Читать книгу Перегрузка - Артур Хейли - Страница 11

– Не хочу, чтобы ты заболел звездной болезнью, но все-таки скажу: ты прекрасно выступил вчера по телевизору, – произнесла сидевшая напротив Руфь. Они с Нимом завтракали. – Еще кофе?

– Да, пожалуйста. – Он передал ей чашку. – И спасибо за добрые слова.

Изящным и непринужденным, как всегда, движением Руфь приподняла и наклонила кофейник. Изумрудно-зеленый домашний халат, контрастировавший с темными, аккуратно причесанными волосами, распахнулся, обнажая небольшие крепкие груди; во времена ухаживания Ним любя называл их «две экстра по 0,3». Руфь успела нанести легкий, едва заметный макияж – ровно столько, чтобы подчеркнуть нежный бело-розовый тон кожи. В любое время суток она умудрялась выглядеть безупречно. Наверное, стоит это ценить, подумал Ним, которому доводилось видеть многих женщин без прикрас наутро после бурной ночи.

Была среда – с момента бруксайдского рейда прошла неделя. Сегодня Ним проспал допоздна – слишком устал: больше месяца работал сверхурочно, напряжение зашкаливало, а вчерашний вечер прошел в телестудии, под палящим светом софитов. Лия и Бенджи убежали – у них сегодня были запланированы развлечения на целый день, – и сейчас Ним наслаждался неспешным завтраком вместе с женой, что случалось весьма редко. Он уже позвонил на работу сказать, что появится в офисе только ближе к обеду.

– Лия сидела допоздна, чтобы посмотреть, как тебя покажут в вечернем шоу, – сказала Руфь. – Бенджи тоже хотел, но уснул. Дети сами не скажут, но они ужасно тобой гордятся. Практически молятся на тебя. Любое слово из твоих уст для них как Слово Божье.

– Хороший кофе. Какой-то новый?

Руфь покачала головой:

– Это потому, что ты его пьешь не спеша. Ты слышал, что я сказала про Лию и Бенджи?

– Да, и обдумываю. Я тоже ими горжусь. – Он усмехнулся. – А что, сегодня акция «скажи мужу приятное»?

– Думаешь, у меня есть тайная цель? Нет. Разве что… хотелось бы почаще завтракать вместе, как сегодня.

– Я постараюсь.

Интересно, не оттого ли Руфь сегодня так мила, что, как и он сам, чувствует: в последнее время они отдаляются друг от друга – отчасти из-за его равнодушия, отчасти из-за ее собственных загадочных занятий, что бы под ними ни скрывалось. Ним попытался вспомнить, когда они в последний раз занимались сексом. Безуспешно. Выходит, мужчина может потерять интерес к собственной – и весьма привлекательной – жене, но при этом хотеть других женщин? Вероятно, все дело в привычке – плюс жажда новых побед, захвата новых территорий. Тем не менее нужно что-то делать, нельзя совсем махнуть рукой на секс с Руфью. Может, сегодня ночью?..

– Пару раз вчера по телевизору, ты, кажется, рассердился и готов был вспылить, – сказала жена.

– Но не вспылил. Я помню про их дурацкую политику. – Руфи не требовалось объяснять про решение компании проводить умеренную линию – он уже рассказывал ей сразу после совещания, – и она была на его стороне.

– Бердсон пытался тебя спровоцировать.

– Именно. Сукин сын! – Ним поморщился, вспоминая прошедший вечер. – Но у него ничего не вышло.

Дэйви Бердсон, возглавлявший группу потребителей-активистов под названием «свет и сила для народа» (название писалось с маленьких букв для того, чтобы – как говорил Бердсон – «дистанцироваться от капиталистической иерархии»), тоже был в числе участников телешоу. Он отпускал язвительные комментарии в адрес ГСС, приписывая компании самые неблаговидные мотивы, и намекал, что то же самое относится и лично к Ниму Голдману. Не обошел он вниманием и заявление на увеличение тарифов, поданное компанией, – решение по нему должны были принять в ближайшее время. И все же Ниму удалось сохранить самообладание и удержаться в рамках корпоративной политики, как бы ему самому ни хотелось поступить иначе.

– В утренней «Хроникл» пишут, что группа Бердсона вместе с клубом «Секвойя» выступает против строительства в Тунипе.

– Дай посмотреть.

Жена передала ему газету:

– Седьмая страница.

Руфь всегда этим отличалась: каким-то образом ей лучше, чем всем окружающим, удавалось быть в курсе событий. Вот и сейчас она умудрилась изучить содержание «Хроникл-Уэст», пока готовила завтрак. Перелистав страницы, Ним нашел коротенькую заметку – там не говорилось ничего сверх того, что он только что услышал от жены. Зато у него появилась идея, что делать. Теперь ему не терпелось отправиться на работу, и он, допив кофе одним глотком, поднялся с места.

– Вернешься к ужину?

– Постараюсь.

Руфь мягко улыбнулась, и в голове его промелькнули бесчисленные случаи, когда он говорил то же самое, а потом не приходил. В душе – как тогда, в машине, когда он ездил к Ардит, – вновь зашевелилось иррациональное желание: вот бы Руфь не мирилась с этим так легко.

– Почему ты никогда не сердишься на меня? Не устраиваешь скандалов?

– А что, поможет?

Ним пожал плечами, не зная толком, как расценить ее слова – или что на них ответить.

– О, вспомнила, – добавила Руфь. – Вчера звонила мама. Они с папой приглашают нас на ужин в следующую пятницу, вместе с Лией и Бенджи.

Про себя Ним застонал. Бывая у Нойбергеров, родителей Руфи, он неизменно чувствовал себя, будто пришел в синагогу: так старательно они подчеркивали свое еврейство на каждом шагу. Еда – это оговаривалось специально – подавалась исключительно кошерная, а для мясного и молочного была заведена раздельная посуда. Перед трапезой они произносили молитву над хлебом и вином и омывали руки, после трапезы – с величайшей серьезностью возглашали благодарность, которую по восточноевропейскому обычаю называли «беншн». Если за столом подавали мясные блюда, то Лие и Бенджи не разрешали пить молоко, как они привыкли делать дома. А еще звучали намеки – зачастую довольно откровенные, – что Ниму и Руфи тоже стоило бы соблюдать день субботний и иудейские праздники, и восторженные описания бар-мицв, которые посещали Нойбергеры, – вкупе с ожиданиями, что, конечно же, Бенджи пойдет в религиозную школу – хедер, чтобы в тринадцать лет отметить собственную бар-мицву. Дома Ниму приходилось отвечать на вопросы, которыми его засыпали дети, но на которые он пока сам не мог найти ответов.

Руфь в таких случаях неизменно помалкивала, хотя Ним иногда задавался вопросом: что, если ее молчание было знаком согласия с родителями, а не с ним. Пятнадцать лет назад, когда они только поженились, Руфь утверждала, что не придает значения соблюдению еврейских обычаев, – вероятно, так она реагировала на чрезмерную религиозную строгость в родительской семье. Но вдруг она переменила мнение? Что, если внутри ее скрывается традиционная еврейская мамочка, желающая для Лии и Бенджи всего, что предписывает вера ее родителей? В голове всплыли слова, сказанные Руфью несколько минут назад: «Они практически молятся на тебя. Любое слово из твоих уст для них как Слово Божье». Быть может, таким окольным путем она подталкивала его вернуться к вере? Ним всегда знал, что свойственная Руфи мягкость – лишь внешняя, а под ней скрывается по-настоящему сильная натура.

Тем не менее уважительных причин отказываться от приглашения родителей Руфи не было. Жена и так редко его о чем-то просила.

– Хорошо. На следующей неделе я вроде свободен. Как доберусь до офиса, проверю, как у меня с пятницей, и позвоню тебе.

– Не надо, – ответила Руфь после недолгого колебания. – Скажешь вечером.

– Почему?

Она снова замялась.

– Меня не будет дома весь день. Провожу тебя – и пойду.

– А что случилось? Куда ты собираешься?

– По делам, – рассмеялась она. – Ты мне разве докладываешь о каждом своем шаге?

Вот оно. Снова загадки. Ним почувствовал укол ревности и поспешил успокоить себя логическими аргументами: Руфь права, он тоже рассказывал ей далеко не все.

– Ладно, хорошего дня. Увидимся вечером.

В прихожей он обнял ее, и они поцеловались. У нее были мягкие губы, и ощущать близость ее тела под домашним халатиком было приятно. «Что я за дурак? – подумал он. – Сегодня вечером обязательно займусь с ней сексом».