Читать книгу Мир и мы. Стереть стереотипы - - Страница 14

Сказанное заставляет пристальнее всмотреться в китайскую версию глобального политического проекта. Хотя Япония и Корея раньше вышли на мировой рынок, именно она на Дальнем Востоке является основной, так как их культуры вторичны по отношению к ней и обладают, используя терминологию В. И. Вернадского, о. Павла Флоренского и П. Тейяра дё Шардена, меньшим энергетическим напряжением.

Традиционная политическая идеология Китая двойственна. Так, она постулирует, что только Поднебесная и её народ имеют мандат свыше на управление миром, остальные же должны довольствоваться благом подчинения. Её носители находят ей оправдание и в устойчивой самобытности своей цивилизации в течение тысячелетий и в стремительном окитаивании всех захватчиков, пытавшихся поначалу навязать стране чуждые ей правила. Эти догмы, с одной стороны, погружают Китай целиком в рамки классической восточной модели. И объясняют, почему марксистская идея мировой революции и всемирной республики легко адаптировалась к древнейшему обществу.

Однако, конфуцианство настраивает политика и на предельный прагматизм, что позволяет синологам называть Поднебесную Римом Востока. Благодаря практичности, сепаратизм и цивилизационный оползень XX в. вызвали тут не крушение государственности, но переход к прагматике Дэна. Подобно японскому мессианизму в 45-ом, идеология была отодвинута в сферу сугубо домашнего употребления.

Так образуется второй парадокс современности: китайский политический проект стал, по существу, западным, поскольку на смену декларации права на мировое господство в нём пришли прикладные шаги по реальному его присвоению. Китайцы держат рынок ширпотреба в планетарном масштабе. Им же принадлежит половина мирового рынка электроники. Только американские инвестиции и лишь в континентальную часть страны превысили 1 триллион долларов. Сотни миллионов хуацяо и бизнесов работают в диаспоре на интересы метрополии. Пока ещё удаётся сдерживать порыв китайского капитала к контролю над русскими и американскими запасами нефти. А вот в случае с британским Ровером он, чувствуя слабое звено, позволил себе даже капризничать по цене.

Пекин уже de facto оседлал Запад его же средствами. Ибо тот не в силах оторваться от собственных материальных затрат и прибылей. Если же вспомнить о том, что власть должна опираться и на силу, то китайские армия и военная промышленность, в том числе в области высоких технологий, делают в последнее время поразительные успехи.

Отсюда третий парадокс. Поскольку дальневосточный политический проект мимикрировал, у него преимущество. Впервые не европоцентричная, а восточная идеологически и западная организационно модель может стать объединённой (и объединяющей) и всеохватной. Война его конкурентов, западного либерализма и исламского радикализма, между собой работает на интересы Китая. Обескровив друг друга, оба будут ему лёгкой добычей. Поэтому пока он свысока внешне почти не интересуется их суетой. Словно обезьяна, что наблюдает за дракой двух тигров.

Неотъемлемая часть прагматизма ханьской культуры заключается в том, что в ней ничто окончательно не отвергается и не забывается, просто как бы засыпает до срока. Да и время в ней течёт традиционно: её прошлое находится не позади, а впереди. Ради реформы китайцы не ниспровергают, как европейцы, основы. Но каждый раз находят для неё оправдание в той или иной традиции из любого пласта своей многотысячелетней истории. Так было всегда. Ничто не изменилось и ныне.

Поэтому есть все основания полагать, что идеологема Поднебесной будет явлена, как только её адепты окончательно утвердят свой контроль над тем, без чего единственно Запад жить не может – его материальной сферой. А тогда условия её власти будут просто продиктованы. И они будут непереносимы для него настолько, насколько он себе теперь и вообразить не в состоянии. Неспроста режим КПК исподволь прорабатывает перевод иероглифики на латинскую графику. Он загодя готовит прыжок на свою жертву. Ведь и нынешний унифицированный письменный язык был изобретён по приказу императоров, чтобы их подданные, которым для того заодно была предписана поголовная грамотность, одинаково понимали их распоряжения. Большевики с их всеобучем были жалкими эпигонами мандаринов.

Истории известны и случаи «западного» отклонения восточного политического проекта. Очень поучителен в данном отношении вернувшийся впоследствии на круги своя первый этап существования империи Чингисхана. Конечно, следуя логике самораспада, китайский мир со временем обязательно развалится. Но до этого надо будет ещё дожить. И не стоит тешить себя пустой надеждой на то, что пассионарный напор Востока удастся усмирить расширенным потреблением и барышами также, как это произошло с Европой: с той же Японией ещё не всё до конца ясно.