Читать книгу На перекрестье дорог, на перепутье времен - Галина Тер-Микаэлян - Страница 9

Султан Селим внимательно разглядывал стоявшего перед ним человека.

– Как твое имя? – резко произнес он.

– Мохаммед Сеид-Алет, повелитель, сын крымского кадия Хуссейна-эфенди. Служил секретарем в посольстве Эбубекир-Ратиба-эфенди в Вену.

Четырнадцатилетний шехзаде Махмуд, сидевший у подножия трона султана, умоляюще посмотрел на султана. Взгляд Селима, устремленный на мальчика, стал ласковым.

– Шехзаде Махмуд желает расспросить тебя, эфенди, о поездке в Европу, – султан кивнул принцу и по-французски сказал: – Дозволяю задать вопросы, шехзаде.

– Ты часто бывал при австрийском дворе, эфенди? – обратился принц к Алету на фарси.

– Ваше высочество, – с улыбкой отвечал по-французски Алет-эфенди, демонстрируя прекрасное знание языка, – я присутствовал при вручении императору Леопольду верительных грамот, но бывал при дворе не очень часто, ибо не это было главной целью посольства в Вену.

– А что было главной целью? – мальчик тоже перешел на французский, взгляд его был полон пытливого интереса.

– Посетить оружейные заводы и академии, где в империи Габсбургов обучают военных и инженеров. Мы посетили также университет, где студенты изучают страны Азии. Такие студенты называются ориентологами или востоковедами, но, оказывается, им в действительности известно о нас, османах, очень мало. Мы рассказывали им о нашей стране – ведь чтобы строить отношения между странами, нужно знать друг о друге намного больше.

На губах Алета мелькнула улыбка. Султан Селим против воли был поражен той рассудительностью и достоинством, которые сквозили в каждом его движении и в каждом слове.

– Правда ли, месье, – принц на минуту запнулся, взглянув на султана, но все же решился спросить: – Правда ли, что в Европе некоторые считают нас, османов, дикарями, несведущими ни в науке, ни в искусстве?

– Ваше высочество, вы, наверное, почти ежедневно смотрите на Галатскую башню. А известно ли вам, что полтора с лишним века назад Хезарфен Ахмед Челеби спрыгнул с ее вершины на изобретенных им крыльях и благополучно перелетел через Босфор?

Глаза юного принца широко открылись от изумления.

– На крыльях! – ахнул он.

– Да, ваше высочество. За это султан Мурад Четвертый подарил ему кошелек с золотом. А через год или два его брат Лагари Хасан тоже был награжден султаном – он летал на изобретенном им летательном аппарате длиной в семь локтей. Этот аппарат вылетал из пушки, стрелявшей особым порохом.

– Из пушки! – воскликнул Махмуд и посмотрел на Селима – так, словно желал поделиться с ним переполнившим его душу восторгом.

– О Хезарфене Ахмете и Лагари Хасане пишет в своих трудах путешественник Эвлия Челеби, ваше высочество. Тем не менее, покорителями воздуха принято считать французов, братьев Монгольфье, которые поднялись в воздух на воздушном шаре всего лишь пятнадцать лет назад. И это все потому, что европейцам еще очень мало известно об османах.

– Вы неплохо знаете историю, месье, – заметил султан, все с большим интересом всматриваясь в лицо Алета.

– Ваше величество, мне хотелось лишь объяснить его высочеству, сколь много великого в истории османов.

– Скажите, месье, – заторопился принц Махмуд, боясь, что его отошлют прежде, чем он задаст все вопросы, которые хотел, – что лежит в основе законодательства европейских стран – хадисы, которые пророки неверных черпают из Библии?

Лицо мальчика раскраснелось, глаза сверкали. Султан слегка вздрогнул, но Алет-эфенди, не выразив ни малейшего удивления, спокойно ответил:

– Во многих европейских странах законопроекты выдвигаются и утверждаются сенатом или парламентом, ваше высочество. В Англии или Швеции, например, это органы власти, в которые каждое сословие выбирает своих депутатов. В России это орган, назначаемый императором. Не знаю, насколько понятно я объяснил. О системе законодательства и государственного устройства разных стран написано в сефаретнаме, которое я помогал составлять высокочтимому Ратибу-эфенди.

Он умолк и замер в почтительной позе.

– Вы прекрасно объяснили, месье, – сказал султан и посмотрел на принца: – Ты узнал все, что тебе хотелось, шехзаде?

– Ваше величество, – мальчик умоляюще сложил руки, – я еще хотел лишь спросить у месье, что он думает – помогут ли реформы, о которых все говорят, изменить нашу страну?

Он перевел взгляд на Алета, и тот с улыбкой поклонился.

– Ваше высочество, – ответил он, – реформы уже многое изменили, хотя его величеству приходится встречать немало препятствий к их проведению в жизнь. Но за десять лет нельзя достичь того, на что у европейских держав ушли столетия. Разве не написал о его величестве поэт шейх Талиб, – он перешел на фарси и звучно продекламировал:

«Его Высочество Хан Селим, являющий собой высшую справедливость этого века,

Снова заставил цвести нашу веру и нашу страну.

Просвещенная божественным вдохновением, его всезнающая душа творит новые,

Причудливые образы, создавая поэзию и здравомыслие нашей страны.

Все свои помыслы и все старания направляет он на восстановление миропорядка,

Считая, что такие необходимые вещи, как война, происходят по воле Всевышнего»

Султан Селим против воли своей был растроган – поэта Талиба, шейха ложи близкого ему по духу ордена Мевлеви, он считал одним из самых близких своих друзей.

– Вы любите поэзию, месье Алет, – воскликнул юный принц, – я тоже люблю стихи! А пишите ли вы их сами?

– Ваше высочество, мои стихи не сравнятся со стихами Талиба, и я никогда не сумел бы найти столь возвышенных слов для описания деяний нашего повелителя

Махмуд перевел восторженный взгляд на Селима.

– Ваше величество, мой кузен! – воскликнул он. – Дозвольте мне помогать вам во всех ваших начинаниях!

Султан Селим не сумел удержать улыбки.

– Твое время еще придет, шехзаде Махмуд. Поблагодари месье за рассказ о Европе и прочитанные им стихи, а потом можешь идти к себе.

Принц церемонно произнес:

– Благодарю вас, месье, – он весело тряхнул головой, – вы рассказываете все гораздо интересней, чем мои учителя.

Поклонившись султану и приветливо кивнув Алету, шехзаде Махмуд удалился. Алет-эфенди продолжал неподвижно стоять, почтительно опустив глаза, ибо придворный этикет не дозволял ему смотреть на султана.

– Садитесь, месье, – сказал наконец Селим, – и расскажите, как вы познакомились с Ратибом.

Опустившись на подушки у изножья трона, Алет почтительно ответил:

– Ваше величество, я работал носильщиком у армянского купца Серпо, и однажды меня увидел Ратиб-эфенди, имевший дела с купцом. Он поговорил со мной и решил принять к себе на службу. Все, что мне было поручено, я старался выполнять добросовестно.

– Кто ваш отец, месье?

– Ваше величество, мой отец был крымским кадием. Он дал мне образование, желая, чтобы я пошел по его стопам, но я понял, что Аллах не дал мне призвания находить в хадисах истину. Я оказался плохим сыном, ваше величество.

– Неповиновение отцу – тяжкий грех, эфенди, – громко произнес султан на фарси и сурово сдвинул брови.

– Да, повелитель, – Алет-эфенди покорно склонил голову, – за этот грех я понес наказание, к которому меня приговорил суд шариата.

Селим успел заметить блеснувшую в его глазах насмешку. Чуть помедлив, он холодно кивнул:

– Говори, эфенди, что хотел сказать.

– Повелитель, – начал Алет-эфенди, – мне хорошо даются языки, и покойный Ратиб-эфенди обратил на это внимание. Он не раз оказывал мне честь, обращаясь к моим услугам, я помогал ему составлять сефаретнаме, мы с ним не раз обсуждали реформы и проект низам-и-джеди. Эбубекир-Ратиб-эфенди часто открывал мне свои мысли, и одно могу сказать: он до самой смерти оставался верен своему повелителю.

Лицо султана стало непроницаемым.

– У меня не было причин сомневаться в преданности Эбубекир-Ратиба, – холодно ответил он, – однако улемы увидели в его поступках иртидад.

Взгляд султана сверлил Алета, но на лице у того не дрогнул даже мускул. Благочестиво возведя глаза к небу, он с покорностью фаталиста произнес:

– Все в воле Аллаха, повелитель! – и тут же без всякого перехода продолжил по-французски: – Ваше, величество, Ратиб видел огромную пользу в создании в империи надежной секретной службы. Мысли свои он записал и передал мне все свои бумаги за день до того, как покинул Стамбул, отправляясь в ссылку на Родос.

Султан отвернулся – разговор о казненном Ратибе причинял ему боль. Он вспомнил их последний разговор – незадолго до того, как Ратиб отправился в ссылку.

«Повелитель, – говорил ему опальный министр, – проникая в чужие секреты, мы получаем ни с чем не сравнимые преимущества. Всегда следует точно знать, о чем говорят в казармах янычары, и что происходит при дворах европейских монархов. Особенно теперь, когда на каждом шагу мы окружены противниками реформ. Вспомни, повелитель: секретная служба, созданная великим визирем Кёпрюлю во времена султана Мехмеда Четвертого, позволила надолго подавить мятежи в стране. Благодаря ей были одержаны победы в Эгейском море, возвращен блеск славе империи. Теперь секретной службы больше нет, каждый министр сам нанимает шпионов, которые не сумеют незаметно проследить даже за убогим слепцом. Достаточно вспомнить, как русский Кутуз-паша посмеялся над следившими за ним людьми Шеремет-бея и обвел их вокруг пальца»

Тогда султан напомнил Ратибу, что казна пуста, а создание сети осведомителей требует денег. И немалых. Теперь слова Алет-эфенди напомнили ему эту беседу и почему-то вызвали раздражение.

– Передайте мне имеющиеся у вас бумаги Эбубекир-Ратиба, месье, – сухо произнес он и сделал движение рукой, приказывая Алету удалиться

Однако Алет-эфенди, рискуя вызвать гнев повелителя, опустился перед ним на колени и коснулся лбом султанской туфли.

– Молю ваше величество выслушать ничтожнейшего из своих рабов! Перед тем, как отправиться на Родос, Ратиб-эфенди поручил мне лично заняться созданием секретной службы. Выполняя его приказ, я начал вербовать агентов, соглядатаев и лазутчиков. Уже теперь многие из них регулярно присылают мне сведения через дервишей, приезжих купцов или голубиной почтой. Я как раз собирался отправиться на Родос, чтобы отчитаться перед эфенди, когда пришло сообщение о его казни. Что же мне делать, ваше величество? Эбубекир-Ратиб, заботясь о благе империи, доверил мне для выполнения моей работы свои собственные средства. Кому мне представить теперь отчет, дабы меня не обвинили в злоупотреблении и хищениях?

Султан Селим был ошеломлен этими словами и той страстностью, которая позвучала в голосе Алета.

– Садитесь, месье, я вас выслушаю.

Алет-эфенди деловито извлек из нагрудного кармана аккуратно перевязанные узкой лентой бумаги и, развязав скрепляющий ленту узел, высвободил несколько стопок, в каждой из которых листки оказались аккуратно сшиты друг с другом.

– Каждый мой агент, ваше величество, имеет свой шифр. Только этим агентам я и плачу жалование, а то, как они добывают сведения и с кем делятся, их дело. Поэтому затраты на осведомителей не столь велики. Люди выдают тайны, доносят и предают не только ради денег – их часто толкает на это жажда мести, зависть, страх перед разоблачением или просто неумение держать язык на привязи. Самых простодушных можно сделать осведомителями, обещая им милость Аллаха и ласки гурий в вечно зеленеющих садах. Нужно только держать в руках все нити и тихонько за них тянуть. Вот некоторые из донесений, к ним приложены расшифрованные мною тексты, переведенные на французский.

Султан повертел в руках одну из увесистых стопок скрепленных бумаг, но читать не стал.

– Что это? – хмуро спросил он.

– Донесения о тайных сношениях грузинского царя Георгия с русским императором. Вашему величеству известно, возможно, что старший сын Георгия царевич Давид находится на военной службе у русского императора. И вот копия письма, которое царь Георгий отправил русскому императору через посланника Коваленского:

«… по сей день посланник Персидский остается у нас и просит в заложники сына, а если нельзя будет нам прибавить войска, то они от нас возьмут и сына, и вынудят другие условия, и тогда мы совершенно будем удалены от союза с вами. У меня просят старшего сына, числящегося на вашей службе, генерал-майора, наследника престола, Давида, и если я, как отец, решусь пожертвовать сыном и отдам его персиянам, то как я могу решиться отдать им генерал-майора, состоящего на вашей службе?»

Павел уже возобновил прежний трактат, заключенный его матерью императрицей Екатериной с царем Ираклием, отцом царя Георгия. Кроме того, русский император согласился принять царство Картли-Кахети в покровительство и подданство своей державы. Русские войска уже в пути и не сегодня-завтра войдут в Тифлис.

– Что! – в гневе вскричал Селим. – Грузинский царь без нашего ведома отдает Картли-Кахети под власть России? И все тавади (грузинские владетельные князья) согласны?

– Нет, ваше величество. При дворе сейчас две партии – одна стоит за царевича Давида, другая за царевича Юлона, старшего из сыновей Дареджан, мачехи царя Георгия. Царица Дареджан еще восемь лет назад молила своего супруга царя Ираклия объявить Юлона наследником престола – под тем предлогом, что ее пасынок Георгий, старший сын царя, слаб здоровьем и неспособен по болезни вершить дела царства. На это Ираклий даже из любви к жене пойти не решился – Георгий, хотя и сильно располнел, страдает одышкой, но ум у него острый, он прекрасно образован и рассудителен. Однако в угоду Дареджан Ираклий составил завещание: после смерти Георгия трон должен перейти не к сыну его Давиду, а к сводному брату Юлону. Царь Георгий Двенадцатый, взойдя на престол, завещания отца не признал. Он твердо намерен передать престол сыну, а не брату, и в этом тоже рассчитывает на поддержку русского императора – Давид за время своей службы в России доказал преданность России.

Селим напряженно слушал, одновременно разглядывая аккуратно сложенные листки – короткие и длинные донесения, их расшифровки, копии писем.

– Так царь Георгий очень плох?

– Ему не прожить и двух лет, ваше величество. Поэтому он так обеспокоен судьбами царства и сына – царица Дареджан, плетя свои интриги, тайно отправила к персидскому Фетх-Али-шаху (персидский шах, правивший Ираном с 1797 по 1834 годы) младшего из своих сыновей царевича Александра, обещая шаху верность Юлона в случае его воцарения. Более того, это именно по ее наущению Фетх-Али-шах потребовал от царя Георгия отправить к нему заложником царевича Давида – таким образом Дареджан хотела избавить Юлона от племянника-соперника. Фетх-Али-шах не получив Давида, разгневался, в Тифлисе уже ходят слухи о скором нападении персов. У всех свежо в памяти нашествие Ага-Магомет-хана (персидский шах, предшественник и дядя Фетх-Али-шаха), поэтому многие ждут русских с радостью. Ваше величество может подробно ознакомиться со всеми донесениями.

Недовольно сдвинув брови, Селим размышлял. Новости об интригах грузин были не из приятных – Грузия на протяжении веков являлась яблоком раздора между Ираном и Османской империей, но сговор царя Георгия с русскими оказался неожиданностью. Ему, султану, следовало знать о планах царицы Дареджан до того, как она сговорилась с персами. Можно, конечно, и теперь попробовать переманить ее на свою сторону, у Османской империи есть для нее сладкая приманка – Имерети. Имеретинский царь Соломон Второй ищет поддержки Османской империи против русских, детей у него нет. Разве не заманчиво для Дареджан было бы объединить под властью ее сына Юлона Картли-Кахети и Имерети?

– Хорошо, я ознакомлюсь, – наконец ответил он Алету, почтительно молчавшему с опущенными глазами, и указал на другую пачку, более тонкую, – что здесь?

– Это, ваше величество, донесения из Видина. Видинский паша Пазванд-оглу, забыв о своем верноподданническом долге, решил чеканить свою монету и даже заказал в Венеции специальный станок, – не дожидаясь вопроса султана, Алет-эфенди начал перечислять: – В этой пачке донесения из Италии, в них имеются копии писем адмиралов Ушакова и Нельсона друг к другу. Очень сильная неприязнь в них проглядывает. А здесь, ваше величество, – он подал султану тонкий сложенный листок, – последнее донесение из Египта, ввиду его срочности доставленное голубиной почтой. Генерал Бонапарт тайно отбыл из Египта во Францию.

– Аллах!

Селим вскочил на ноги, и Алет-эфенди, следуя этикету, тоже поднялся. Дильсизы придвинулись ближе. Султан крупными шагами ходил по залу, обдумывая значение только что услышанной новости. Алет-эфенди стоял, боясь шевельнуться, чтобы дильсизы – упаси Аллах! – не приняли это за угрозу жизни султана. Наконец Селим замедлил свой шаг и остановился.

– Вы получаете жалование, месье? – резко спросил он.

– При Эбубекир-Ратибе я получал жалование из казны, ваше величество, но потом….

– Садитесь, месье, – султан устало махнул рукой и вновь опустился на свое место, – вы будете получать жалование и определенную сумму на расходы, хотя и небольшую, моя казна пуста. У вас есть свои люди в окружении Бонапарта?

Осторожно присев на подушки и сложив ноги, Алет ответил:

– Только в окружении его жены Жозефины, ваше величество. И хотя ходит слух, что Бонапарт хочет с ней развестись из-за ее постоянных долгов и измен, мои агенты уверены, что Бонапарт к ней вернется – по их словам, она сводит его с ума. Те же агенты, кто прежде были в окружении самого Бонапарта, остались в Египте. Однако мною куплен некий француз из Галаты – я пристроил его слугой к молодому французскому аристократу, который вскоре поступит на службу к Бонапарту. Слуга постоянно будет при нем.

– Кто этот аристократ?

– Внук бывших французских посланников в Стамбуле барона де Тотта и виконта Шарля де Вержена, если вашему величеству знакомы эти имена.

– Вержен, – припомнил Селим, – не тот ли, что при Людовике Шестнадцатом был министром иностранных дела Франции, а потом возглавил финансовый совет?

– Да, ваше величество. Дочь де Вержена вышла замуж за сына де Тотта, но революция изгнала их семью из Франции. Они в крайней нужде живут у родственников в Константинополе, но я устроил молодому де Тотту заем, чтобы он мог отправиться в путь и взять с собой слугу.

Султан кивнул и погрузился в размышления. Он думал о том, что отъезд Бонапарта из Египта сыграет решающую роль в этой войне, и уже теперь следует послать великому визирю Юсуфу Зияддину приказ тайно от англичан и русских заключить перемирие с главнокомандующими оставшихся в Египте французских войск. Если Бонапарт вновь наберет силу во Франции, и прекрасная Жозефина останется его женой….

– Месье Алет, – резко проговорил султан, – я желаю дать вам поручение, которое должно остаться в тайне от всех.

– То, что я делаю, – тайна от всех, кроме вашего величества.

– Мне нужно точно знать, действительно ли ее величество Накшидиль – Эме де Ривери, кузина Жозефины Бонапарт.

– Если ваше величество разрешит мне говорить…

– Разрешаю.

– Ее величество Накшидиль появилась в гареме в 1198 году лунной хиджры в двадцать первый день шаабана. Корабль, на котором плыла Эме де Ривери, дочь плантатора с Мартиники, был захвачен пиратами в 1788 году христианского исчисления.

– Что это значит? – нетерпеливо спросил султан.

– 1198 год лунной хиджры соответствует 1784 году христианского исчисления, поэтому ее величество Накшидиль никак не может быть исчезнувшей в 1788 году кузиной мадам Жозефины Бонапарт. Однако христиане не разбираются в нашем исчислении, и не будет ничего дурного, если мадам Жозефина станет считать ее величество Накшидиль своей кузиной. Тем более, что она и ее кузина Эме знали друг друга лишь в детстве, а настоящая Эме давно исчезла.

Султан Селим Третий усмехнулся – Алет-эфенди, оставленный ему в наследство казненным Эбубекиром Ратибом, оказался незаменимым человеком.