Читать книгу Легенда Арагона - Елена Свиридова - Страница 17

Летний день близился к полудню, однако было довольно прохладно.

Герардо, с улыбкой поглаживая на груди новую добротную рубаху, не замечал ни серых туч, ни застывших вдалеке мрачных скал, ни холодного ветра. За свои девятнадцать лет он ещё никогда не чувствовал себя таким счастливым.

Что было в его прежней жизни?

Его мать, его дорогая мама Мария, сколько он себя помнил, была больна грудной жабой25. С каждым годом она всё больше жаловалась на боль в груди и всё сильнее задыхалась. Ради того, чтобы облегчить её страдания, Герардо узнал лечебные свойства трав, бегая ко всем окрестным знахарям. В их доме всегда стоял смешанный аромат мяты, валерианы, пустырника, шишек хмеля, плодов тмина и фенхеля. Герардо сам научился оказывать помощь матери, и, кто знает, может быть, благодаря именно ему, Мария Рамирес прожила дольше, чем предписывала ей злая судьба.

Своего отца Герардо не помнил. Мария часто плакала по нём – тот погиб при строительстве замка. Нет, не этого замка, который видел Герардо каждый день, а другого, от которого мама убежала, куда глаза глядят, с ним, маленьким, на руках. Мария хотела пересечь границу Теруэля, чтобы даже названия этой провинции Арагона ей не приходилось произносить, она торопилась уйти от горьких воспоминаний в Уэску, но силы оставили её, и Марию с маленьким Герардо приютила одинокая старуха в одной из северных бегетрий Теруэля, где они и прожили до того рокового дня…

Их жизнь проходила в лишениях, пища была скудна. Летом можно было как-то прокормиться – окрестные леса щедро одаривали грибами, ягодами, орехами. Но и только: за убитую птицу или зверя сеньор жестоко наказывал крестьян. Впрочем, Герардо и не помышлял об охоте. Ему было бы жаль прицелиться стрелой в косулю или поставить капкан на тетерева.

Зима приносила с собой много смертей. С ненавистью, стиснув зубы, Герардо наблюдал, как воины под командой управляющего выгребали припрятанный им в сарае урожай с его собственного огорода. Если же он проявлял дерзость и пытался защитить себя и мать от бессовестного грабежа, то его жестоко били плетью на месте, не выходя со двора. И били с особым пристрастием, ожидая, когда же дерзкий мальчишка закричит от боли. Но Герардо молчал, боясь напугать своим криком маму Марию, и очень жалел в такие минуты, что его отец мёртв и не может за него вступиться. Мальчик крепко зажмуривался и повторял про себя: «Герардо Рамирес, я назван твоим именем, посмотри на меня с Неба и попроси Господа Иисуса Христа послать мне столько же сил, сколько их было у тебя…»

Но нашёлся однажды добрый человек, который вступился за него, усовестив воинов, избивавших ребёнка. Это был их сосед Педро, по прозвищу Дровосек. У Педро была большая семья, и после поборов управляющего он зарабатывал тем, что рубил дрова и возил их по деревне, обменивая на ещё уцелевшие в крестьянских дворах продукты.

К тому же Педро Дровосек был отличным плотником, и Герардо, всей душой привязавшийся к этому большому доброму человеку, быстро постигал искусство умелого обращения с топором. Педро любил смышленого мальчика не меньше, чем своих сыновей, помогая Герардо и его больной матери всем, чем только мог.

Не раз обращая полный ненависти взор в сторону замка, Герардо не знал, что вскоре будет с радостью прибегать к его воротам и просить уже знакомых стражников впустить его.

Это случилось после знакомства с удивительным человеком, которого в деревне уважительно величали Маэстро Антонио.

Герардо тогда было лет двенадцать. Он разводил огонь в очаге своей хижины, а мама Мария собиралась заняться стряпнёй, как вдруг в дверь постучали, и на пороге возник коренастый человек в камзоле. По понятиям Герардо, камзол мог носить только сеньор, и он во все глаза уставился на незнакомца, прятавшего улыбку в маленькой аккуратной бородке.

Мать засуетилась, не зная, куда посадить гостя, и всё повторяла: «Маэстро Антонио, ну что это Вы, зачем?»

Ласково улыбаясь, гость протянул Марии большой свёрток, в котором оказалась зажаренная, дурманящая невероятно аппетитным запахом куропатка. А потом достал из внутреннего кармана камзола небольшую вещь, похожую на шкатулку, и вложил её в руки оробевшего Герардо со словами: «Это старая книга, в ней много рисунков, посмотри их, сынок, они должны тебе понравиться».

…Книга… Сынок… Эти слова глубоко запали в душу мальчика, так глубоко, что он уже не смог с ними расстаться даже тогда, когда закончилась грустная история Маэстро Антонио и мамы Марии, собиравшихся пожениться, но не получивших на это согласие от сеньора.

Антонио, который был воспитателем и учителем сыновей сеньора, строго запретили покидать замок, но Герардо сумел подружиться со стражниками, и те втайне от сеньора впускали мальчика и позволяли ему видеться и беседовать с Маэстро.

Герардо жадно впитывал всё, о чём рассказывал Антонио, попросил обучить его грамоте, а потом книга за книгой постигал все науки, в которых был силён его учитель. Антонио закончил Кордовский университет: сеньоры хотели иметь в замке собственного учителя, чтобы их дети были знакомы с науками. Но уроки с великовозрастными лентяями были Антонио в тягость. Он восхищался жаждой знаний черноглазого мальчика, сына крестьянки, его необыкновенной памятью и сообразительностью.

Уже к шестнадцати годам Герардо прекрасно разбирался в медицине, математике, военном деле, строительстве и даже в музыке и танцах.

Потом от теории они перешли к практике, и Герардо научился владеть мечом, стал прекрасным наездником, по памяти составлял сложные мази для лечения больных, мог безупречно сложить печь и легко двигался в танце под щёлканье пальцев и похлопывания в ладоши своего обожаемого учителя.

– Вот кому бы стать нашим сеньором, – не раз говорил о нём Антонио. – Его речь и манеры так изысканны, что я иногда пугаюсь за его будущее…

Однако о своём будущем Герардо не думал, он жил в каком-то другом, огромном мире, наполненном красками, звуками, предметами, формулами, о существовании которого никто из окружающих даже не догадывался.

Но пришёл человек… нет, не человек, Дьявол, и он безжалостно разлучил Герардо с Маэстро Антонио. Прежний сеньор не интересовался ничем, кроме кутежей и охоты, а этому до всего было дело, до каждой мелочи в жизни слуг и крестьян.

Вспоминая об этом, Герардо незаметно для себя остановился, и его память воскресила всё, что произошло в тот день, с которого начались его несчастья.

Он смотрел куда-то в низко нависшие тучи, но видел лишь ненавистное ему лицо: чёрные брови, чёрные усы, чёрные мёртвые глаза, нос с горбинкой и совершенно белые волосы. Этот человек поднял руку на Маэстро Антонио за то, что тот имел дерзость воспитать простого крестьянского юношу так, как положено воспитывать лишь молодых сеньоров.

Разве мог Герардо оставаться в стороне, видя, как высокородный негодяй бьёт по щекам учителя! Да он не сделал ничего такого, просто оттолкнул Бланко и заслонил собою Маэстро Антонио, хотя ему очень хотелось влепить сеньору ответную пощёчину…

Потом долгие четыре недели он провёл в подземелье, где наслушался криков и стонов плачущих, воплей женщин, напуганных крысами, хриплого кашля простуженных… А выйдя, узнал, что у мамы Марии отнялись ноги и речь, – так она переживала о нём.

И тогда он решил убить врага. Помешала сеньора… Будь они прокляты оба, сеньор и сеньора дель Гуарда, седовласый Дьявол и молодая распутница…

Герардо очнулся, заметил, что стоит посреди дороги и смотрит на высокие стены замка.

– Маэстро Антонио, – произнёс он вслух. – Вы говорили, что сеньоры бывают разными, а я, честно говоря, не очень-то верил этому. Сеньор есть сеньор!.. Но теперь вижу, что Вы были правы. Простите великодушно. Слышите, Маэстро Антонио, я вернусь, чтобы забрать Вас сюда. Здесь совсем другая жизнь, – он мечтательно улыбнулся, любуясь витражами Главной башни, и вдруг подумал: «Может быть, это её окна, вон те, где хорошо видна Пресвятая Дева Мария?» Но, упрямо тряхнув головой, даже мысленно не решился повторить её имя и, повернувшись в сторону деревни, ускорил шаги.

Пока в замке для него подбирали одежду и обувь, управляющий Диего Санчес и Пабло Лопес уже хлопотали в деревне о его жилище, и Герардо не терпелось посмотреть, какое место ему отвёл сеньор дон Эрнесто де Ла Роса.

Отсюда, с высоты дороги, ещё не спустившейся к деревне, Герардо видел возле лесной опушки какое-то оживление. «Наверно, там, – подумал он. – Но почему так много людей?»

И вдруг он заметил женщину в чёрном, только что тяжело поднявшуюся с придорожного камня. Несомненно, это была та самая ворожея, которая не так давно, утром, кланялась ему с большого валуна в горах.

Герардо невольно содрогнулся, увидев её обезображенное старостью лицо. Но, взглянув прямо в глаза женщины, он почувствовал в них большую теплоту, которая тотчас отозвалась в его сердце и во всём его существе, наполняя его какой-то доброй радостью и покоем.

– Добрый день, madre, – первым поздоровался он и почтительно склонил голову.

– Доброго Вам дня, сеньор, и хорошего вечера, и мирной ночи, и пусть будет так всегда.

– Я не сеньор, madre, – засмеялся юноша. – Я просто Герардо Рамирес.

– Герардо Рамирес? – повторила ворожея, внимательно и цепко глядя в его лицо, и покачала головой. – Нет, это не Ваше имя, сеньор. Сейчас это мёртвое имя.

Холодок пробежал по спине Герардо. Подумав, стоит ли продолжать разговор с явно сумасшедшей старухой, он всё же решил ответить:

– Так звали моего отца. Вы правы, madre: он и впрямь умер, но я-то живой! И я тоже Герардо Рамирес.

– Пусть будет так, пусть будет так, – быстро пробормотала Безумная Хуана и вдруг закричала, хватая его за руку и поворачивая лицом к замку: – Смотри! Смотри! Ты видишь, как по этим стенам течёт кровь?! Они все залиты кровью! А над башнями тень, тень от руки Дьявола! И Господь Иисус не видит тех, кто живёт сейчас за стенами замка Ла Роса, но ты поможешь Ему увидеть, и Он не оставит нас своей милостью. Ты пришёл, Герардо Рамирес, и пусть тебя зовут совсем не так, как ты думаешь, всему свой черёд. Придёт время, и ты обо всём узнаешь, но ты сильный, чтобы выдержать правду, ты наделён силой самим Господом. Раз ты пришёл, мне теперь не страшно умереть, Господь Иисус успокоил мою душу, – закончила Хуана торжественно, глядя в растерянное лицо юноши сияющими радостью глазами.

– Право, madre… – пробормотал Герардо, но она, вытянув руку, приложила к его губам сухонькую ладонь и сказала так просто и устало, что Герардо вдруг поверил ей:

– Я вижу: ты думаешь, что перед тобой лишённая ума старуха. Я не обижаюсь. Ты только помни о том, что пришёл спасти нас, и всегда поступай по законам своего сердца и своего разума, а я… буду стараться помогать тебе. Не бойся меня, сынок. Иди ко мне и с радостью, и с огорчением.

– Спасибо, madre, – тихо проговорил Герардо. Он не запомнил всего, о чём говорила старая женщина, но понял, что перед ним настоящая ворожея, которая знает прошлое и видит будущее, и что это добрая ворожея, желающая отвести пока неизвестную никому беду от людей, которые ей дороги, может быть, как раз от сеньоров Ла Роса, раз уж она говорит такие страшные вещи о замке.

– Да, да, лучше не спрашивай ни о чём, – вдруг сказала Безумная Хуана, и Герардо в изумлении замер: в эту минуту он как раз подумал о том, что не будет спрашивать ворожею о своей судьбе, потому что привык решать жизненные задачи сам. – Я и так много болтаю, – продолжала старуха, – как бы Господь Иисус не рассердился на меня… Время придёт. Придёт! Ты всё преодолеешь, Герардо Рамирес. А теперь иди, тебя ведёт Судьба. И помни: я помогу тебе и в радости, и в горе! – крикнула она уже вслед ему.