Читать книгу Твердь. Альтернативный взгляд на историю средних веков - Галина Колесник - Страница 10

…Чёрная, безмолвная река коридора, уплывая, терялась во мраке. Остывали настенные канделябры. Огонь засыпал. И бронза темнела…

Тишина нашёптывала нечто бредовое и лёгкое… И голова кружилась… Тсс…

Но нет!

Высоко под потолком, и ещё выше, – над каменной кладкой последнего этажа родился первый утренний звук! И было в нём что-то глубокое и протяжное, – сравнимое, разве, что, со стоном, – и стоном на выдохе! Затем последовал шорох, – и всё смолкло… Но внезапно, опять уже заскрипело, занедужилось, – и ухнуло гулко, как оборвалось: дверь закрыли! Шорох возобновился, и быстро стал удаляться…

И уже с другого конца коридора, барабанной дробью сорвались вниз ступени! И зазвучал совсем близко глухой, утомлённый властью голос, – «Приговор привести в исполнение!»

Снова грянула барабанная дробь!

Топор взлетел!

И солнце погасло…

Небо опрокинулось… Коридор качнулся, – и ушёл в сторону; разворачивая под ноги идущим узкое крыло поворота…

Альберт ударился плечом о каменный выступ стены, – и открыл глаза.

«А!», – весело говорил Эрвин, оборачиваясь назад, – «Прекрасная мысль, малыш; поговорить с Гедериком! Прекрасная мысль!»

«Мм!», – морщась, бормотал Альберт, – «Мысль! Мысль!»

«Вот, вот!», – чутко прислушиваясь к сонному голосу друга, язвительно замечал Эрвин, – «Вот растянешься посреди коридора, – и прислуга весь день будет о тебя спотыкаться!»

«Угу…», – бездумно шептал Альберт и, покачиваясь в благодушной дрёме, уже наблюдал: идущую прямо на него Мадлену с подносом, – а на подносе; вишнёвый пудинг!

Альберт радостно смеялся.

Картинка «тревожилась», начинала таять, и… уплывала.

А в пришедшей на смену первой, почему-то, не было ни Мадлены, ни её подноса, – да и сам он уже лежал поперёк коридора, в вишнёвом пудинге с головы до ног.…И был безутешен…

«Пришли!», – голос Эрвина вынырнул из каких-то невообразимых глубин и, приблизившись, рявкнул над самым ухом, – «Альберт! Проснись!»

«Я не сплю! Не сплю!», – Альберт встряхнул головой и, словно в подтверждение своих слов отчаянно зевнул.

«Не знаю, чего и ждать», – с тревожной усмешкой, поглядывая в сторону покоев брата, заговорил Эрвин, – «Боюсь, как бы за ночь Гедерик не заменил «мою» плаху четвертованием, или…», – он щёлкнул пальцами и заговорщески подмигнул Альберту, – «Сожжением на костре, а!?»

Альберт вздрогнул.

«Сожжением!», – с чувством повторил Эрвин, и лицо его внезапно озарилось трепетным внутренним пламенем, и голос его был голосом Величайшего!…

И было сказано, – «Сын ОГНЯ, – ОГНЁМ жив! ОГНЁМ бессмертен! Ибо ОН сам есть ОГОНЬ!»

«Да будет!», – прошептал Альберт, и глаза его засветились необычайно…

«Да будет!», – эхом вторил Эрвин, и заключил друга в объятия…

…………………………………………………………………………………………..

…На стук никто не отозвался. Эрвин попробовал ещё раз, – более требовательно, более громко. И прислушался…

Тишина за дверью сгустилась, и одним толчком вернула обратно чужеродный звук! Что-то несильно ударило в грудь. Дыхание сорвалось. Эрвин зажмурился и отступил.…Из под закрытой двери потянуло холодком и предчувствием Беды…

Запах Тлена и Скорби приблизился, и Эрвин ощутил Само Присутствие Смерти!

И он понял, что опоздал…

…………………………………………………………………………………………..

Альберт, не смея пошевелиться, издалека наблюдал за Хепберном.

Всего лишь несколько шагов отделяло их друг от друга.

Но ЕДИНЕНИЕ уже ВЕРШИЛОСЬ!

И он ЗНАЛ это! И ЗНАНИЕ обязывало его СЕРДЦЕ быть более Чутким! Более ОТЗЫВЧИВЫМ! Более МИЛОСЕРДНЫМ!

«ВЕЛИКАЯ СИЛА ПЕРЕРОЖДЕНИЯ!», – сладкие, сладкие слова!

Долгожданные!

Выстраданные, – не одним днём!

…………………………………………………………………………………………

И тут дверь в покои Гедерика начала приоткрываться…

Тяжело и медленно, и ровно настолько, чтобы мог пройти человек…

Эрвин сделал шаг и вошёл. Дверь закрылась за его спиной,… и Альберт остался один…

Но сейчас, наедине с собой, вспоминая и переживая всё происшедшее с ним накануне, Альберт вдруг отчётливо понял, – что больше не одинок!

Бурное течение минувшей ночи он сравнивал со стремительным речным потоком, взнузданным непогодой! Но гроза минула, унося за собой последний мусор… Песок осел на дно.…И мутные воды очистились!

И отразившись в них многократно, преображённый Альберт с удивлением осознал, что прежние его страхи, – надуманы! Одиночество, – иллюзорно! А боль давно изжила себя, и превратилась в трухлявый пень…

Альберт облегчённо рассмеялся, и от всего сердца наподдал по нему!

Тьма развалилась!

И снова песок осел на дно…

И во второй раз очистились воды!

И предстал перед ним, блистая чистотой первозданной, – Великий Кристалл Времени!

И взирая на него, изумлённый Альберт увидел, – что каждая, из бесчисленных граней этого Божественного творения отображая, возвращает его памяти все минувшие события.

Альберт затаил дыхание и, подчиняясь какому-то внутреннему наитию, – сделал шаг и вошёл в одну из граней…

…………………………………………………………………………………………..

«Здесь темно. Как-то странно, и очень темно», – стараясь хоть что-то разглядеть в полнейшем мраке, бормотал Альберт, – «Куда же меня занесло? Что это за место?»

«Чистилище!», – тоненько взвизгнул над самым ухом невидимый голос.

И тотчас дымное небо разверзлось под Альбертом, – и Земля распахнула навстречу ему свои объятия…

…………………………………………………………………………………………..

В следующее мгновение он и очутился там, внизу, – в самом, что ни на есть чреве неведомой кровавой бойни!

….. Горящая деревня, и всадники в коротких плащах, в волчьих нагрудниках!

Гортанные крики! Глаза, налитые кровью! А лиц нет…

Метались меж ними же, кричали люди! Тьма смыкала круг! И мечи вновь, и вновь обагряли солнце…

Что-то тёмное накрыло Альберта с головой. Альберт обернулся и вскрикнул. И в тот же миг СКВОЗЬ НЕГО во весь опор пронёсся бородатый всадник с оскаленной мордой! Альберт закричал! Конь захрапел и встал на дыбы! И бородатый, уже рыча ругательства, хлестал коня плетью и разворачивал!

«Безумец! Безумец!» – застонал Альберт, и растерянно оглянулся, ища спасения. И увидел, словно в полусне, как клубится, приближаясь к деревне, – сверкающее облако пыли.… И как плывут над ним белые штандарты под белым солнцем…

Бородач, привстав в стременах, зыркнул в сторону дороги, и что-то хрипло прокричав своим «сотоварищам», выхватил меч и понёсся прямо на Альберта.

Альберт окоченел от ужаса. Колени его подкосились, и он, испустив полный отчаянья вопль, без памяти рухнул на дорогу…

Смерть пронеслась над ним трижды!

И трижды скрестились мечи над его головой!

И трижды окрасилось кровью полуденное солнце…

…Обезглавленное тело Безумного Фридриха сползло наземь. И Альберт открыл глаза…

«Спасён…», – мысль, с которой надо было ещё свыкнуться, но у Альберта сейчас на это не было ни сил, ни времени. Он поднялся с земли и обернулся, ища глазами своего Спасителя.… И увидел Эрвина.

…………………………………………………………………………………………..

Эрвин склонился с седла, разглядывая поверженного врага. В пыли лошадиных копыт перекатывалась мёртвая голова… Предводитель галлимандийцев бесформенной кучей лежал на траве…

А перед ВСЕМ ЭТИМ, – спиной к трупу стоял… Альберт.

«Господи! Господи милосердный! Как же так? Ведь Эрвин смотрит на Фридриха! Безусловно, на Фридриха! Но смотрит СКВОЗЬ меня!!!» – ошалело, тараща глаза на друга, бормотал Альберт.

И оборачиваясь к обезглавленному бородачу – и к Эрвину, к бородачу – и к Эрвину, – вновь и вновь убеждался в своей правоте.… И пятясь от мертвеца, в бессильной ярости молотил кулаками по тяжёлым железным наколенникам Юного Рыцаря, – словно по воздуху!!!…

Вороной испуганно всхрапывал, прядал ушами, и пятился от Альберта…

Эрвин опускал поводья, успокаивая, – оглаживал коня, приникал губами к уху красавца-вороного, шептал заветно, загадочно, – «Легард! Легард, табу!»

И снова выпрямляясь в седле, ладонью откидывал со лба непослушную смоляную прядь. И смеялся!…

Карл любовался сыном. Карл подъезжал поближе. Кивал на Альберта. Улыбался. Хлопал Эрвина по плечу, и показывал большой палец!

Откуда-то сбоку выныривал Мишель на рыжем жеребце. Оборачивался к Альберту. Глаза его округлялись. Он прищёлкивал языком, восклицал, – «Оля-ля!!!», – и обменивался с Эрвином рукопожатием…

Призывно протрубил рог, – и троица, один за другим, проскакала СКВОЗЬ Альберта, догоняя разбегавшихся варваров.… И уже на окраине деревни снова вскипел бой… Альберт тяжко вздохнул, и побежал следом…

«НЕВИДИМ и НЕСЛЫШИМ! НЕВИДИМ и НЕСЛЫШИМ!» – шептал он с горечью.

…Казалось, – даже непримятая трава смеётся за его спиной…

«И не ОСЯЗАЕМ!» – язвительно подытожил внутренний голос.

«И не ОСЯЗАЕМ…» – согласился с ним Альберт. И успокоился…

Ноги сами несли его к маленькой хижине, стоящей особняком от остальных, и ещё не тронутой огнём. Ветер гнал на Альберта пучки горящей соломы. Дым лишал зрения, и Альберт уже пробирался вслепую, полагаясь только на своё внутреннее чутьё. А когда впереди забрезжил свет, и дымный занавес уполз в сторону, – Альберт понял, что пришёл…

У самых ног, пригвождённая вилами к земле, лежала молодая босоногая женщина…

ПАМЯТЬ отворила ВРАТА, – и боль затопила его осиротевшее маленькое сердце. «Мама…» – прошептал Альберт, опускаясь рядом с убитой, – « Мама, я вернулся…»

Топот копыт за спиной напомнил ему о действительности. С горящим факелом, воровато озираясь, к хижине мчался всадник. Словно в каком-то далёком, кошмарном сне, Альберт увидел, как огонь лизнул солому, язычки пламени побежали в разные стороны, – и кровля заполыхала! Разбойник снова оглянулся, и не спеша повернул лошадь к лесу…

Сжимая в руке камень, Альберт, тяжело дыша поднялся с земли. И замер… Тепло и невесомость предмета показались ему странными… Он разжал кулак, и изумлённо вскрикнул. На ладони лежала маленькая деревянная лошадка. Детская игрушка… И не успел Альберт опять «уплыть» в воспоминания, как тишину разорвал пронзительный детский плач. В пылающей хижине кричал ребёнок!

Альберт заметался по двору, не зная, как поступить; позвать на помощь, или спасать ребёнка самому?! В его положении ни то, ни другое, не представлялось ему возможным…

«Проскочу СКВОЗЬ стену!» – внезапно озарило Альберта, – «Как же я мог забыть!»

ЧТО-ТО отшвырнуло его назад! И это неведомое ЧТО-ТО, – заставило его понять; способность проходить СКВОЗЬ временно утрачена!

«Просто открою!» – разозлился Альберт, и схватил дверную петлю…

Земля притянула его к себе с такой силой, что голова загудела от удара!

Дверь не хотела его впускать…

Дверь ждала кого-то другого…

Альберт беспомощно оглянулся назад и закричал…

…………………………………………………………………………………………..

Двое подъехали к колодцу и спешились…

«Всё кончено!» – хвастливо смеясь, Мишель спрыгивал на землю, – «Ни один негодяй не ушёл!»

Эрвин хмурился, покусывая губы, и молчал.

«Эй!» – Мишель удивлённо тронул его за плечо, – «Что с тобой?»

Эрвин развернулся, и схватив друга за грудки, резко встряхнул его. «Чему ты радуешься!?» – дрожа, словно в лихорадке, хрипел он, – «Вся деревня сожжена! Никто не спасся!»

«Отпусти…» – Мишель отвёл глаза, и Эрвин разжал пальцы…

«Ну, ты, Зевс-громовержец!» – отправляя ведро в колодец, буркнул Мишель, – «Чуть было…»

«Ты слышал!?» – перебил его Эрвин, озираясь по сторонам.

«Ничего не слышал…» – Мишель поставил деревянную бадью на край сруба, и надолго припал к воде…

«Ребёнок плачет…» – удивлённо пробормотал Эрвин, останавливая взгляд на охваченной огнём хижине, – «И меня?… И меня зовут!».

Мишель поперхнулся, и уронил бадью на землю. Обиженный плетью, Легард взвился на дыбы!

…И там, где ещё минуту назад стоял Эрвин, – медленно таяло облачко пыли…

Вороной шарахнулся от огня, и Эрвин, спрыгивая на землю, хлопнул коня по крупу, отправляя назад…

Зная, что делает, – Альберт повернулся от хижины, и кинулся наперерез Эрвину…

Тепло обволокло его грудь, и Альберт, почувствовав, что более не будет отвергнут, благодарно заплакал…

…Эрвин споткнулся на ровном месте, и на миг замер, осторожно ощупывая себя…

«ЗАЧЕМ!?» – строго спросил его внутренний страж ПРИШЕЛЬЦА.

«СПАСТИ АЛЬБЕРТА!» – ответил тот смиренно, и вздохнул…

…………………………………………………………………………………………..

В лицо плеснуло водой, и Альберт открыл глаза…

Незавершённая луна плыла над полуночным лугом, над спокойной Зале, над его головой. Волна покачивала тело, иногда, набегая вспять, поворачивала труп, – то влево, то вправо, – словно рассматривая чужака… и унося его всё дальше и дальше в его последней ночи…

Ухнул филин. Труп подбросило на перекате! И луна брызнула в разные стороны!

«Бартоломео!» – ослеплённый страшной догадкой, Альберт отчаянно бился внутри сужающегося пространства, – «Бартоломео! Отпусти!!!»

Плотно сжатые губы италийца вернули его слова обратно…

Окоченение уже началось, – делая недвижимым и тело Альберта…

Но кто-то, там, наверху, – кто-то более праведный, более справедливый, шепнул долгожданное, – «РАНО!»… И отпустило…

Альберт открыл глаза, и увидел Бартоломео. Мёртвый италиец сидел на границе перехода в мир иной, смотрел на Альберта, и словно чего-то ждал…

«Только не уходи! Только не уходи!» – молил его Альберт, и уже, помогая себе руками, тащил своё непослушное тело к спасительной границе…

И покаянно опустившись на колени рядом с убитым, тихо вымолвил то, единственное, что дало бы ему шанс до конца остаться ЧЕЛОВЕКОМ… – «Прости…»

Холодная ладонь италийца коснулась его лба, и упала в сердце…

Альберт испуганно замер, а Бартоломео поднялся, отряхнул шляпу и, более не оборачиваясь назад, – растворился в ночи…

И уже донеслось до Альберта, словно в полусне, его тихое, заветное, – «Прощаю».

…………………………………………………………………………………………..

Дышать было трудно, неимоверно трудно… При каждом новом вдохе, в сердце словно втыкали тупую иглу… Одеяло сползло, – и, может поэтому, знобило…

Чтобы хоть как-то согреться, Альберт попытался подтянуть колени к подбородку, – и застонал… Сведённые параличом ноги, не слушались…

Закусив от напряжения губы, Альберт на ощупь дотянулся до края одеяла и, рванув его на себя, упал в подушки, обливаясь потом.

Игла снова вошла в сердце и, отравленное ею, сердце теперь уже источало адскую боль, боль невыносимую! В затуманенной голове Альберта родилось что-то, вроде, – «Я умер!», и «Бартоломео не простил!»

Альберт всхлипнул, и открыл глаза. В голове прояснялось. Расплывшееся световое пятно, маячившее впереди и пугающее его своей потусторонностью, уже обретало вполне реальные, земные формы, – превращаясь в роскошный камин с затейливой, узорной решёткой, и весело полыхающими дровами…

«Не мой камин!», – испуганно таращась на огонь, шептал Альберт, – «И комната не моя!»…

Боковые держатели, в форме львиных голов, и треугольное гербовое клеймо в плетение решётки, были Альберту знакомы настолько, что он похолодел при одной только мысли, и мысли, как ему казалось, – сумасшедшей, – «Я, – Гедерик?!

И слева от себя, в левой же руке барона, Альберт тот час и узрел злосчастный свиток Бартоломео…

И подумалось ему тогда, – «Это рок!»

И словно в подтверждение увиденному, случилось далее то, чему объяснение вероятно и не будет найдено… Но и что с того? Происшедшее – произошло!

«Возможно! Возможно!», – намертво вцепившись в одеяло, хрипел Альберт, наблюдая, и рухнувшую затем каминную решётку, и огонь к самому потолку… Но, когда, раздвигая завесу гари и пыли, из огненного чрева прямо на него шагнул Человек в Чёрном, обезумевший Альберт вскрикнул, – «Не может быть!», … и свет померк в его глазах…