механистически, с редким и слабым привнесением в свою жизнь и присутствием в их поведении чего-то отдаленно человеческого. Оба они, надо сказать, при этом располагали вполне проницательным и здравым умом, однако в его использовании никогда не выходили за рамки сиюминутной прикладной – и при этом продиктованной сверху – необходимости. Именно такое соотношение личных качеств: верноподданости, сугубо практического интеллекта и отсутствия лишних амбиций делали их обоих людьми для любой иерархии совершенно незаменимыми.

Андрей Борисович Штегнер родился и вырос в Ленинграде. Ничем особенным вплоть до 90-х гг., когда он попал в число сотрудников администрации этого города, Штегнер не выделялся: ходил в обычную школу, учился в финансовом вузе, работал «инженером-экономистом» в одном из бесчисленных НИИ, писал и защищал никому, в том числе и ему самому, не нужную и не интересную диссертацию.

Впрочем, и в 90-е Штегнер тоже ничем особенным не выделился и только тем угодил судьбе, что познакомился на своей административной работе с будущим Президентом. Познакомился и глянулся ему как вполне неприметный серый чиновник. И когда будущий Президент резко пошел вверх по карьерной лестнице, Штегнер стал одним из тех, кого он потянул за собой, определив сначала руководить крупным строительным проектом; потом посадил заместителем министра в некогда могучее, но к той поре уже малозначимое министерство энергетики; а в 200* году, отвергнув старательно подсовываемую Плетневым кандидатуру Ковыляева, сменил на Штегнера засидевшегося в своем кресле еще советского начальника газовой отрасли.

Штегнер всегда понимал свои задачи правильно. И здесь – он никогда не пытался слишком тщательно разбираться в профессиональных нюансах газовой промышленности: как там что и зачем; зато всеми доступными средствами бросился сгребать в кулак все газовые финансы, – в кулак даже не столько свой, сколько – самого Президента.

Для этого – много чего ему пришлось сделать такого, о чем другому, вероятно, неприятно было бы вспоминать. Неугодных выгоняли из компании толпами, на их места назначали угодных, потом и их выгоняли, и так не один раз. А иных и не просто выгоняли: и уводили, и увозили, и на своих ногах, и уже не на ногах, и, случалось, даже головой вперед.

Но Штегнеру не было ни неприятно, ни неудобно. Ему вообще никак не было. Этого человека с одутловатым и вечно усталым лицом все эти мелочи даже не то, что не волновали, – они вообще не существовали для него. Он выполнял волю начальства, выполнял на отмеренной дистанции, и все действия были для него – не его, и все последствия – его не касались.

В Газовой компании Штегнер никому не полюбился. Но и это не занимало его нисколько, поскольку никак не мешало ему выполнять волю начальства. По большому счету, Андрея Борисовича вообще не волновали, не занимали, не интересовали никакие проблемы этого огромного монстра (да и его-то масштабы он представлял себе только по количеству нулей в финансовых документах), которые не затрагивали напрямую интересов его начальника: все эти скважины, месторождения, трубы, все это – его не касалось; оно относилось к компетенции людей, с которыми он почти не общался и не пересекался. Конечно, он подписывал многочисленные бумаги, но вникать в них не вникал и вникать не хотел, а рассматривал необходимость их подписывать разве что как действия, потребные для того, чтобы все шестеренки продолжали крутиться и не отвлекали его по пустякам от выполнения основных задач. А в тех сферах, где ему для того, чтобы отрабатывать свой хлеб исполнителя начальственной воли, надо было действовать, а не просто подписывать, он, с нескольких заходов, сумел окружить себя людьми, являющими собой его, Штегнера, почти точные копии и потому Андрея Борисовича полностью устраивавшими.

Одним из таких клонов Штегнера стал и его пиарщик – Владимир Никитич Кравченко.

Кравченко родился и вырос в Москве, окончил энергетический, потом работал в заштатных изданиях и так же, как и Штегнер, ничем там особенным не выделялся. Его звездный час пробил, когда, отправляя служебные обязанности корреспондента, отправленный на одну из немногих пресс-конференций еще только набирающего вес нового президента Газовой компании, он задал какой-то ничего не значащий вопрос крайне удрученному своими неудачными кадровыми экспериментами Андрею Штегнеру. Тот посмотрел на Кравченко и увидел свои глаза в его глазах.

На следующий день в кабинет Андрея Борисовича механистической походкой вошел похожий на робота молодой человек и вышел через десять минут из этого кабинета с приказом о своем назначении в Газовую компанию.

Формально Кравченко не был наделен Штегнером из ряда вон выходящими полномочиями, у него даже не было прямых подчиненных, однако с первого же дня его появления в коридорах корпоративного офиса, с момента его обоснования в кабинете, непосредственно примыкающем к президентскому, все офисные крысы Газовой безотказным чутьем почувствовали эту неуловимую обычным зрением и слухом связь между пиарщиком и президентом. В этой ситуации никакие полномочия и не были нужны Кравченко, ведь никаких самостоятельных действий он практически и не совершал; почти все, что он делал, вытекало из прямых указаний Штегнера и, соответственно, вершилось от его имени и его властью.

И с тех пор, и по сей день между президентом Газовой компании и его пиаровским клоном никогда не возникало никаких трений. Да и какие проблемы могут возникнуть между двумя идеально подходящими, подогнанными друг под друга механизмами, неживыми машинами, запрограммированными лишь на выполнение команд? Оба они были шестеренками, частями бо́льшего механизма, механизма квазигосударства; шестеренками, которые крутились туда, куда вращали, влекли их более крупные шестеренки.

Шестеренки не думали: любые возникающие проблемы ими игнорировались, препятствия – без раздумий сметались, переминались, пережевывались металлическими зубьями.