Читать книгу Человек-гора. Невероятный путь Петра Семёнова на Тянь-Шань - Алена Кашура - Страница 8

– Бабушка, – Петя осторожно постучал в дверь. – Можно к вам?

Наталья Яковлевна робко выглянула в узкую щель. После той ночи она больше не выходила из комнаты во время приступов дочери. Даже чай и еду бабушке приносили отдельно. Лишь изредка, узнав от Пети, что дочь в добром здравии, она соглашалась отобедать за общим столом. Петя радовался таким минутам. Но они случались редко. Вот и сегодня бабушка сидела у себя. Петя выкроил время, чтобы её навестить, пока мама дремала на диване.

– Входи, милый, входи.

Петя вошёл. В комнате было просторно и чисто. Высокая кровать с горкой подушек застелена покрывалом. Маленькие ходики[28] тикали на стене.

– Чаю хочешь? Анна самовар принесла…

В сердце кольнула досада: хорошо ей у себя в комнате, сидит – ничего не видит! Чаи гоняет! Но Петя тотчас оттолкнул эту мысль, потому что заметил, какие красные у бабушки глаза. Наверняка снова плакала и молилась всю ночь – за маму, за Наташу, за него и Николеньку.

– Буду, бабушка, – Петя улыбнулся. – Я и баранки принёс.

– Люблю баранки! – обрадовалась бабушка. – Помнится, у сестры моей Леночки мы ими баловались иногда. Ох, и жизнь у нас была…

Бабушка вдруг осеклась. Лицо её помрачнело. И Петя догадался:

– Трудная?

– Да, милый, – Наталья Яковлевна протяжно вздохнула.

А потом стала рассказывать – тихо, вполголоса, чтобы никто, кроме Пети, не мог услышать…

…Сестра была старше на восемь лет. Осиротев, юная Наташа переехала к ней. И хлебнула там полную чашу горя.

Муж сестры, Карцов, пожилой и богатый помещик, был не просто суров, а зверски жесток к своим крепостным. Провинившихся крестьян он самолично сёк розгами. Нередко засекал до смерти. Ни молодая жена, ни её сестра не могли повлиять на изверга. А если они лишались чувств при виде расправы, их выбрасывали из комнаты, как хлам. Бедным женщинам оставалось только покорно молчать…

Немногим лучше Карцов обращался со своими детьми от первого брака. Сына истязал и бил и однажды сломал ему руку. Дочерей привязывал за волосы к лошадиным хвостам и пускал на корде[29].

Однажды рабочие сахарного завода, который Карцов держал в подмосковном селе Медведково, решили устроить мятеж – лишить хозяина жизни. Карцову донесли об этом. Он жестоко расправился с заговорщиками. Его судили. Однако деньги сделали своё дело. Истратив около миллиона рублей, Карцов всё затягивал и затягивал следствие. И наконец сам умер.

Похороны его были чудовищны. За гробом в трауре шли домочадцы Карцова, друзья-аристократы и особо приближённые крестьяне из московской дворни. А замыкали шествие рабочие сахарного завода – в красных рубашках, с гармошками. После похорон они устроили пир.

Конечно, бабушка многое недоговаривала, а Петя не смел расспрашивать. Но и этих историй хватило ему на долгие, непростые размышления. Он понял, какой тяжёлый отпечаток наложило на бабушку всё пережитое в доме Карцова. А ведь это было только началом её испытаний. Много лет спустя она бежала из Москвы с тремя детьми от пожаров и армии Наполеона, подступавшей к городу. Бабушка научилась прятаться от зла, но не бороться… И разве мог Петя её осуждать?

* * *

Быстро миновало лето. Пришла осень. Казалось, жизнь стала потихоньку налаживаться. Петя вместе с садовником принялись высаживать растения, заказанные Александрой Петровной. Работа спорилась. Да и сама барыня частенько выходила в сад. Закатав рукава, она ловко выкапывала лунки, вкладывала в них семена и луковицы, удобряла почву. Эти занятия на свежем воздухе увлекали её. Приступы почти прекратились. Бабушка едва ли не каждый день выходила к общему столу – выпить чаю и отобедать вместе с внуком и дочерью.

Петя много времени проводил с мамой в саду. Один или два раза в день навещал бабушку в её комнате, слушал истории о прошлом, о далёких предках. И всё чаще размышлял о несправедливости крепостного права. Почему одни могут жить богато, а другие обязаны им подчиняться? Зачем вообще разделение на крестьян и господ? Можно ли это исправить? Много было вопросов. И ни одного ответа…

В конце октября погода испортилась. Рязанку накрыли дожди и промозглая сырость. Серое небо висело над усадьбой, не пропуская ни лучика. Злой ветер выл за окном. Мама больше не выходила в сад. И приступы вернулись.

Бабушка несколько раз пробовала объясниться с дочерью. О чём шла речь, Петя не слышал. Но в одну из тех редких ночей, когда мама спала, Петя проснулся оттого, что кто-то всхлипывал.

– Бабушка? – он потёр сонные глаза.

– Я, внучек, – Наталья Яковлевна стояла на коленях у его изголовья.

– Что вы, бабушка? Случилось что? С мамой? – Петя подскочил, готовый бежать на помощь.

– Спит мама, не бойся, – бабушка погладила его по плечу.

В тусклом свете маленькой свечки Петя увидел, что её лицо блестит от слёз.

– Я пришла сказать, – бабушка прижала к лицу платок, уже насквозь мокрый, – пришла сказать, что уеду от вас. Обратно в Москву…

Петя остолбенел. Он знал: бабушке нелегко живётся в их доме. Но не мог и подумать, что ей захочется уехать.

– Прости, внучек, прости, – прошептала бабушка, и крупные горячие капли упали на Петины руки. – Я-то думала, позабочусь о вас. Но не могу – не хватает мне сил. Да благословит тебя Бог! Да спасёт Он тебя и помилует, мой добрый мальчик…

– Что вы, бабушка, не плачьте, – Петя уже и сам готов был расплакаться. – Поезжайте с миром. Мне одному не привыкать…

– Ох, Петенька!

Бабушка села рядом, прижала его к себе и долго не отпускала. Потом ушла. Стало пусто, одиноко и холодно. Петя забрался под одеяло, натянул его до самого носа. Но холод не исчез. И Петя понял: ему холодно не снаружи – внутри. Мёрзла его душа. А разве душу можно согреть одеялом?