Читать книгу Полоса отчуждения - Евгений Кулькин - Страница 25
Полоса отчуждения, или Двоюродная слава
роман
Глава первая
22
Оглавление– Правда, настоящее Мирозданье? – продышала ему в затылок дама, которая ехала на заднем сиденье.
С Дар-горы город действительно, казалось, утопал в хаотичной звездности. И женщина вдруг стала читать стихи:
Какая безмерная радость
На город смотреть родной,
Когда, под тоской извиваясь,
Он корчится в неге ночной.
Она сделала паузу и спросила:
– Правда здорово сказано?
Он на всякий случай угукнул, хотя, если честно, совсем не разбирался в поэзии.
Даже в классике.
Например, ничего особенного не видел в строке, по которой все буквально сходят с ума: «Я помню чудное мгновенье».
Ну и где тут чего-то аховое?
А женщина продолжала:
– На этой земле просто нельзя плохо писать.
И опять он это подтвердил терпеливым кивком.
Даму он вез на автовокзал из Красноармейска.
И уже перед тем как повернуть к автовокзалу, женщина попросила:
– Давайте еще съездим в одно место.
И назвала адрес.
Они долго стояли в коробке, окруженной девятиэтажками.
Свет ни в одном окне не горел.
Но женщина смотрела куда-то вверх и, словно по ее заклинанию или просто по желанию, там осветился один лоджиевый пролет.
И она, как молитву, стала читать:
Когда безнадежная радость
Настигнет тебя в ночи,
Пойми нашей мерзости сладость
И выброси к счастью ключи.
Потом она тронула его за плечо.
– Поехали, – сказала убитым усталостью голосом.
Максим впервые встретил такую одержимость, что ли.
И стихи, которые женщина читала, ничего особенного из себя не представляли.
Но вот втемяшила она себе, что написавший их чуть ли не гений.
И это, видимо, под окнами его квартиры она почти час плодила надежду, разбавленную ее вздохами.
Дома его ждала все та же незамаскированная усмешка жены. И допрос, как он провел свою рабочую ночь.
И Максим рассказал Вере о той сумасшедшей женщине, которая его так удивила.
– Значит, она продолжает жить лирической жизнью, – мечтательно произнесла Вера и вдруг призналась: – В юности мне нравился мальчик, который явно отличался от всех. Хотя я до сих пор не знаю, почему каждое слово, им оброненное, заходило в душу. Хотя он хребтился перепахать русскую жизнь. Подчинить себе основы национального бытия. И я стала за ним, как говорили раньше, бегать. Пока он мне однажды не сказал: «Если ты пустая мечтательница, то не делай умным лицо».
Она вздохнула.
– Я страх как тогда обиделась. А он добавил: «Русское самосознание – это не великосветский салон, а каменоломня, где добывают мозоли».
Она опять вздохнула.
– И тогда мне стало понятно новое положение жизни, которое порождает массу хлопот, ибо заставляет – к сроку – продемонстрировать свое русское мирочувствие. Ибо книга мистической страны начиналась с начитанности. И именно в этом и превзошел меня мой ровесник, в итоге оказавшийся пустым человеком.
И Максим впервые подумал: а каким же ей видится он? Не иначе как дремучим оболтусом.