Читать книгу Гора ветров - Анна Таволгина - Страница 12

Вера проснулась в полдень. Откинула одеяло, встала и потянулась. Как хорошо! Улыбнулась и вышла из комнаты. Мать что-то делала в кухне, глянула мельком, но ничего не сказала.

– Когда белить-то будем? – спросила Вера.

– А когда будем, тогда и будем, – Любовь чистила овощи в суп.

Вера молча села с другой стороны стола и стала глядеть в окно.

– Ну как там Маша-то? – осторожно спросила Любовь про свою двоюродную сестру. Она ждала рассказа о том, как прошла свадьба, но интерес свой обнаруживать не спешила.

– Тетя Маша? – Вера засмеялась. – Ты представляешь, Толик ужасно нервничал, перед самым входом в загс все протирал очки и уронил их. Очки вдребезги, тетя Маша сует свои – они оба ничего не видят без очков, ты же знаешь! В результате он прощурился всю церемонию. Ему можно было подсунуть кого угодно. При этой его подозрительности! Народ угорел. А мать невесты – здоровая такая тетка. Привезла с собой всю их родню. Куча народу. И она во главе, как королева. Когда жених без очков оказался, она губы поджала, – Вера захохотала, Любовь подняла на нее глаза и улыбнулась, – и до самого стола не проронила ни слова! А там соседка-повариха пришла готовить помочь. У нее очки с огромным плюсом, тяжелые, здоровые, представляешь? Теща ее как увидела, так тут уже и не выдержала: «У вас что, в городе все слепые?!»

Любовь качала головой и улыбалась, Вера сияла. Помолчали.

– Я смотрю, свадьба удалась. Четыре дня гуляли…

– Удалась. Но нет, четыре – многовато…

Любовь молчала.

– Мама, я встретила человека… Нет. Он меня встретил. Мы были все это время вместе. Толиков начальник… Я была очень счастлива. Очень, – Вера замолчала. – Танька конечно, дико обиделась, ведь спектакль…

Мать внимательно взглянула ей в глаза:

– Ничего, – собрала очистки и вынесла их на улицу.

Вера сидела, опершись на их старенький стол, и смотрела в окно. Она вспоминала этого мужчину, его безупречный костюм и то, как он подошел к ней, его глаза, лицо и руки. Он был немногословен, но не отходил от нее ни на шаг. Остроумен и внимателен, но не спешил с комплиментами. Завладев ее вниманием, он дразнил, возбуждая любопытство. Она молчала, смущенная, а он, напустив на себя преувеличенно отстраненный вид, рассматривал ее исподволь, перекидывался шутками с соседями по столу, подливая вина ей и себе. И сказано между ними было не много. Ничего не было сказано, если задуматься. Свадьба шумела вокруг, произносились тосты, речи, люди хохотали, пели, танцевали, чокались, целовались и обнимались. Винные пары и сигаретный дым выливались в распахнутые настежь окна, где молодое лето благоухало цветниками. Курить он выходил на улицу, оставляя ее за столом. Возвращаясь, находил там же. Когда сумерки за окнами сгустились, он посмотрел на ее тонкую руку с длинными продолговатыми жемчужного цвета ногтями и сказал просто и тихо: «Мне пора. Пойдем со мной». Встал, откланялся и пошел к выходу. Молодые и тетя Маша вышли проводить. Шофер ждал на крыльце. Ничего не видящая перед собой Вера поднялась изо стола.

Он прощался, жал руки и желал счастья. Потом, словно вспомнив что-то, взглянул на Веру, стоящую за спинами хозяев: «Пойдем, – и уже тете Маше: – Не беспокойтесь, я довезу». Вера качнула маленькой сумочкой, подобрала длинный подол и уселась на заднее сиденье. Он сел рядом с водителем. Приличия, вроде бы, были соблюдены. Тетя Маша торопилась вслед с Вериной сумкой, в которой лежало платье для второго дня. «Спасибо», – сказала Вера. Тетя Маша хотела что-то спросить, но машина тронулась, и она лишь махнула рукой, провожая их взглядом.

«Куда едем?» – спросил водитель. «Домой», – был ответ. Они мчались по темному шоссе, въехали в ночной город и сквозь окраины вырулили на центральный проспект. Машина остановилась у подъезда пятиэтажки, увенчанной шпилем. Он вышел, открыл Вере дверцу, подхватил ее сумку и сказал водителю: «Бывай».

Все время, пока они ехали в лифте, и он отпирал дверь, Вера молчала. И он был благодарен ей за это молчание. Пропустил в темную переднюю и включил свет. Она хотела разуться, но он остановил ее протестующим жестом. «Такая красота. Красота», – сказал, и Вера удивилась. Провел ее в гостиную, включил торшер. Усадив в кресло, скрылся в соседней спальне. Вера смотрела перед собой. Она чувствовала, что этот мужчина подчинил ее себе совершенно, и она несется в мощном потоке его воли неизвестно куда.

И что ей хорошо.

Вернувшись, он приблизился и протянул руку. Она поднялась, и он обнял ее нежно и ласково и осторожно вынул шпильки из ее длинных сильных волос. В следующее мгновение они целовались все жарче и жарче. Раздевали друг друга, вдыхали запах друг друга, соприкасались, смешивались и сливались.

Она была счастлива.

Утром Вера проснулась от скрипа кровати. И захотела подняться. «Не уходи», – сказал он и взял за руку. Она взглянула на него и улыбнулась. «Ты не возражаешь?» – он закурил и обнял ее свободной рукой. Между блаженными затяжками он расспросил о ее жизни. Слушал внимательно, не переставая обнимать. И она рассказала про свой неудачный брак, Танечку, работу и маму. «Сколько тебе лет?» – спросил он, и она ответила простодушно, как в детстве. В ответ он скупо рассказал о себе, тщательно взвешивая каждое слово.

На двенадцать лет старше ее, главный инженер огромного предприятия. Два взрослых сына. Развод и раздел имущества несколько лет назад вызвали много толков и чудом не стоили ему должности. С тех пор, как он поселился в этой относительно небольшой квартире, несколько женщин в его спальне сменили одна другую. Этих отношений он не афишировал, ценил свое положение, независимость и все меньше нуждался в друзьях.

Она слушала, опустив глаза. Длинная шея, изящно склоненная в какой-то невыразимо трогательной покорности. Он подумал о бывавших здесь до нее. С каким нетерпением с утра он всегда ждал, когда женщина уйдет. Ему не хотелось, чтобы эта уходила.

– Ты хочешь о чем-то спросить?

– Нет, – сказала она, не поднимая глаз.

Он подумал, что становится сентиментальным.

– Я пойду? – спросила она.

– Тебе нужно идти?

– Нет.

– Так не ходи, – он осторожно высвободил руку, сел, и вдруг, сам не зная почему, засмущавшись, потянулся за халатом. Поднявшись и обозревая в окно воскресный утренний двор, он задумчиво завязывал пояс. На спинке кровати висело ее длинное, шелковое, в рассыпающихся хризантемах платье. Он прижал его к лицу и вдохнул запах. В дверях оглянулся и сказал:

– Красивая. Ты красивая.

Они завтракали и снова любили друг друга. Его любовь не была настойчивой и поспешной, как в молодости. Податливость этой женщины рождала удивительную слаженность. Он гладил ее по лицу, закладывал прядь волос за ухо. Ему было хорошо с ней. День сменился ночью, ночь утром. С понедельника он шел в отпуск, но планировал выйти, как обычно, на работу. Позвонив секретарше, сказал, что будет во вторник.

Вера чувствовала себя, как во сне. Такого мужчины она никогда не встречала, происходящее было невероятно. Она поставила себе границей вторник и была уверена, что никогда больше его не увидит.

Он смотрел на нее, целовал, любил, кормил. Так хорошо ему давно не было. Он оставил насмешливый тон, который напустил на себя, когда увидел ее. Ему нравилось, как она двигается, что мало говорит. И как говорит. Он даже слушал, что она говорит.

В отличие от других женщин, которые попадали к нему домой, она не интересовалась, где и на что живет его бывшая жена, помогает ли он детям, как ему удалось достать то и это. С другими, даже если что-то не произносилось вслух, это читалось в глазах, в молчании. Он знал женщин. Напористые, яркие, умные, нежные, кроткие и по-настоящему добрые – были ему вполне знакомы. Но она была красива, грациозна. Не сказала ни единого слова восхищения. Это возмущало и обескураживало, но он не подавал виду. То, что он разглядел в ее глазах, не оставляло сомнений. Но, черт возьми, почему же она этого не говорит?!

На его машине, которую водитель оставил под окнами, они отправились в лес. Она бродила среди деревьев, одетая в джинсы младшего сына и его собственную рубашку. Он развел костер и поджарил сосиски. Когда он делал это в последний раз? Может быть, когда дети еще учились в школе. Глядя на огонь, он задумался о своей жизни, заключив, что все-таки хорошо быть свободным, когда ты еще ого-го-го. И такая красавица случилась. Ничего не говорит, ни о чем не спрашивает. И все-таки как прекрасна жизнь.

Они перекусили. Он растянулся на солнышке, положил голову к ней на колени и закрыл глаза. Она гладила его по голове, повторяя про себя его имя – Андрей – и опять думала, как он не похож на тех, кто встречался раньше. А ему вдруг захотелось рассказать об этом лесе, о родителях, братьях и детстве, которое было точно таким же, как и у большей части ребятишек этого города в первое послевоенное десятилетие. Слово за слово он разговорился. Слова казались ему избитыми, события банальными, но он чувствовал, что Вера слушает, и продолжал говорить с закрытыми глазами. «У меня ноги затекли», – сказала она и убрала его голову со своих колен, подложив свернутую кофту. И он почувствовал себя оставленным, но в следующее мгновение ощутил ее тепло у себя под боком. Он взял Верину руку в свою и не выпускал, пока не устал говорить.

Вечером, когда они вернулись, он пригласил ее в ресторан. Она покачала головой.

– Почему? – ему стало интересно, потому что сам он не любил там бывать. Но есть в доме было нечего. В ответ она замялась. – Так что же?

– Не обижайся, но я думаю, тебя хорошо знают там…

Он посмотрел на Веру в ее чудесном платье, которое он попросил надеть. И ему стало неловко. Они нажарили картошки и съели ее с остатками сосисок.

Наутро она сказала, что ей нужно ехать, что она обещала ребенку вечером театр.

– Сколько лет ребенку?

– Четырнадцать.

– Ого, четырнадцать! Почему бы ей не сходить с друзьями?

Вера промолчала и отвернулась. Андрей обнял ее и поцеловал в шею. «Всего лишь один день», – подумала она и осталась.