Читать книгу Мир и мы. Стереть стереотипы - - Страница 9

Проанализируем важнейшие характеристики вскрытой проблемы, сперва в контексте Средиземноморья. Ибо сложившиеся тут цивилизационные модели, соревнуясь и сменяя друг друга, почти безраздельно доминировали в мире до относительно недавнего времени.

Во-первых, восточный глобальный политический проект есть явление сугубо идеологическое. И, за исключением краткой истории единого арабского халифата (отчего к его эвокации прибегает исламский экстремизм), всегда неудачное. Среди его предшественников – Персия споткнулась не только об Элладу, но и Скифию, а Карфаген – о союз греческих колоний с Римом. Потом нечто очень похожее случилось у монголов с Русью.

Китай, после консолидации в ханьскую державу, тоже постоянно расположен к распаду, т. к. адаптивность требует разнообразия, а монолитность идеологии таковое сокращает. Веками, после очередной дезинтеграции, его собирали внешние завоеватели. Быстро окитаившись, они опять приводили страну к развалу. В результате она становилась лёгкой добычей для новых захватчиков – и так по кругу. Чуть иначе, но по той же модели, в XX веке она была покорена заимствованной с Запада социалистической идеей, объединившей как коммунистов, так и Гоминдан.

Единственную восточную империю, просуществовавшую достаточно долго, Османскую, нельзя считать глобальной. Халифат был единственным государством, охватывавшим большую часть Средиземья в окружении мелких раздробленных франкских монархий и идущей на спад Византии. А Порта контролировала только часть территории бывших владений первых халифов, что не компенсировалось даже балканскими её вилайетами, да ещё окружённую превосходящими её по потенциалу колониальными владениями европейцев. Последние же чаще доминировали и в Средиземном море, что создаёт совсем иной исторический фон.

Западный глобальный политический проект, наоборот, всегда удачен и вырастает из прикладных намерений. Александр Македонский пошёл на Персидское царство за сокровищами под лозунгом возврата расхищенного имущества греческих святынь. Идея мирового господства у него возникла, когда в руки стал падать спелый плод разваливающейся державы Ахеменидов. Родившийся в итоге эллинизм на столетия сохранил внутреннее единство и передал его римлянам. Ради наживы отправлялись за моря и первые экспедиции Нового Времени. Рим, колониализм, неоколониализм и приведшая к глобализации экономическая и информационная транснационализация тоже следовали исключительно прагматизму.

Конечно, идейное обеспечение практических шагов присутствовало и у Востока, и у Запада. Разница в том, что у первого идеология инициировала запрос на овладение ресурсами, задавала тон. У второго же она даже в формах Римского Мира и «Правь, Британия!» служила оправданию уже состоявшегося обладания ими. Тот преднамеренно стремился к владычеству. И втуне. А этот пробивает себе дорогу как бы исподволь. Но неизменно побеждает.

Во-вторых, западный, европейский (сейчас евроатлантический) глобальный политический проект, будучи вторичным, сначала оказывается страдающей стороной. Отвечая, как независимо друг от друга отметили Владимир Соловьёв и Тойнби, на вызов своего азиатского партнёра.

Эллины реваншировали натиски персов походами Александра и властью диадохов. Рим отреагировал на мольбы о помощи Великой Греции против карфагенян из-за угрозы своей хлебной базе. Затем отразил атаку Ганнибала уже на себя, разрушил его столицу и сокрушил пиратов. И неожиданно проснулся первой по-настоящему глобальной империей в Средиземноморье, ответственной за поддержание в нём единого порядка. Всё это, как и много позже, под аккомпанемент борьбы римских консерваторов за то, чтобы Республика занималась только своими внутренними вопросами.

Русь консолидировалась и перешла к программе широкой колонизации в борьбе с монголами и их наследниками. Запад стал снаряжать корабли, чтобы получить необходимые ему товары безопаснее и дешевле, в обход континентальных торговых путей, находившихся под контролем мусульман. Отсюда и вынужденная прагматика европейского проекта.