Читать книгу На страницах юмор, шутки, а в душе тоска. Книга в трех частях - Геннадий Мещеряков - Страница 36

У бабки Фимы из Черной Падины была корова Ночка. Кормилица. Молоко меняла на концентраты, сено заготавливала на лужайке у излучины Узеня сама. Срезала траву серпом, перевозила ее в наволочке матраца на легкой велосипедной тележке. Сосед Пахом постарался, и серп точил, когда затупится.

В этот день она погнала корову на выпас к Узеню на зорьке, ночь еще цеплялась за дома и деревья, тень от которых становилась все короче и бледнее.

Ближе к речке больше было травы, в которой поблескивала утренняя роса. Бисером разлеталась она из – под копыт Ночки, подхватываемая проснувшимся ветром. Как проказник мальчишка носился он по степи, гоняя без отдыха колючие шары перекати – поля.

Но вот встала буренка, уперлась как в стену и бабка Фима: нет речки, куда делась? Или украли? Поблескивали только алые лоскутки луж, разбросанные на дне русла, да покачивалась на берегу редкая борода тростника.

– Караул, Узень украли! – оставив на берегу Ночку, побежала бабка в Черную Падину. Восход розовел, собирая остатки ночи по буеракам и балкам. Под ногами шелестела сухая трава, сбросив росу на землю.

Вопя, застучала в калитку крайнего дома, вытаращившего от страха глаза – окна.

– Узень у нас украли! – сообщила выскочившей на стук Марфе.

– Спятила что ли? Узень – речка, как можно ее украсть?

Марфа была начитанной, в сельской библиотеке работала. Даже сейчас держала двумя руками толстенную книгу, соответствующую по объему фамилии автора – Левы Толстого.

– Я не брешу, да и собаки у меня нет, одна корова. Там на берегу речки и оставила ее.

– Надо обратиться к участковому. Эдуард Семенович разберется. Чай в клубе сидели с ним вместе лет пять.

Местного участкового звали в действительности Мотя. Когда он работал в колхозе пастухом, еще мирился, а когда надел форму и стал представителем власти на селе, посчитал несолидным.

«Сменил кличку» – говорили острые на язык самогонщики Петровы. К ним он заходил частенько, борясь со всеобщим злом. Для него всегда стояла в красном углу бутылочка светленькой двойной очистки. Как для самого дорогого гостя.

Через час бабьей ватагой, мужики еще не проспались, двинулись к Узеню. В основном – старушки, а во главе – Эдуард Семенович. Некоторые взяли в руки поломанные черенки лопат вместо тросточки, в случае чего – по башке: куда речку дели?

А участковый навесил на ремень пустую кобуру, пистолет ему никто не выдал: сомневались начальники в его благоразумии, когда переберет.

Дошли быстро и загалдели все разом, некоторые бабы постарше заголосили:

– А где наш Узень батюшка, а как мы будем жити без него, чего будем пити, чего будем ести…

– Замолчите, забодай вас комар, – прервал всех Эдуард Семенович. Факт налицо: Узеня нет. Теперь надо установить: кража это, или он сам совершил побег.

– И раньше было такое у черной падины, когда здесь еще никто не жил, – сказала бывшая библиотекарша Марфа. А знаете почему падина – черная, так назвали и наше село, в ней много росло ежевики, и она всегда казалась черной. В книжке местного краеведа Изжогова прочитала, если он не наврал конечно.

– Будя тебе, – прервали старухи. – Что будем делать без Узеня? Пруд – то высохнет. Скотина подохнет, а за ней и мы.

– Вам и так мало осталось, – буркнул Эдуард Семенович.

Из – за лесополосы словно рукой махнули.

– Что это? – перекрестились все кроме участкового, хотя и его рука уже дотянулась до козырька фуражки: струхнул он не меньше бабок.

– Разберемся, – сказал по привычке.

Решили пойти за лесопосадку всем гужом. На миру и смерть красна. Однако в руках появилось гораздо больше палок: где и когда набрали?

За лесополосой им открылась невиданная в здешних местах картина. Ревели десятки землеройных машин, срезая и убирая древние пласты земли на месте обезвоженного русла Малого Узеня. Чуть выше была отсыпана земляная плотина, перегородившая привычный путь реке, и она текла в другую сторону.

Загорелый мастер с густыми бровями и с голубыми, как утреннее небо, глазами успокоил их, объяснив, что скоро рядом с их селом разольется степное море, а Узень они временно пустили по древнему руслу в обход строительства. Он никуда не денется, его снова направят в свое русло. Теперь воды хватит с избытком для развития всех пяти близлежащих сел, заверил он селян.

– Будет водохранилище, будет степное море, – объясняла буренке ситуацию бабка Фима, срезая серпом на берегу зеленую траву и складывая ее в мешок. – Бровастый сказал, что больше будет в степи дождей, значит, больше будет травы. Заживем, Ноченька, а резать траву мне еще легко. Серп вострый, спасибо Пахому. Чай, в молодости ухаживал за мной.

В луже у берега, где были коряги, раздался всплеск, другой. «Неужели рыба?» – подумала бабка и с серпом полезла под корягу. На нее смотрела круглыми немигающими глазами и скалила острозубую пасть с клыками громадная щука. «Отлеживалась в яме, наверное, и не заметила, как увели Узень строители».

Такую щуку в Черной Падине ловили лишь раз и то неводом. Она выставила ее напоказ: соседи были рыбаками, пусть видят: и она не лыком шита. Впереди шла корова, за

ней – бабка Фима с легкой тележкой, на которой лежали мешок с травой и щука – неизвестно кто тяжелее.