Читать книгу Полоса отчуждения - Евгений Кулькин - Страница 35

Везет клиента из Дубовки в город, родственника тот туда ездил хоронить. И вот его рассказ.

– Вот сейчас только и говорят, что о земле. Кто требует ее продавать, кто так давать. Но никто словом не обмолвился, а кто же на ней будет работать? – Он замолчал и – через небольшую задумчивость – продолжил: – Я этак лет тридцать имел касательство к сельскому хозяйству. Уточню: у меня было пять районов. И вот за все эти годы я могу наскрести шесть-семь человек, которым бы без зазрения совести отдал бы землю. И не только даром, даже с придачей.

Потому что эти люди смогут за ней ухаживать, как за родным человеком. А остальные все только пребывали на этой земле. Есть возможность ее поуродовать, без всяких угрызений поуродуют. И даже не лень им делать все как надо. Просто нет больноты души: подумаешь – земля!

– Ну и кто же тогда нас кормить будет? – наконец встрял Максим в его монолог. – Если на земле работников раз-два и обчелся?

– Да кормильцев у нас много.

– Кто, например?

– Фермеры США и Канады.

– За морем телушка – полушка…

– Правильно, но зато без хлопот. А то ведь наш-то фермер, чего доброго, озвереет и пойдет производить столько, что полки магазинов пообломятся. А что тогда делать тем, кто сейчас руководит, так сказать, процессом?

– Значит, с раздачей земли мы торопимся?

– Безусловно. Надо дать полную свободу колхозам и совхозам, и они нашу страну завалят едой. Сво-бо-ду, – он в разрядку повторил это слово, – а не пародию на нее, как мы все время делаем.

Он вышел у той конторы, которая последнее время звалась «Агропром», а сейчас, кажется, – в который уж раз – поменяла свою кличку. И, видимо, внутрь этого заведения, а может, только внутрь себя унес он тот спор, который, коли Максим бы противоречил, легко бы завел с ним. Но поскольку Максим не задирался, он и высказал все то, что наболело, в довольно пресной прозаической форме.

Было начало рабочего дня.

И в здание «Агропрома» слеталась всевозможная руководящая и обслуживающая ее челядь. И почти все сотрудники сытненькие, женщины гладенькие, разряженные, словно идут не на работу, а в театр.

И всех-то их надо братьям-крестьянам прокормить, во имя того, чтобы было кому сказать им, когда и что сеять, что в какой последовательности жать и убирать. А иначе, как они сообразят, что им на земле делать?

Уехал Максим почему-то грустным.