Читать книгу На страницах юмор, шутки, а в душе тоска. Книга в трех частях - Геннадий Мещеряков - Страница 40

Запел Шаляпин. Костя достал мобильник, скривился. В ушах стоял гул. Голова трещала. Полный аут. Куда он летит? Зачем? Видите ли, так захотела она: не пропадать же путевке, и потом она делает ему подарок перед свадьбой, сам – то он пока ноль без палочки или палочка без ноля. Красивый, здоровенный, но деревенщина…

– Где я, спрашиваешь? Он посмотрел в иллюминатор. – А я знаю? Лечу, белые облака, как океан ледовитый. Кажется, белый медведь закусывает нерпой.

– Какие глюки, какие дозы? Не гони, завязал я. И травкой не балуюсь, за компанию с Герой если? Кстати, как она там в своем «Олимпе»? Примерила нового коня к своим оглоблям?

Что это я все время какаю? Сутки уже прошли, интересно же. А Гера, сам знаешь, любит перепрягаться. Ей до фени, есть зелень или нет, был бы мустанг необъезженный. Проснулся только? Увидишь ее, чмокни для приличия за меня, чмокни, говорю, дурак, а не зажми, скажи, на облаке в штанах лечу замаливать ее грехи. А как ты назовешь этот допотопный самолетик?

Сидящая рядом в кресле солидная дама перекрестилась и посмотрела на него с умилением.

– Вы знаете Геру с Олимпа? – спросила она.

– А кто ее не знает. Немного с приветом, правда. Считает, что в прежней жизни богиней была. Откуда, удивляется, у нее такая ненасытная страсть к противоположному полу.

– Это мифы древней Греции. И Олимп – только гора, где живут боги.

Снова запел Шаляпин.

– Простите, сударыня, друг мне новости с земли перебрасывает. Да, да, слушаю тебя, овощ. Как корневища, не высохли? Поливаешь их регулярно? Коньяком? Не лепи. На пиво у меня всегда занимал. Чего узнал о Гере? Кстати, о ней соседка по креслу дала уточнение. Говорит, она не с Олимпа, там только боги живут. А глаза бешеные, колется, наверное. Что, что отмочила моя нареченная, когда я улетел? Всему Олимпу водки поставила? С какой радости? Квартиру я ей подарил? Да нет у меня никакой квартиры, сам живу в чулане у знакомых. Скорее всего, старый мерин Перун подарил.

– Извините, молодой человек, что вмешиваюсь в ваш содержательный разговор, но боги в Греции пили не водку, а виноградное вино, размешанное морской водой.

– Круто. Вот почему попахивает оно у Геры мочой. Только гландами закусывать.

– Историю Руси надо лучше знать, – не слушала его старая дама. – Перун – это языческий идол, божество.

– Ты даешь, сударыня. Все у тебя боги. А Перун, где жил, тоже на Олимпе? К вашему сведению, его построили к олимпийским играм, там, в ресторане, и работает Гера. А Перун, ее директор, и есть старый мерин, который еще стучит копытами. Загрузилась, сударыня. Сама – то куда летишь?

– Вообще мне нужна гора Олимп. Приснилось мне, что я была женой Зевса. Знаешь, как меня зовут?

– Не – а.

– Гера, – взгляд дамы резанул сполохом нечеловеческого огня, – и я умею перевоплощаться.

– Одна Гера тут, другая в ресторане «Олимп». Круто.

Костя осмотрел салон самолета. В немногочисленных креслах сидели одни женщины, и все смотрели пристально на него.

– Геры? – он быстро набрал номер телефона.

– Привет. Ты в ресторане? А кто рядом со мной. Твоя тетка Гера? Ты купила две путевки и одну отдала ей, чтобы следила за мной. У вас все женщины в семье Геры, почти богини? Как я понимаю Зевса. Доставалось ему. Никогда не буду в его роли. Это старый мерин оставил тебе квартиру? Перун – твой дядя, родной брат тети Геры? Полный улет. Послушай, дорогая, не нужна мне твоя хаза. Увидишь овоща, пусть не поминает меня лихом: выхожу я из самолета, дальше пойду пешком. Судя по карте, мы над Заволжьем. Если вы боги, не расшибусь и женюсь на тебе, если нет, такова судьба степного иноходца. Чао, Гера, будь богата и здорова.

Костя встал, взял тяжелую брезентовую сумку и, кивнув тете Гере, вышел из салона. Надеть парашют и шлем для него было минутным делом – это его двухсотый прыжок, а с таких самолетов он прыгал еще в армии. Аэродинамического удара он почти не почувствовал и раскрыл парашют над тихим Узенем около примкнувших к нему Баклуш, где он родился и вырос, где покачиваются на ветру выцветшие зори и вековой вяз на плотине опустил в воду высохшие ветви словно уставший путник. Он увидел на окраине деревни родительский дом, похожий на старушку – мать в ситцевом платочке, задравшего вверх голову близорукого Шарика и двух веселых гусей. Реальный мир, родина.