Читать книгу Мир и мы. Стереть стереотипы - - Страница 7

Оценивая прошедшие годы свободной Эстонии, можно сказать много похвальных слов в её адрес: низкая инфляция, либеральная экономика, наверное, самая устойчивая на территории бывшего СССР политическая система. И всё это будет верно. Как и то, что буквальное следование рекомендациям и ориентирам ЕС обеспечило ей не только одни из лучших показатели роста экономики в постсоветский период, но и второе по глубине падение в ходе глобального кризиса.

Но я больше хочу остановиться вот на чём. У России и Эстонии много общего как в судьбе, так и в современности. Нас объединяет больше, чем разъединяет, мы были и остаёмся близкими по большинству параметров. Пора отрешиться от взаимных негативных эмоций и вернуться к логике доброго взаимодействия. Повернуться друг к другу лицом, действовать благожелательно, вместе и двигаться согласованно, где только можно, ради общей выгоды.

Из аутотренинга известно, что для преодоления сильного волнения достаточно 10 раз глубоко вдохнуть и сильно выдохнуть. Полагаю, что за истекшие годы у обеих сторон было достаточно возможностей и времени, чтобы успокоиться и уйти от эйфории и запальчивости к трезвому расчёту.

Между тем, нас посейчас связывает в основном то, что русской и эстонской политикой до сих пор владеют одни и те же мифы. В качестве иллюстрации приведу только два примера – НАТО и Европейский Союз. Сразу оговорюсь: я за максимально быстрое движение России навстречу обеим организациям, вплоть до полного слияния с ними.

По поводу НАТО по обе стороны нашей единой границы действует миф о спасительности (в Эстонии) и опасности (в России). В обоих случаях не замечают, что из военно-политического блока, какой она была в период глобального противостояния, НАТО пытается, пока не слишком удачно, превратиться в организацию безопасности в Европе и – шире – Евроатлантическом регионе. Что она не намерена никому в Европе угрожать, а значит, и никого защищать в привычном смысле слова. Что она нацелена не против кого бы то ни было, а на совместные действия всех европейцев, которые позволили бы им предотвратить их столкновение с наиболее острыми современными угрозами. Что главное, над чем работает НАТО, – согласование существующих у европейских наций интересов в сфере безопасности континента в целом. Такой подход исключает наличие напряжённых внутри- и внешнеполитических отношений у членов альянса, как между собой, так и применительно к соседям, пока в него не входящим. Чтобы понять, что структура никому не даёт эксклюзивных гарантий, а потому демонизация её расширения на Восток несерьёзна, достаточно сослаться на требование установления дружеских связей с Россией, предъявленное Польше как условие её вступления в НАТО.

Другая сторона вопроса. Эстонские политики нередко говорят: Эстония такая компактная по территории и численности нация, у неё столь тяжёлая история, что мы не привыкли чувствовать себя спокойно. Наши деятели, в лучшем случае, заявляют: мы не прочь вступить в НАТО, но Россия такая большая, мы такие важные, от нас так много зависит в мире, мы не можем сами подавать заявку на вступление, нас должны пригласить, либо дать нам гарантию того, что Россию примут в течение года после формального заявления о желании присоединиться к ней.

И те, и другие игнорируют, что альянс никому не предоставлял особых условий и никогда не обещал специального отношения при вступлении. Думаю, что если мы будем больше уделять друг другу внимания в названных вопросах, то скорее и к обоюдной выгоде избавимся от мучающих нас фантомов.

Относительно ЕС в обеих наших странах у части общества существует заблуждение, что Союз – панацея, которая разом решит все проблемы национальных экономик. При этом как-то забывают о двух обстоятельствах: во-первых, ЕС не благотворительная организация, созданная для спасения кого бы то ни было, (даже о «помощи» Греции можно говорить лишь в кавычках, не говоря уже о жёстких требованиях к другим странам-членам в ходе накатывания второй волны кризиса), и, во-вторых, при всех реальных плюсах членства в ЕС, оно бросает и вполне очевидный экономический вызов (если использовать понятийные категории европейской философии, в частности, концепцию вызова-и-ответа как основы диалога и нерва цивилизационного процесса, предложенную Арнолдом Тойнби,), с которым Эстонии и России проще, и потому разумнее, справляться сообща.

Наконец, надо учитывать и стремительно развивающуюся в последнее время тенденцию регионализации европейских культур. Как и этничность, они становятся всё более и более интимным признаком, сугубо частным делом, элементом индивидуальной самоидентификации. Подобно тому, как жители Баварии говорят о себе: это в Баварии мы фризы, швабы и т. д.; в Германии мы все баварцы, в Европе – немцы, а в мире – европейцы. Притом, что фризский или швабский лишь по традиции принято считать диалектами немецкого, а на самом деле они обладают всеми признаками суверенных языков германской группы, и, значит, их носители – самостоятельные народы в антропологическом смысле. Культурная регионализация – не новый феномен в Европе. Во Франции ранее самостоятельные культуры Гаскони, Прованса, Нормандии, Бургундии, Вандеи, Корсики и Эльзаса слились со ставшей формообразующей моделью Иль-дё-Франса и стали её частью. Аналогично вышло с Уэльсом, Шотландией и Ирландией в Великобритании, Каталонией и Андалузией в Испании, Сардинией, Кампанией, Апулией, Калабрией и Сицилией в Италии…

Теперь пришла очередь национальных культур. Утвердился общеевропейский слой, стремительно превращающий французскую, британскую, испанскую, немецкую, итальянскую и прочие его составляющие в свои локальные, почти фольклорные варианты. Мы знаем, насколько противоречиво идут эти процессы в развитых демократиях. Понятно, что намного более опасны они для немногочисленных наций. Здесь, если мы хотим сохранить многообразие мира, действовать уже не только русским и эстонцам, но, вообще, всем европейцам, кроме как вместе, никак нельзя. Ведь Бог создал нас разными. И, если мы всерьёз заявляем о возвращении к культурным корням, то обязаны сохранить замысел Его, как это модно говорить ныне, проекта. Вот всего лишь несколько векторов перспективного сотрудничества во благо наших народов. На самом деле, их намного больше. Но все их непросто даже поименовать.

Теперь несколько слов о проблемах современной Эстонии, которые меня, как русского и православного, не могут не волновать. Церковь. Светские власти могут сколько угодно убеждать народ, что спор вокруг статуса здесь Православной Церкви Московского Патриархата имеет сугубо имущественные и административные основания. Не без них, конечно. Но не надо быть большим психологом, чтобы понять, что верующие воспринимают его как борьбу с Богом и Верой. Война же с Ними не просто недопустима, она лишена всякого смысла. К тому же она искусственно создаёт глубокие социальные трещины. А они намного вреднее обычных.

Эстонский язык. У меня не вызывает сомнений, что всяк, добровольно связавший свою судьбу с Эстонией, должен знать язык страны, в которой живёт. Понятно, что лингвистические способности людей различны. Кто-то может применять неродной язык лишь поверхностно, большинство – средне, иные – глубоко. Но, как филолог, могу подтвердить, что любой здоровый человек способен знать его в необходимых для себя объёмах. Например, мой старший сын во время обучения в Петербургском и Мюнхенском Университетах, выучил латышский, литовский и финский. Что уж говорить о шансах их освоения теми, кто живёт непосредственно в языковой среде.

Однако, по-настоящему можно владеть только тем языком, который любишь. А любить получается лишь тогда, когда чувство свободно от принуждения. Не случайно за несколько лет после обретения независимости у многих прибалтов куда-то сам собой исчез акцент, когда они говорят на русском языке. Вот как важен психологический фактор: люди на уровне подсознания освободились от лингвистической принуждённости. Потому-то обучение неэстонцев эстонскому языку должно пользоваться широкой и щедро финансируемой государственной поддержкой.

Необходима специальная программа подготовки нужных для того преподавательских кадров, исчерпывающих по количеству и качеству, особенно в районах преимущественного проживания русских. Не так, как сейчас, – сдавай экзамен на должность или гражданство, а как тебе узнать язык – никого не интересует. Если эстонцы хотят, чтобы неэстонцы знали эстонский язык (в идеале) не хуже них самих, неэстонцы должны на деле почувствовать, что эстонское общество не формально, но, если угодно, сердечно, душевно заинтересовано в их приобщении.

Такое решение является ключом для снятия перенапряжения в вопросах приобретения гражданства Эстонии, изучения русского как Muttersprache, исправления опасного для судеб страны соотношения числа граждан, неграждан и иностранцев в общей массе её жителей уже в ближайшие годы. Заодно оно улучшит и её положение в европейской семье.