Читать книгу Три века спора о варягах. Летопись и варяги - Дмитрий Верхотуров - Страница 10

Между тем не так трудно показать, что эти самые временщики никакого влияния на формирование Академии наук не оказали. Один из основателей Академии наук – И.Д. Шумахер, выпускник Страсбургского университета, был приглашен на должность библиотекаря в 1714 году еще Петром и работал по его поручению и под его непосредственным руководством. Другой основатель и первый президент Академии наук – лейб-медик Л.Л. Блументрост – был еще теснее связан с Россией. Его отец был лейб-медиком при дворе царя Алексея Михайловича, и Лаврентий Блументрост родился в России. Руководство Академии наук было составлено из приближенных Петра.

Ученые приезжали в Россию не по велению из Петербурга, а по рекомендациям других, обязательно известных ученых. Ю.Х. Копелевич, рассматривая процесс приглашения ученых в Петербург, отмечает: «Судя по сохранившейся переписке, Блументрост и Шумахер не вступали в переговоры с безвестными лицами, которые сами предлагали свою услуги, а продолжали опираться на рекомендации признанных авторитетов»[56].

Один из таких авторитетов, Иоганн Менке, был профессором Лейпцигского университета и издателем журнала «Acta eruditorum», дававшего рецензии на все мало-мальски крупные научные труды, – главного научного журнала в Европе того времени, а с 1708 года официальным саксонским историографом. Он рекомендовал историка И.Х. Коли, который и пригласил с собой в качестве студента Г.Ф. Миллера. Профессор в Галле Христиан Вольф был крупным ученым (профессор университета в Галле, известный философ, физик и математик), но вот политического влияния у него в России не было. Вольф был в 1724 году изгнан из Галле пиетистами, которые в свою очередь имели теснейшие связи с Россией. С конца XVII века в университете в Галле начинает систематически изучаться русский язык, а в середине века три германских университета: Лейпциг, Йена и Галле – становятся центрами изучения русского языка, культуры и истории. Немецкий исследователь Эдуард Винтер называет Галле важным пунктом русско-немецких отношений в XVIII веке, особенно в первой половине столетия[57]. Галльские пиетисты, например, намеревались распространить свое учение на восток, в частности в Россию, и с этой целью поддерживали контакты с императорским лейб-медиком Лаврентием Блюментростом. Вместе с тем в Галле А.Х. Франке и Г.В. Лудольфом был в 1702 году организован Seminarium orientale, который должен был изучать языки и культуру Восточной и Юго-Восточной Европы[58].

Дом Шафирова – первое здание Академии наук (с 1724 года)

Пиетисты поддерживали связи с рядом президентов и вице-президентов коллегий, а центру пиетизма в России – церкви Анненкирхе в Петербурге близ Арсенала – покровительствовал сначала Яков Брюс, а затем фельдмаршал и президент Военной коллегии Бурхардт Миних и граф А.И. Остерман, член Верховного тайного совета[59]. Если бы была верна гипотеза о политической подоплеке формирования Академии наук, то мы бы видели, что рекомендации давал глава пиетистов в Галле, профессор теологического факультета Галльского университета А.Х. Франке. Однако рекомендации давал именно Вольф, и в Петербурге к его конфликту с пиетистами относились сочувственно, предлагали переехать и обещали, что в России церковь не имеет той власти, как в Германии.

Переговорами и приглашениями занимался Даниил Шумахер, которого в феврале 1721 года Петр отправил с разнообразными поручениями в Германию, Голландию, Англию и Францию, которые касались как пополнения библиотеки, так и переговоров с учеными. Эта миссия Шумахера завершилась уже в Петербурге, после обстоятельного рассмотрения Петром результатов поездки, составлением списка ученых, необходимых для открытия нового научного учреждения, а также проекта положения. Уже в 1723 году велись переговоры о переезде, закупке инструментов и книг с французским астрономом Делилем, а также с Христианом Вольфом, в которых он согласился стать посредником в найме ученых. Первый контракт был заключен 1 сентября 1724 года с профессором ботаники И.Х. Буксбаумом[60].

Историческое направление в первом составе Академии наук было сформировано первоначально историком И.Х. Коли из Лейпцигского университета и ориенталистом Теофилом-Зигфридом Байером из Кенигсбергского университета. Байера как знатока древностей и восточных языков порекомендовал Христиан Гольдбах, выпускник юридического факультета Кенигсбергского университета, который 1 сентября 1725 года заключил контракт с Петербургской академией наук в качестве профессора права. Байер, несмотря на плохое состояние здоровья и обременённость семьей, согласился на переезд, 3 октября 1725 года заключил контракт и уже 6 февраля 1726 года прибыл в Петербург[61], через три месяца после начала работы академии. Он остался очень доволен предложенными условиями и писал об этом в феврале 1726 года: «Я получил все, что мне могло понадобиться. Установлен такой порядок, что, если кому-нибудь на что-нибудь требуется, он может об этом заявить и тотчас дается приказ это достать»[62]. Весьма красноречивое свидетельство о том, какое значение придавалось новой Академии наук.

В этом месте уместно сделать предположение, почему Петр решил поступить именно так и поручить работы по русской истории немецким историкам. Во-первых, он желал увековечить свои государственные достижения и сделать их известными по всей Европе. Во-вторых, что более важно для нашей темы, он был недоволен существующей летописной традицией и, вероятно, именно киевским «Синопсисом», объяснявшим название «россов» рассеянием их. Эта трактовка не годилась для политических целей совершенно, в первую очередь по причине своей неблаговидности. «Славный росс» не может выводиться из рассеяния. Петр много занимался военным делом и лично командовал армиями в походах и сражениях, и для него, очевидно, слово «рассеяние» было синонимом поражения и бегства.

Петр ввел название своего государства – Российская империя – 22 октября 1721 года, после победоносной Северной войны, вовсе не для того, чтобы в Европе ее воспринимали как «Рассеянную империю». Ему явно требовалось другое объяснение происхождения названия народа и государства, славное и возвышенное, пригодное для утверждения на европейской политической арене.

Но историки, пробовавшие свои силы в составлении российской истории, с этой задачей явно не справлялись. К тому же путаное происхождение «россов», данное в киевском «Синопсисе», не могло быть принято в Европе, в которой развивалось критическое направление в исторической науке. Требовалось вывести четкое происхождение «россов» от какого-нибудь древнего и славного народа. Ради решения этой важной задачи тратились государственные деньги на приглашение и работу в России видных европейских ученых. По существу, в Академии наук создавался центр развития русской национальной идентичности по замыслу и указу Петра.

Была еще одна задача, очень важная для дальнейшего развития русской национальной идеи, – издание газеты. Андерсон огромное значение придавал национальному языку, книгопечатанию и газетам в формировании национального мировоззрения, выделяя в этом именно газету как средство информации о повседневной жизни нации в целом. По его мнению, образование наций и государств в Новом Свете (как в Северной, так и в Южной Америке) было тесно связано с изданием местных газет, что вело к созданию местных воображаемых сообществ. Он напоминает, что с 1691 по 1820 год издавалось не менее 2120 газет[63], и показывает, как местные газеты, издававшиеся в Каракасе, Буэнос-Айресе или Боготе, содержащие важнейшую информацию о ценах, приходящих в порты кораблях и других событиях, создавали местные сообщества, которые позже приобрели политическую форму[64].

В России процесс развития нации шел аналогичным образом и также использовал газету – «Ведомости», а с 1728 года «Санкт-Петербургские ведомости». Изданием первой российской правительственной газеты занимался Г.Ф. Миллер.

Герхард Фридрих Миллер прибыл в Петербург 5 ноября 1725 года, после обучения в двух германских университетах. Сначала он учился в Риптельском университете, а с 1724 года – в Лейпцигском университете, где слушал курс журналистики Иоганна Менка. В июне 1725 года Миллер получил степень бакалавра. В Академию наук он был зачислен сначала студентом, но очень ненадолго. В 1726 году он стал читать в Академической гимназии курс по латинскому языку, истории и географии. 6 января 1728 года по распоряжению президента Академии наук Лаврентия Блументроста Миллер был произведен в профессоры[65]. Отмечая этот факт, отечественные исследователи крайне удивляются этому и относят на счет козней главы канцелярии Академии наук И.Д. Шумахера: «Шумахер умел отблагодарить своих клевретов. Можно привести пример того же молодого Миллера, который из студентов был, с поблажки Шумахера, произведен сразу в профессоры (чего впоследствии Ломоносов не мог простить ни тому ни другому). Причем произведен, по существу, вопреки мнению старших академиков»[66].

Между тем у Миллера между поступлением в Академию наук и произведением его в профессоры были уже важные заслуги. Дело в том, что в 1728 году в типографию Академии наук было передано, одновременно с переименованием, издание газеты «Санкт-Петербургские ведомости» – первой и главной российской газеты. В свое время, при создании академии, не поскупились на затраты, и академическая типография была на уровне мировых стандартов. Однако глава канцелярии Академии наук Шумахер сам ею управлять не мог и потому быстро выдвинул на это дело Миллера, который обладал большими организаторскими талантами, подготовкой журналиста и явно тяготился преподавательской работой в Академической гимназии. С 1728 года Миллер стал издателем самой крупной и самой главной в России газеты, что резко выдвинуло его среди других членов академии. Кроме исполнения заказа Миллер предложил издавать в качестве приложения к «Ведомостям» журнал «Месячные исторические, генеалогические и географические примечания в Ведомостях». Первые выпуски журнала вышли в том же 1728 году и продолжали издаваться до 1742 года[67]. Наконец, 4 июня 1726 года Миллер представил свою первую научную работу по истории русской литературы[68].

Эти «Примечания» были отмечены в качестве важного достижения в записке профессора Бюльфингера от 27 июля 1730 года, в которой содержалось мнение о Миллере: «Хоть г. Герард Фридрих Мюллер и не читал еще до сих пор в Академическом собрании никаких своих исследований, так как его работы, собственно, к тому и не клонятся, однако же составленные и напечатанные им еженедельные «Примечания» успели дать достаточное представление об его начитанности в области истории, о ловкости его изложения, об его прилежании и об умении пользоваться здешней библиотекой»[69].

Сразу после произведения в профессоры Миллер отправился в заграничную поездку. В числе его поручений были сбыт изданных Академией наук гравюр, приглашение ученых и граверов, а также опровержение разнообразных слухов об академии, которые в изобилии распространились по Европе[70]. Побывав в Лондоне, он удостоился чести быть избранным в Лондонское Королевское общество, одно из главных европейских научных объединений.

Итак, Миллер очень быстро стал в центр развития русской национальной идеи как редактор и издатель главной российской газеты, а также занял видное место в деле развития русского исторического нарратива, распространяемого через приложение к газете. Его роль стала очень политически значимой.