Читать книгу Разочарованный странник - Иеромонах Кирилл - Страница 13

После воскресной литургии в церкви святителя Николая в Кузнецах, нас пригласили в гости наши хорошие друзья-художники, те самые Александр и Татьяна, от которых была записка к печорской Татьяне. Жили они у метро «Коломенская» и поэтому от «Новокузнецкой» по прямой было очень удобно к ним добираться, а им – в храм святителя Николая.

Войдя в квартиру, мы уселись на кухне и продолжали рассказывать о своём путешествии по Святым местам, пока Татьяна тут же готовила нам чай. Ожидался ещё один гость, которого мы с Дмитрием ещё не знали, поэтому чаепитие пока не начиналось. Александр сказал, что вчера, когда они с Татьяной были на всенощной в храме Казанской иконы Божией Матери здесь рядом, в Коломенском, то он пригласил своего знакомого отца Георгия, который служит в этом храме, зайти после литургии к ним на чай. И действительно, вскоре раздался звонок в дверь, и в квартиру вошел худощавый, небольшого роста и в очках улыбающийся отец Георгий. Он всех нас благословил, а Александр познакомил его с нами.

Оказалось, что этот добродушный и простой батюшка тоже духовное чада игумена Адриана из Псково-Печерского монастыря. Причём знает он его ещё с тех пор, когда отец Адриан был насельником Троице-Сергиевой Лавры, а сам он учился в Московской духовной семинарии.

Посиделки наши за разговорами продлились до вечера. Мы уже допили чай, потом съели макароны с сосисками, и снова чайку попили. Отец Георгий оказался не простым батюшкой. Выслушав наши путевы́е заметки, он предложил зайти к нему в храм на неделе для того, чтобы дать нам с Димкой почитать старинные книги о подвижниках благочестия XIX века, основателях Гефсиманского скита близ Троице-Сергиевой Лавры. Конечно же мы обрадовались такому предложению и пообещали выбрать для этого время и обязательно приехать.

Хозяева квартиры были женаты не так давно. Саша с небольшой седоватой бородкой Генриха IV вокруг рта походил на этакого московского интеллигента с прошлым опытом семейной жизни. Он был лет на семнадцать старше Тани. Таня – высокая, статная девушка, настоящая русская красавица, со смиренным и добрым лицом. Саша хотя и годился нам в отцы, но бодрился, был энергичен, коммуникабелен и предприимчив (видимо рядом с молодой женой иначе нельзя). Он взял на себя обязанности быть нашим общим наставником и руководителем в духовной жизни, и мы слушались его, как духовного отца. Но однажды его понесло и получился явный перебор, я это тут же подметил и на этом его «духовное окормление» для нас с Дмитрием закончилось. Осталось только одно, чем он нас смог увлечь – это баня.

Каждый – нет, не Новый год – а каждый четверг мы ходили в Строченовские бани на Павелецкой. Это знаменитые бани, связанные с именем Сергея Есенина, читавшим там свои стихи, и Тарковских, которые жили рядом на Щипке. Но самым примечательным в этой бане была, конечно, уникальная печь. Эту печь, как и саму баню, которой уже больше нет, вспоминают строченовские завсегдатаи и по ныне.

Наше время было с часу дня до трёх. В это время как правило приходили верующие с нательными крестиками, что было их отличительным знаком от всех остальных. Это сегодня не разберёшь по крестику на шее кто он, действительно верующий христианин или просто так, для красоты. А тогда нательный крест означал только одно – верующий и ходит в церковь. Да и увидеть его на ком-нибудь можно было не так уж часто. В баню я убегал с работы во время обеденного перерыва и прихватывал ещё часок.

Раньше всех, утром, приходили таксисты, а перед нами в бане парился ещё кто-то, и их почему-то называли «сталеварами». Видимо от того, что после них в парилку невозможно было войти – уши в трубочку сворачивались от такого жа́ра. И тут у Александра появлялся шанс, как говорится, блеснуть чешуёй. Среди нас он слыл за банных дел мастера и в этом ему не было равных.

Подготовка парилки была целым искусством. Перед этим все выходили и внутри оставался только тот, кто знает, как это делается. Вначале он на́чисто всё подметал и открывал маленькую форточку. Ну здесь мы с Димкой иногда даже помогали. Затем открывал заслонку печи, как в паровозной топке, куда нужно поддавать. Снаружи к двери парилки кто-нибудь становился и упирался в неё спиной, удерживая таким образом. Тот, что внутри, стоя сбоку печи ловко забрасывал таз воды в открытую у печи заслонку и тут же отпрянув в сторону приседал. От этого происходил такой мощный хлопок выброса пара, что придерживающий дверь, бывало, даже отшатнётся от удара парового давления в дверь. Весь старый отработанный застоявшийся пар вылетал в форточку после чего её закрывали. Герой сего действа победно выходил наружу из этого пекла, и все оставались в ожидании. Минут через пять он снова заходил внутрь парилки и маленьким половником на длинной ручке поддавал немного заготовленной в деревянной шайке смеси из всяких снадобий. Опять выходил, все немного ждали и вот поступала от него команда: «Можно!» И все заходили в парилку и тут же приседали, прикрыв уши руками. Тело мгновенно покрывалось «гусиной кожей», потому как ощущение было такое, словно в парилке минус 35 мороза. Немного привыкнув некоторые начинали потихоньку подниматься по ступеням на верхнюю довольно большую деревянную площадку.

После такого прогрева мы шли в душ и оттуда в наше банное купе, то есть отделение на компанию с кожаными диванами и столом, где переодевались. Саша наливал из термоса приготовленный горячий отвар из разных трав с клюквой и лимоном.

– Изнутри нужно тоже обязательно прогреться, – говорил он. – Попробуйте в парилке подышать через веник выдыхая ртом. И вы почувствуете, что у вас холодное дыхание – внутри холод. Поэтому в бане нужно пить горячий чай.

Мы прогревались, потом снова шли в парилку и лупили себя вениками. После этого Саша доставал бутерброды с селёдкой.

– Теперь надо восполнить соли, которые из нас вышли.

И мы послушно пополняли соли и запивали отваром.

В завершение всего, помывшись в ду́ше, мы ещё раз разогревались в парилке и прыгали в бассейн с холодной водой.

– В холодную воду нужно окунаться только в самом конце для того, чтобы на коже закрылись поры, – поучал нас Александр. – Вон, видите сидит мужик весь аж серый и даже в парилке ничуть не вспотел. А почему? Да потому что он весь прокуренный, у него нарушен обмен веществ и на коже поры забиты. Нужно бросать курить и пробивать всё это чтобы поры заработали.

Мы посмотрели друг на друга, вроде всё нормально, красные как варёные раки. И теперь, уже одевшись, Саша давал последнее наставление.

– Сейчас пить воду уже нельзя, а то сразу будете все мокрые. Дома попьёте.

И мы послушно терпели.

Дома вечером, после таких банных процедур, мы с Димкой садились за стол, вставляли в магнитофон кассету с хором Троице-Сергиевой Лавры и долго пили чай с душицей и лимоном.

В одну из суббот, я решил пойти утром на литургию в храм Божией Матери Знамения, который был не далеко от нас возле станции метро «Речной вокзал». Когда-то на этом месте была деревня Аксиньино, оттого и храм этот называется Знамения в Аксиньино. Архитектура церкви своеобразная, выполненная в русско-византийском стиле XIX века и построена на месте старинной деревянной церкви. Это один из немногих храмов в Москве, который никогда не закрывался. Всякий раз проезжая на автобусе мимо этой церкви из красного кирпича, мне всё больше хотелось побывать в ней на богослужении.

И вот это случилось. Когда я вошёл в храм и подошёл со свечой к праздничной иконе посередине, то обратил внимание на то, что под свечные огарки приспособлены небольшие фанерные ящики из-под посылок. И тогда я решил под каждый из двух подсвечников сделать два хороших ящичка из ламинированного ДСП.

Искать подходящий материал долго не пришлось. В магазине «Детский мир» на первом этаже был отдел самообслуживания «Сделай сам», где продавалось большое разнообразие различных поделочных материалов. В этом отделе я всегда покупал форматные обрезки ледерина, коленкора, картона для переплёта и обратил внимание на наличие в продаже панелей различного размера из ламинированного под орех ДСП. Я выбрал то, что было необходимо и мне оставалось только аккуратно собрать ящики у себя на работе. После того, как ящики были готовы, мы с Димкой уложили их в большую сумку и днём, когда в храме почти никого нет, отправились в Знаменскую церковь.

В храме действительно никого не было. Мы как ни в чём не бывало подошли к подсвечникам у аналоя с праздничной иконой в центре храма, поправили свечи, перекрестились, приложились, огляделись вокруг и быстро заменили посылочные ящики на ящики, изготовленные мной, налету пересыпав в них огарки свечей. Ещё раз перекрестившись, мы так же спокойно вышли из церкви.

Потом мы как-то приходили на вечернее богослужение в эту церковь и видели наши ящички, стоящие у подсвечников, аккуратно застеленные бумагой внутри. Значит работают, порадовались мы, и отправились в магазин за кагором, чтобы отметить славно проделанную работу. А покупали мы тогда только молдавский кагор «Чумай». Сегодня и названия-то такого кагора никто не знает.

Как-то ночью сквозь сон я почувствовал, что в темноте комнаты вроде как кто-то ходит, не звуки шагов, а ощущение движения какой-то большой массы. Затем это «кто-то» подошло к моей кровати и, наклонившись надо мной, придавило меня собой тяжело дыша мне в лицо. Кое-как высвободив руку, я перекрестился, еле выговорив Иисусову молитву. Оно сразу отпрянуло от меня и посреди комнаты где-то в воздухе лопнуло нечто стеклянное и посыпалось на пол мелкими осколками. Мне показалось, что это почему-то лопнула лампочка на люстре. Я нащупал в темноте выключатель и зажёг свет – все лампы были целы. Из своей комнаты на свет вышел прищуренный Димка и пробормотал спросонья:

– Что случилось?

– Да вот что-то вроде стеклянного шара лопнуло и рассыпалось осколками на пол.

И я пересказал ему произошедшее. Мы осмотрели пол, я провёл по нему ладонью, но ничего на полу не было. Перекрестившись на иконы, мы снова легли спать. Было три часа ночи.

Утром, обсуждая ночное происшествие, мы вспомнили об обещанном визите к отцу Георгию и в конце рабочего дня немедленно отправились к нему в Коломенское, чтобы рассказать о ночном видении.

После богослужения отец Георгий спустился с нами в специально устроенную под храмом комнату для отдыха служащих священников. Иногда им приходилось ночевать в этой комнате, если рано утром нужно было служить литургию. Почему-то так получалось, что священники, как правило, жили в противоположном от места служения конце Москвы. Тот же отец Георгий, когда служил в церкви мучеников Адриана и Натальи на Ярославском шоссе, то жильё ему дали где-то на Юго-Западе. А когда он стал служить в Коломенском, то его переселили куда-то во Владыкино.

Прослушав мой рассказ о ночном происшествии, отец Георгий ответил однозначно: нужно освятить квартиру. И конечно же для этого мы попросили его приехать к нам (вот опять же: где Коломенское и где Химки). Он согласился и назначил день, когда сможет приехать. А пока из требника прочитал над нами «Молитву запрещательную святаго Василия над страждущими от демонов» и велел, чтобы мы, придя домой, покропили в квартире Крещенской водой со словами «во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь». Ну и конечно же дал нам почитать обещанные книги. Первая из них называлась «Симонах Филипп, основатель Пещерной обители и Киновии Боголюбивой Богоматери, при Гефсиманском ските, близ Свято-Троицкой Сергиевой Лавры». Вторая: «О жизни и подвигах старца-затворника Гефсиманского скита, что близ Троице-Сергиевой Лавры, иеросхимонаха Александра». И третья: «Иеросхимонах Порфирий (очерк)», о сыне схимонаха Филиппа, подвизавшегося вместе со своим отцом в Гефсиманском скиту. То есть все три книги были об основателях и подвижниках Гефсиманского скита.

В тот день, когда отец Георгий приехал освящать квартиру, он, конечно, сразу удивился увиденному.

– Да у вас тут прям настоящая келья, – воскликнул он, войдя в комнату.

Накануне мы с Дмитрием в каждой комнате, на кухне и в коридоре наклеили на стенах под самым потолком нарисованные на бумажках крестики. В комнатах и на кухне наклеили такие крестики на всех четырёх стенах, а в прихожей только над входной дверью. И напротив каждой стены поставили зажжённые свечи – где на стол, где на стул или прямо на пол. Во время чина освящения жилища отец Георгий кисточкой помазал освященным маслом каждый крестик. Мы помогали ему, разжигали кадило, расставляли свечи, что-то батюшка давал нам читать.

После освящения квартиры мы уселись обедать. Дима приготовил его любимое мясо с картошкой в горшочках. Это очень вкусно. И потом за чаепитием отец Георгий рассказывал о своей учебе в семинарии, об отце Адриане и много всего интересного, что могло бы быть для нас полезным. Прощаясь с нами в коридоре, отец Георгий постучал указательным пальцем по двери и посоветовал написать и приклеить сюда молитву святителя Иоанна Златоуста, которую бы мы читали перед выходом из дома, и он записал её нам на клочке бумаги. Потом я переписал молитву славянским шрифтом и аккуратно приклеил на дверь. И с тех пор перед выходом из дома мы прочитывали эту молитву, осеняя дверь, то есть свой путь и намерения, крестным знамением: «Отрицаюся тебе сатана, гордыни твоей и служению тебе, и сочетаюся Тебе Христе, во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Аминь.» В общем, оградили мы себя со всех сторон от всякой нечисти.

Конечно же после приезда я не забыл Сергея Васильевича. Но когда я позвонил ему домой, то его брат сказал мне, что Сергея положили в больницу на операцию – удаление желчного пузыря. Лежал он в больнице на Фрунзенской, и я поехал его навестить, взяв с собой бумажную иконку Спаса Нерукотворного, подаренную наместником Оптиной пустыни.

Сергей Васильевич лежал в отделении на втором этаже. В большой палате стояло шесть коек, на двух из которых были свёрнуты матрасы. Увидев меня, Сергей Васильевич очень обрадовался, закрыл книжку, и положил её на тумбочку.

– О! Путешественник вернулся! Рад тебя видеть.

Мы тепло пожали друг другу руки.

– Ну, садись рассказывай, где побывал, что видел? – спрашивал, улыбаясь Сергей Васильевич.

Я взял табурет и присел возле кровати.

– Да, у меня-то всё нормально. Везде, где нами было намечено, побывали. А что у тебя, Сергей Васильевич? Ты лучше расскажи, как себя чувствуешь, что врачи говорят?

– Ну, вот сделали операцию, разрезали меня как селёдку и удалили желчный пузырь, – тихо засмеялся он.

– А я тебе иконку вот привёз из Оптиной. Ну, то есть вообще-то она из Иерусалима привезена наместником Оптиной, и он вот нам их дарил.

– Любопытная какая икона, необычная, – заметил Сергей Васильевич. Он перекрестился, приложился к образу Спасителя и поставил иконку на тумбочку, прислонив к стене.

– А на обратной стороне печать, на которой написано, что это благословение Святого града Иерусалима, – добавил я.

Сергей Васильевич снова взял иконку, посмотрел на обороте и поставил на место.

– Ну, а я вот лежу пока, читаю. Доктор сказал, что скоро выпишут, вот только там затянется немного. А то, говорит, швы разойдутся.

– А чего это кровати пустые? Этих уже выписали? – спросил я.

– Да, выписали: одного домой, а другого в морг, – ответил Сергей Васильевич. – Когда меня положили то на этой кровати уже лежал мужчина. Ему сделали операцию, что-то с аденомой. Но он как-то тяжело её перенёс и все думали, что помрёт – шов намокал и не заживал. К нему жена с дочкой приходили каждый день, хорошие такие, видно было, что это одна семья. Я и говорю ему, что вот когда они ещё придут, то попросите их сходить в церковь, подать записку о здравии и поставить свечку. Ну, он было понятно, что далёк от церкви, но, когда на следующий день пришла его жена он всё же попросил её зайти в церковь и помолиться, свечку поставить. И ты знаешь, вдруг пошёл на поправку и через два дня встал. Во как бывает!

– А тот, второй, умер? – переспросил я.

– А того вчера привезли – моча не шла и ещё там что-то. Лежал голый, стонал. Ну я ему и говорю, мол, попроси родственников, чтобы свечку о здравии в церкви поставили. Так он как начал на меня матом ругаться, хулить церковь и священников. И тут же сразу прибежали «мучители», стали ему катетер засовывать, он орёт от боли. Всю ночь стонал, а сегодня утром умер…

Тут зашел врач для осмотра, и я попрощался с Сергеем Васильевичем, пообещав ему, что помолюсь о его здравии и обязательно поставлю свечку.

А мне снова нужно было ехать в Троице-Сергиеву Лавру по очень сложному житейскому вопросу, да и это ночное видение покоя не давало. И, как всегда, я поехал на такси к первой электричке, чтобы прибыть в Лавру как можно пораньше.

Помолившись преподобному Сергию в Троицком соборе, я прошёл под галерею Трапезного храма, где находятся приёмные кельи старцев. И не заю почему, но в этот раз я заглянул туда, где принимает архимандрит Кирилл и увидел, что там всего три или четыре женщины: одна упёрлась лбом в дверь кельи, а остальные сидят на лавочке (ночевали они здесь что ли). Но, видимо я попал в нужный час, так как уже буквально через три минуты за мной стояло человек восемь.

Дождавшись своей очереди и войдя в келью, отец Кирилл меня благословил и присел на стул. Я рассказал старцу о своей бытовой проблеме, повлиять на которую я просто не в силах, но я сделал всё, что мог. Он внимательно слушал, а потом спокойно так говорит:

– Ну, это ничего. Главное, что ты поборолся. Теперь отпусти всё на волю Божию.

И я рассказал о своём ночном видении. Отец Кирилл взял тут же лежащий молитвослов, полистал и нашёл в конце молитв на сон грядущим то место, где «Да воскреснет Бог», и говорит:

– Вот прочитай, что здесь написано, – показал он на красный текст перед этой молитвой. Я взял у него из рук молитвослов и стал читать:

– Таже целуй крест твой, и перекрести крестом место твое от главы до ног, такожде и от всех стран, глаголя молитву честному кресту.

– Вот. Перед тем как ложиться спать нужно поцеловать свой нательный крестик и им перекрестить свою кровать, или можно взять другой крест, вот такой, – и отец Кирилл показал на крест, который обычно лежит на аналое во время исповеди. – И читая молитву «Да воскреснет Бог» перекрести крестом комнату, в которой спишь на все четыре стороны. И тогда никто тебе не будет являться. А то ты ходишь там целый день по городу, собираешь всякий мусор и приносишь всё это домой.

Батюшка, встал со стула, благословил меня, и я пошёл к выходу.

– Ну, а когда проснёшься, – вдруг продолжил он, подходя к двери, – то перекрестись и скажи: «Боже, милостив буди мне грешному», и тогда уже вставай. Да, вот так. – улыбнулся старец, провожая меня.

Всё было как-то обыденно: я спрашивал – батюшка отвечал, дал наставление, обычное и простое. На душе у меня было спокойно и как будто я чемодан с кирпичами который нёс оставил в келье старца и теперь иду налегке.

В Лавре я всегда брал несколько просфор с собой. И в этот раз я тоже зашел в Трапезный храм, где за свечным ящиком можно было взять пару-тройку просфор. Я написал записку о здравии своих родственников в которую не забыл вписать болящего Сергия. И вторую записку о упокоении родных и близких. Подойдя к прилавку свечного ящика, я отдал записки и положил пожертвование. За всеми моими действиями подозрительно наблюдал исподлобья худощавый высокий монах, который стоял за прилавком.

– И ещё дайте мне, пожалуйста, просфор пять штучек.

Монах посмотрел на меня в упор сверлящим взглядом.

– Каких таких «штучек»? Ты знаешь, кто такие эти «штучки»? Это они ещё те «штучки»! Хе, «штучки» ему подавай, – завёлся он.

– Ну, а как надо сказать? Дайте мне, пожалуйста, пять просфор. Теперь правильно?

Монах дал мне просфоры, и раскладывая записки продолжал бормотать себе под нос, дёргая головой: «Ишь, «штучки» ему. Знаем мы все эти штучки…»

Кто-то из батюшек сказал нам, что, прочитав утренние молитвы после сна, обязательно нужно с особой молитвой вкушать кусочек просфоры с Крещенской водой, и только после этого садиться за стол завтракать. Причём со временем это настолько у меня вошло в привычку, что даже сейчас если я по какой-либо причине не съем утром до основной еды просфору, то на весь день остаётся чувство, как будто бы я что-то потерял или лишился «просвещения ума», а заодно «душевных и телесных сил». Поэтому утром я обязательно вкушаю кусочек просфоры – пол штучки.