Читать книгу Обручник. Книга третья. Изгой - Евгений Кулькин - Страница 46

Это было, как некогда сказано Мардасом, более чем слышно.

Сталин смотрел только на снимки и ждал, когда принесут перевод.

На фотографиях же – на одной – было известное полотно Репина «Бурлаки на Волге».

А ниже – в такой же композиции, – опутанные лямками бабы, которые волокли за собой плуг.

Рядом мельтешил Бухарин. Который, собственно, и подсунул Сталину эту, кажется, американскую, газету.

– В оригинальности им не откажешь, – в который раз повторял Николай Иванович.

Сталин гибельно молчал.

Кажется, в одной из тех, баб что тащили плуг, он видел свою мать. Именно у нее на плече сидел грач. Наверно, птицу все же подрисовали. Но все равно она впечатляла.

– Что ни говори, – продолжал бубнить Бухарин, – а за последние годы обезлошадила Россия.

Сталина резанули два слова.

Во-первых, «Россия».

Вроде за это время не появился СССР.

Будто Бухарин смотрел на то, что творилось в стране из иного, милого его сердцу, мира, в тот мир, что если не был ему враждебен, то наверняка неприятен.

Вторым словом было – «обезлошадила».

Вроде что-то понимал он в этой грустной формулировке.

– Я бы, конечно, – говорил Николай Иванович, – мог бы перевести и сам. Но опасаюсь неточностей.

И «опасаюсь» – тоже было не из лексикона Бухарина.

И потому оно тоже зацепило Сталина.

Наконец перевод принесли.

Это сделал такой же непоседливый, как Бухарин, человек.

Воздев газету над головой, он походил по кабинету, повторяя:

– Ну и уели!

«У, – повторил про себя Сталин, – ели».

И вдруг мстительно добавилось: «Вот вздернуть бы тебя на ту самую ель!»

Его почему-то раздражало все.

Даже запах типографской краски, что едва источала газета.

Текстом, что расположился под фотографиями, были стихи:

Потом проскочила строчка из нот.

Наверно, напоминающая какую-то песню.

А ниже стояло:

«У русских говорится, – была сама подпись под клише, – «чужую беду – руками разведу». И – развели. Своих баб послали в кремлевские квартиры, а российских впрягли в плуг.

И на лицах тех, кто пашут написано:

«Вот окончим деляну, пойдем руководить страной. Чем мы хуже кухарок?»

Сталин нервно закурил. На этот раз папиросу.

– Какие наглецы! – фальшиво возмущался за его спиной Бухарин, через плечо читая то, что сопровождало снимки.

«Но публикации у нас не бывают без «изюминки», – далее было написано в тексте.

И таковой на этот раз был вопрос: «Почему эти два шедевра сошлись на одной полосе?» Как вы поняли, на несжатой. (Шутка!)

Так вот в следующем номере мы опубликуем имена тех, кто правильно ответит на этот вопрос».

– Не догадываетесь, о чем речь? – спросил переводчик, словно его пригласили сюда в том числе и для посредничества.

– Разберемся, – буркнул Сталин.

А Рыков предположил:

– Возможно, на этой основе хотят создать целую галерею работ, чернящих Россию.

«Опять – Россию!»

Сталин глянул на него ощуро и неприкаянно.

Переводчик же, полистав другие газеты этого же издания, выудил одну, частично порванную страницу.

«Правильный ответ прислал нам из Калифорнии Дэвид Кропоткин».

«Неужто наш?» – пронеслось в сознании Сталина.

«Так вот мистер Кропоткин считает, что очень скоро шедевр живописи, коим являются «Бурлаки на Волге», перекочует в один из наших национальных музеев в обмен на трактора. На наши знаменитые «фордзоны».

– Вот мерзавцы! – вскричал Бухарин. – Ведь все подстроили.

А у Сталина вдруг сошла с лица хмурь, что угнетала его все последнее время.

И он улыбнулся.

– А вообще, остроумно! – подхватил, уловив изменение в настроении вождя, Бухарин.

– Пошлите им телеграмму с благодарностью, – сказал Сталин.

И через очередную прищурку, пояснил:

– Они показали, что шедевры искусства негоже менять на довольно примитивную технику. И угадали, впрягши женщин в плуг, что индустриализация – наша наипервейшая задача.

Так что тракторы у нас, товарищи, года через два-три будут свои. И не чета американским.