Читать книгу Человек-гора. Невероятный путь Петра Семёнова на Тянь-Шань - Алена Кашура - Страница 10

– Ах, опять идут, бедные… – Мама полезла в кошелёк за монетами. Потом закричала кучеру: – Стой! Погоди!

Повозка остановилась, и к распахнутому окошку тотчас потянулось несколько ладоней. Это крестьяне просили милостыню. Из-за большого неурожая им стало нечего есть, и некоторые помещики отправили своих крепостных побираться – авось как-нибудь сами себя прокормят. Просящие толпами брели по обочинам. Измождённые лица сливались в бесконечную серую вереницу. Оборванные, истощённые, крестьяне снова и снова тянули ладони к окнам карет. Многие торопливо проезжали мимо. Но Петина маменька на милостыню не скупилась. Она раздавала и медные монеты, и серебряные, особенно щедро одаривая женщин с детьми. Александра Петровна знала, что надевать суму[37] в деревнях заставляет лишь крайняя нужда.

– До чего же их жалко, – сказала мама, доставая очередную пригоршню монет, – до чего жалко…

Она и без того была печальна: незадолго до поездки пришла грустная новость – умер дедушка, папин отец. Мама всей душой горевала о нём. Старый барин был одним из немногих, кого Александра Петровна ни в чём не подозревала даже во время тяжёлых приступов болезни. И вот теперь бедняки, идущие по дорогам, разрывали ей сердце. Петя всерьёз опасался, что это может отразиться на её душевном здоровье.

Но постепенно нищих на дороге становилось всё меньше, а потом и вовсе не стало. Настроение у маменьки улучшилось. Она деловито обустраивала их временные постели на станциях, договаривалась о лошадях и по-доброму журила сенную Анну, которую взяла с собой.

Девять дней Семёновы добирались до Петербурга. Наконец за окном появились высокие дома и арки мостов.

Каменный мешок, а не город… Рвануть бы в небо и умчаться обратно, в родную Рязанку! Жаль, нет крыльев.

Петя угрюмо разглядывал проплывающие за окном лавки, магазины, рестораны и пытался вспомнить, что хорошего случалось в Петербурге, когда они жили здесь в прошлый раз.

Хорошее не вспоминалось, а вот грустное – сколько угодно…

…Острое плечико сестры рядом с его плечом. Они сидят на диване, поджав под себя ноги, чтобы сохранить тепло. Очень холодно и так тихо, что слышен скрип пера. Это мама записывает бесконечные разговоры, которые не смолкают у неё в голове. Наташа и Петя боятся пошевелиться. Только перебрасываются крошечными записочками. После прочтения записочки уничтожаются. Боже упаси, если мама заметит – сразу же заподозрит в тёмных делах! «Как хочется есть!» – пишет Наташа. Но из еды только пресный кисель, похожий на клей. Мама варит его на спиртовой лампочке в серебряной кастрюльке, когда сама чувствует голод. А это бывает редко. Другой еды нет. Повар, пользуясь болезнью барыни, пропивает все деньги, выданные на продукты. Иногда Пете удаётся купить сухарей в лавке неподалёку. И он делит свою добычу на троих – вместе с Петей и Наташей голодает сын повара, Вася.

Наташа угасает с каждым днём… Тёмные круги под её глазами становятся всё больше, в глазах тают искорки жизни. И Петя молится ангелу на крыше храма Великомученицы Екатерины, которого видно из окна их съёмной квартиры: «Спаси, спаси, спаси Наташеньку!» Наверное, его молитва такая громкая, что её слышит сама святая Екатерина, потому что маменька, вынырнув на время из болезненного бреда, видит: Наташу нужно спасать. Она везёт сестру в Екатерининский институт. Наташа становится своекоштной пансионеркой[38]. И Петя ни минуты не сомневается, что его сестра станет лучшей ученицей! И получит от императрицы золотой шифр[39]!

Петя сморгнул воспоминание. Ему хотелось вспомнить что-то хорошее.

Ну пожалуйста, хоть что-нибудь!

Он упёрся лбом в холодную дверцу кареты. И вдруг вспомнил!

Здесь, в Петербурге, Петя видел любимого маменькиного поэта – Александра Сергеевича Пушкина! Причём дважды! Сначала на званом ужине, который литераторы устроили в честь Петиного дяди, Василия Николаевича. А во второй раз – на улице, когда они с дядей прогуливались по набережной. Александр Сергеевич улыбался Пете. А на прощание подмигнул ему, словно старому другу.

Пушкин умер два года назад – маменька даже ходила на его похороны. Однако воспоминание о поэте примирило Петю с городом. И когда кучер остановил лошадей возле нужного дома, Петя первым спрыгнул с подножки на каменную мостовую.

* * *

– Ах, Pierre, наконец-то приехали! – Александра Петровна, бодрая после путешествия, осматривала съёмную квартиру. – Скоро Наташу повидаем, в театр будем ходить!

Петя вяло улыбнулся в ответ. Выглянул в окно – серо, неуютно. И ни единого деревца! Как не хватало Пете природы и родной усадьбы! Там можно было дышать вольным ветром и ходить куда пожелаешь! А здесь?

Наверняка опять будем сидеть в четырёх стенах. Да, маменька?

Петя ошибся. На следующий день они с мамой отправились в Екатерининский институт – к Наташе. Петина душа ликовала. Он не видел сестру целую вечность!

До института ехали в карете по набережной Фонтанки. К назначенному часу не успели: пока нашли извозчика, пока заглянули за гостинцами в лавку, пока добрались… В приёмную залу института вошли последними. И замерли.

Огромная зала с колоннами вдоль стен была поделена надвое невысокой решёткой. По одну сторону находились воспитанницы института, по другую – их родственники, сидевшие на скамейках. Скамейки расположили словно в зрительном зале – амфитеатром. Поговорить с девочками могли только счастливчики в первом ряду. Пете с мамой оставалось лишь смотреть на свою Наташу с последнего ряда. И Петя смотрел, смотрел, смотрел…

Сестра стояла чуть в стороне от девочек, крепко сомкнув пальцы в замок, словно заперлась ото всех. Бледное личико над белым фартуком, пышный бант на шее. Аккуратная тёмная головка. Влажно блестят глаза.

Они так и просидели, глядя друг на друга и почти не моргая. И когда время встречи вышло, Наташа долго не желала уходить. Какой-то даме пришлось взять её за руку и аккуратно увести из залы. Но и тогда Наташа всё оборачивалась, выглядывая в толпе мать и брата.

– И что же, мы всякий раз будем смотреть на Наташу издали? – спросила мама по дороге домой.

Петя тяжело вздохнул. Он так и не обнял сестру, ни словечком не перемолвился! Александра Петровна сидела рядом и теребила тонкий браслет на запястье.

– Нехорошо получилось, – сказала она. – Полтора часа смотрели друг на друга из-за решётки!

К счастью, вторая встреча оказалась другой. Лучших учениц вместе с родными пригласили в гостиную начальницы института госпожи Кремпиной. А там можно было и обниматься, и держаться за руки, и говорить, говорить – пока не закончится время свидания.

Петя всё не мог насмотреться на свою Наташу. Какая она стала высокая, как ровно держит спину, как идёт ей этот белый отглаженный фартук! Сестра изменилась и повзрослела. Только глаза остались прежними – большими, тёмными. И Петя, который привык угадывать мамины мысли, теперь и в глазах сестры читал всё, что та не смела сказать: «Знаю, тебе тяжело! Прости, что один заботишься о маме. Но и мне здесь несладко».

Вслух сестра говорила другое.

– Учиться в институте непросто, но интересно. У нас хороший учитель французского Курнан. Он и французскую литературу преподаёт, и в знании языка помогает продвинуться. Инспектор[40] Тимаев учит истории. Я люблю его уроки. Здесь и государыня часто бывает, Александра Фёдоровна[41]. И великие княжны приезжают – Ольга и Александра, – рассказывала Наташа. – Какие они весёлые! Вы бы знали!

– Ну а что государь? – с интересом спросила мама, которая всегда любила и уважала Николая. – Бывает у вас?

– Бывает! – отозвалась Наташа. – Государь очень добр. Представьте, однажды наша девочка решила выдернуть пёрышко из его султана[42] – на память. Но нечаянно выдернула весь султан. Государь обернулся на неё и сказал: «Так вы желаете, чтобы я ехал домой кварташкой[43]?»

Все рассмеялись, представив, как озадачена была неловкая девочка и с каким юмором Николай отнёсся к её поступку.

– А нашла ли ты подруг? – спросила мама.

– Нашла, – сказала Наташа. – Я дружу с Машей Воейковой. Она племянница Жуковского[44]. И ещё с Аней Воеводской.

Сестра быстро глянула на Петю из-под тёмных ресниц. И он снова увидел то, чего Наташа недоговорила: «Но никто не знает моей беды, моей сердечной печали. Я так никому и не рассказала про болезнь мамы».

У Александры Петровны было ещё много вопросов. Но госпожа Кремпина сообщила, что время свидания окончено. И семье, которая ненадолго соединилась, пришлось опять разлучиться. К счастью, эта встреча была не последней.

Петя с мамой продолжали навещать Наташу. Они привыкли, что одно свидание проходило в зале – через решётку, а другое – в гостиной начальницы. И наловчились приезжать заранее, чтобы занять самые выгодные места в первом ряду.

От встречи к встрече Петя узнавал, как живётся сестре в институте. Оказалось, в холодную погоду девушки почти не гуляют. Поэтому он старался поведать Наташе обо всём, что видел. Например, о театре, который очень любила мама!

Петя рассказывал, как покупал билеты в ложи бельэтажа или первого яруса, потому что ходить в партер дамы дворянского сословия считали неприличным. Как видел «Короля Лира» и «Гамлета». Как замечательно играл актёр Василий Каратыгин роль рязанца Прокопия Ляпунова. И как понравилась Пете молодая актриса Варвара Асенкова – на вид совсем девочка, может, чуть старше Наташи! Рассказывал и про балет. В красках описал, как летала по сцене балетная дива Тальони. Как пришлось заплатить аж сто рублей[45], чтобы попасть в ложу бельэтажа на её выступление.

А вот про поиски лечебного цветка Петя не рассказал. Наедине он бы непременно поведал Наташе и о букетах в доме, и о Зерка́лах, и о многом другом… Но Александра Петровна не отходила ни на шаг, желая использовать каждую минуту общения с дочерью. Петя не мог открыть свой секрет при маме.

Встречи пролетали, словно мгновение. Что такое полтора часа для родных людей? И всё равно Петя радовался каждому свиданию. Он замечал, как оживает Наташино личико рядом с ними. Как маменька на полтора часа становится прежней, какой они знали её до болезни. И он надеялся… Да, он всё ещё надеялся победить мамину болезнь.