Читать книгу Сдвиг. О таких разных девяностых - Константин Абольников - Страница 5

Студент химфака МГУ Руль 1 октября 1993 года должен был представиться родителям своей Первой Любви.

Надо было приодеться. Он заскочил в ГУМ, тогда еще именно Государственный универсальный магазин, где можно было купить не самую дорогую одежду. Выбрал отличную футболку с быком, жующим листик, разветвленный на пять частей. Руль был человеком советской закалки и, несмотря на окружение московских мажоров, про то, как выглядит марихуана, ничего не знал. Он посмотрелся в зеркало примерочной. Отличные индийские светло-голубые джинсы с цветной вышивкой на кармане, такие носят повсеместно, только надписи разнятся. «Мальвины», или «пирамиды». Прекрасная белая, к тому же свежайшая футболка с быком (Руль по зодиаку Телец, потому и выбрал быка – на удачу). Что же, не стыдно и людям показаться.

Он выскочил из метро «Улица 1905 года». Позвонил в заветную дверь. Открыла Таня. Они долго целовались в прихожей, выключив лампу, под огромной афишей с портретом Таниного отца, бывшего видного каэспэшника, члена советских клубов самодеятельной песни, гитаристов и походников-романтиков.

Руль был взволнован и счастлив, не подозревая, как и всегда потом по жизни, что копье судьбы уже направлено в его сторону.

Отец Тани что-то сверлил в соседней комнате, делал мелкий ремонт по дому. Затем он вышел, неожиданно обнял Руля, поцеловал щетинисто, обдав свежим пшеничным запахом водки:

– Наслышан! И о поступлении наслышан. МГУ? Прекрасно! Дай хоть я на тебя посмотрю, дорогой друг.

Матвей Евгеньевич зажег лампу, осмотрел Руля, начав с серьги в левом ухе. Улыбнулся. Отошел на метр, взгляд уперся в майку, и улыбка сползла с опухшего лица.

Руль тогда еще не был в курсе, что отец Тани выкурил примерно стог марихуаны в Еврейской АССР, куда его распределили после МАИ, да и потом на каэспэшных слетах. А уже в перестройку стал набожным, благонамеренным членом общества и перешел на водку. Ну а про алкогольные психозы Руль узнал только спустя семь лет от жены-психиатра.

Папа Первой Любви не стал вести долгих бесед. Он просто включил в розетку вилку от дрели и нажал на кнопку. Таня вздрогнула от рева дрели и начала судорожно тыкать ключом в замочную скважину. По ее реакции Руль понял: не шутит старик, идущий на него с дрелью, как обрюзгший ковбой с кольтом. Какие уж тут шутки, серьезные вещи сейчас могут произойти. Он без особых усилий отвел руку Матвея Евгеньевича с дрелью, оттолкнул его. Почему-то сорвал с мохнатой седовласой руки золотую цепь с китайским иероглифом.

Молодчина Таня открыла наконец дверь – вперед. Руль вылетел на лестничную клетку пятиэтажки. Трясущимися руками закурил…

Потом они еще раз, в ноябре, целовались у подъезда. Последний раз. Вот зачем он купил эту футболку? Ну ладно, это судьба. Но зачем он порвал браслет ее папе? Возможно, если бы он просто сбежал, все решилось бы иначе. А так старик лютовал и почти долютовался до инфаркта, теперь и речи не могло идти не то что о примирении, а даже об упоминании, о призраке Руля в их почтенном семействе. Так думал Руль в тридцать лет, выпивая обычную пару стаканов пива в баре под Таниными окнами.

Он и сейчас часто пьет пиво в этом баре. Потом, уже ночью, садится на скамейку напротив ее окон. Открывает еще одну бутылку. И не торопясь курит и пьет. Любит он ее, что ли, до сих пор? Нет. Она стала страшной костлявой матерью двоих неприятных детей. Некоторые метаморфозы не приснятся в самом кошмарном сне молодости.

В этом отношении «жизнь выяснилась вся». Ведь во влюбленности самое главное – волнующая загадка. Что с ним или с ней будет дальше? И что выйдет из их любви? Загадка разрешилась.

Он любит те годы и себя в них, и это его редкий отдых – посидеть под вязом у подъезда пятиэтажки в районе Пресни. Дерево не спилили, оно такое же. Аутентичный пресненский вяз семидесятых, восьмидесятых, девяностых и дальнейших годов. Надо повесить на него охранную цепь с пугающим гастарбайтеров знаком и надписью лазерной гравировкой: «Федеральная миграционная служба России. Дерево». И потихоньку глотать пиво, вспоминать в деталях тот поцелуй в ноябре 1993-го. Поцелуй, точку на таймлайне, с которой началась его взрослая жизнь.

Руль так открывает дверь обратно. И уже чуть пьяный думает: «А был ведь ноябрь. Самое начало ноября. Был ясный вечер, холодный, морозный, луна серпом где-то над высоткой на Кудринской площади. Тогда он забрался руками ей под кофту. Они стояли и целовались два часа. И не было, черт возьми, никому холодно».

А дверь обратно – за ней иллюзия, голограмма и пустота? Нет, за ней реальность. И если вы чудом, каким-то чудом нашли в своей жизни эту дверь, то приоткройте ее. Подышите теплым ветром оттуда. И закройте. Но никогда не шагайте в нее.

Еще несколько дней в том октябре Руль безмерно тосковал, а четвертого рано утром в гости приехал друг Фаня – подкормиться. Деньги, получаемые от родителей, он копил и потратил на «косуху», байкерскую куртку из толстой кожи, и казаки со сбруей – цепью, которая оплетала подъем, подошву и тыл остроносого кожаного сапога на подкованном каблуке.

Три дня уличный московский народ приподнято пил на свежем воздухе. Наконец-то что-то случилось! Развал СССР прошел скучно, на бумагах, дальнейшие события до московской публики доносились отголосками. Активных «живоцепистов» путча 1991 года, вставших на защиту Белого дома, было немного. Жертв особо не было, оружия на руках стороны-победителя – тоже. Оно оказалось ненужным, все уже решили, до ГКЧП.

Развал Союза и Беловежские соглашения не спровоцировали ни одной значимой, заметной акции в Москве.

А тут – раз! Спецназовцу зарядили в живот из РПГ в Останкине накануне, и праздник начался!

В праздник улицы заполняют люди, которых вы никогда не увидите в будни. За вычетом студентов, которых видно всегда. Заслышав пальбу, ребята поднялись на крышу двенадцатиэтажки Руля. Там стояло полсотни человек. В воздухе веяло ожиданием веселья и карнавала в Рио. Белый дом был виден как на ладони, постоянная пальба. Свист пуль. Чувство опасности, которое пьянит. А отдаленная опасность делает всех храбрецами. Не будем пересказывать анекдотичные общеизвестные истории нелепых промахов, удивительно метких попаданий сторон и интересных стратегических решений вооруженных сил в этот день.

Когда ухнул первый выстрел из БТР, все спустились по железной лесенке с крыши дома, сели в лифты и поехали вниз. Праздничный народ тек по улице в сторону Белого дома. Руль и Фаня не заметили, как оказались в толпе у входа в зоопарк. Какой-то мужичок в колхозном пиджаке вынул пачку листовок и стал их совать окружающим. Его немедленно вырвала из толпы чья-то железная рука, секунда – и он оказался у железных ворот зоопарка. Его окружали люди, в таких же, может чуть лучше, синих и темно-зеленых пиджаках. Сухо протрещали три выстрела. Стрелявший опасливо обернулся на толпу, пряча укороченный «калашников» под пиджак, и заголосил: «Человека ранили! Вызовите скорую! Врачи есть?» Второй тем временем быстро перевернул человечка лицом кверху. Лицо было разнесено несколькими попаданиями в упор. Челюсть и половина лица отсутствовали, глаз на целой половине висел на белом жгуте. Он сделал несколько движений головой назад, как будто разминал шею, потом руки резко согнулись в локтях, и он опал на асфальт.

Убийца повернулся к толпе и вдруг зычно крикнул: «Браво!»

Кто-то из толпы тоже крикнул: «Браво!» И вскоре «Браво!», потом «Ура!» и «Победа!» кричал весь пятачок перед зоопарком.

Другие люди рвали из рук друг друга раскиданные листовки. Руль поднял обрывок одной. И сохранил на все последующие годы. Это нижняя часть отпечатанной на машинке под копирку бумаги. Там было написано: «Пока Бог дает тебе сил, ты справишься с любым. Назовись тот хоть президентом».

Никто не понимал, что происходит, кроме одного: это карнавал. Настоящие, переодетые солдатами люди в настоящих, прикинувшихся танками машинах. Руль вдруг подумал: «А ведь это съемка эпического фильма „Война и мир“. Фильм и эпизоды на десятилетия… А сюжет книги бессмысленный. Наполнены смыслом страницы по отдельности».

Дальше началась стрельба из танков по Белому дому. Многие принесли с собой зачем-то радиоприемники. И с некоторой задержкой выстрелы дублировались в них, на шеях у распущенных домой после развала страны гуляк…

Со стороны Садового кольца по Пресне бежала толпа милиции и солдаты в касках. Они стреляли вроде бы в воздух, но несколько человек упало. Добежав до ядра толпы, военные начали избивать всех прикладами автоматов, и вскоре весь пятачок перед кинотеатром «Пламя», в здании высотки на площади Восстания, оказался завален избитыми людьми. Не избежали своей участи и Руль с Фаней. Руль не поместился в отделении милиции в ста метрах от высотки, рядом со старинным зданием пожарной части, его оттеснили и забыли о нем. А Фаню сумели забить внутрь, затолкнув в предбанник, где несколько раз ударили дулом автомата в ребра.

Фаня был одет в «косуху». Куртка шилась из очень толстой натуральной кожи. Стоила она сто долларов. Проверяли «косуху», облив ее пивом. Если она после этого стояла, как надетая на манекен, то тест пройден. Фане сломали ребро, вот и все.

Вечером они шли по переулкам Тишинки. Иногда были видны следы беспорядков: шарф, зацепившийся за ветку, поломанные кусты, россыпь штукатурки, вроде бы вырванной пулями. Они набрели на кожаный чемодан, вывернутый одним отделением на мостовую. Во втором, закрытом отделении лежали флаконы французской парфюмерии, которые были, очевидно, наименее ценным и потому уцелевшим содержимым чемодана: «XS» якобы от «Paco Rabanne», «Gucci Rush» от «Gucci», «Givenchy» от «Amarige» – по три-четыре флакона в 30 мл.

Флаконы были честно поделены и подарены мамам.