Читать книгу В пейзаже языка - Лазарь Соколовский - Страница 2

Лазарь Соколовский в поэзии – не новичок. Его творческий путь продолжается уже более полувека. За плечами – около двух десятков стихотворных сборников, но не все они дошли до читателя в первоначальном виде. Еще в юности поэт выбрал путь внутренней свободы, которому остался верен на протяжении всей жизни. Вот и пришлось десятилетиями писать «в стол», зато – «в раю отрыва от цензуры». Примечательно, что его первый сборник, вышедший в 1994 году, назывался «Из семи книг». Эта тоненькая книжка вобрала в себя лучшее из всего, что было написано за первую четверть века творчества. Многие из тех стихов вошли и в последний из поэтических сборников Соколовского, который называется «Раннее – позднее». Помимо них, он поместил туда неопубликованные ранние стихи, а также произведения, написанные перед пандемией. Сборник «В пейзаже языка», который вы держите в руках, стал выжимкой из того, что появлялось в печати в промежутке между ранними и последними книгами.

В аннотации к «Раннему – позднему» автор не скрывает, что заново отредактировал для него произведения 70-90-х годов. Так же он поступил и с текстами этой книги. Возникает вопрос: зачем? Не для того же, чтобы дать возможность своим постоянным читателям поиграть в игру «найди 10 отличий»? Разумеется, нет. Он это сделал, поскольку считает, что возникающая с годами большая требовательность к себе не может позволить допущения стилистической и языковой неточности, некой поэтической расхлябанности, недоделанности до совершенства с точки зрения сегодняшнего авторского видения. Это было присуще великим предшественникам, имеющим такую возможность. Тот же его любимый Пастернак правил свои ранние стихи и переводы при новых изданиях.

Лазарь Соколовский вообще глубоко укоренен в мировой культуре. Она для него – и питательная почва, и наставник, и материал для анализа, и неисчерпаемая сокровищница. Он убежден: каждая творческая личность призвана добавить в нее свою лепту. Именно произведения мировой классики помогли поэту в молодости выдержать давление государственной пропаганды, не допустить подмены высоких гуманистических идеалов сиюминутной политической конъюнктурой. Поэтому понятно его стремление не только «остановить мгновенье», зафиксировать в стихотворении мимолетное состояние души, но и довести свой вклад в общее дело культуры до предельной точности выражения мыслей, стремлений, боли…

В книгу «В пейзаже языка» вошли произведения из нескольких сборников, опубликованных в 2000 – начале 2010-х годов. В ее структуре сохранились названия некоторых книг – «Век уходящий», «Братья», «Диалоги». Однако изменение содержания и редактура того, что осталось, придали стихотворениям новое звучание.

Каждый из сборников Лазаря Соколовского – это своеобразный дневник, фиксация раздумий и прозрений. Материалом для них могло стать всё, что угодно – от разговора с деревенскими приятелями и утренней прогулки с собакой до услышанной мелодии или прочитанной книги. Автор не скрывает, что пишет стихи где угодно, даже в переполненном метро.

При этом в новой книге дневниковость все же отступила на задний план. Ее место заняла сквозная система силовых полей, между полюсами которых бьется сознание автора. Более или менее отчетливо они проявлялись в каждом сборнике, однако во всей полноте раскрылись только здесь.

Одно из них образует пара «природа – общество». В мировосприятии Лазаря Соколовского природа играет особую роль. Достаточно сказать, что даже собственную жизнь он ощущает неразрывно связанной с годовым циклом, «воскресая» весной и сетуя на творческую спячку в зиму. В стихотворениях, которые по теме следует относить к «пейзажным», он часто достигает лирического накала, обычно присущего любовной лирике. Например, эти строки посвящены памяти любимого дуба:

В диалоге с Иосифом Бродским, отталкиваясь от его «…я сменил империю», Лазарь Соколовский объясняет свою способность к сопротивлению той же связью с природой:

Антитезой природному порядку в его поэзии неизменно выступает социум. Поэт не принимает ни калечившую всё живое советскую идеологическую систему, ни столь же бездушный постсоветский хаос, ни новое укрепление не только небескорыстного, но всеми силами цепляющегося за власть антидемократического госаппарата, т. е. всего того, что препятствует естественному развитию страны, глубинному, природному развитию человеческой личности. Для него безусловна неоднозначность социально- исторического процесса в родной для него стране, он воспринимает происходящее не как сторонний наблюдатель, а как гражданин, старающийся дать объективную оценку разворачивающимся в переломный момент событиям. При этом, не впадая в крайности в оценке межпартийных схваток, он не забывает о главной своей задаче: при всех политических и человеческих пристрастиях оставаться художником. Да, иногда он может позволить себе написать и такое:

Однако ограничиться ролью зависшего над полем столкновений свидетеля-летописца, за которого он себя иногда не без иронии выдает, все равно не в состоянии, поскольку это совсем не соответствует его темпераменту, его натуре. В строках, посвященных извечной мифологизации недавней российской истории, сквозит страстное неприятие ее поверхностных оценок, зафиксированное в деталях далеко не романтического склада:

Многие годы отдушиной, а, может быть, скорее даже животворной почвой в, казалось бы, привычной с детства городской толкотне поэту служил дом в глухой владимирской деревне, где он проводил всё свободное от многолетней учительской службы лето. Там даже отношения с местным «социумом» – коренными жителями и приезжающими дачниками – складывались иначе. Их судьбам и нехитрой житейской мудрости в книге посвящено несколько стихотворений и поэма «Дорога». Однако, с азартом занимаясь исконным крестьянским трудом, он сознавал, что и здесь главное для него

Так, соединяясь в сознании человека-творца, природа и культура питают друг друга:

Подобно природе, культура у Лазаря Соколовского – это саморазвивающаяся система, где время отсчитывают уже не года, а поколения. Как и природа, она в основе своей иррациональна. Недаром высшим воплощением творческого начала он считает музыку, поскольку она задевает неувядающие струны души, позволяет углубиться в себя и на какой-то момент, возможно, слиться с непознаваемым:

Вообще же мотивы природы, родины и веры как единая тема проходят через все творчестве поэта. Но если в первом своем опубликованном сборнике, вошедшем затем в книгу «Раннее позднее», она представлена еще не столь убедительно в цикле «Стихи из сказки», где Христос появляется перед глазами современников как тень, то уже в более поздней и зрелой книге «Дышащий космос» он представляет «Попытку вести», переосмысленное неканоническое евангелие сводного брата Иисуса Иакова, где герой выступает не богом, а прежде всего Человеком. Правда таким, которого мы, забитые житейской суетой люди, понять, принять и пойти за ним пока еще не в силах, для этого надо пройти отнюдь не простой путь.

Вынужденный отъезд из России еще более обостряет подход к осмыслению этой темы. Не принимая никаких официозных, заказных представлений о самом главном в духовной и гражданской позиции мыслящей личности – в вопросах религии и связанных с нею путей развития страны, в предыдущем сборнике «Крохи бытия» в одном из знаковых стихотворений «К чувству родины» он приходит со следующим ощущением:

И наконец в этой книге, как бы подводящей итог многолетним внешним и внутренним скитаниям в поисках смысла жизни, в стихотворении «Возможно, о самом главном» он говорит о том, что в показной вере, как и в показном патриотизме истина не ночевала. Путь к ней лежит совсем в иной плоскости, определить которую и предлагает читателем автор, делясь при этом своими жизненными установками:

Попытки разрешить ключевые вопросы человеческого бытия предпринимаются в большинстве произведений Лазаря Соколовского. Однако даже там, где темой стихов стали конкретные библейские и просто исторические сюжеты, он подходит к ним не с готовым набором истолкований, появившихся в многовековой культурной традиции, а вступая с ним в диалог, который стал для поэта излюбленной формой выражения своих мыслей. Здесь противоположные точки зрения доводятся до предела. Автор не только сам вступает в полемику с Гомером, Джонатаном Свифтом, Альбером Камю или Иосифом Бродским, но порой сталкивает друг с другом известных деятелей истории и культуры. Так построена поэма «Очередной крестовый», в которой византийская царевна Анна, дочь императора Алексея Комнина и автор исторического труда «Алексиада», беседует с персонажами своей книги – рыцарями Готфридом и Боэмундом. При этом поэт не копирует стилистику оригинала, используя в повествовании современный язык. Так, он вкладывает в уста своей героини такие слова:

Современность слога особо подчеркивает смысловая разбивка слов дефисами. К слову, оригинальный стиль Анны (с поправкой на перевод) выглядит так:

«Поток времени в своем неудержимом и вечном течении влечет за собою все сущее. Он ввергает в пучину забвения как незначительные события, так и великие, достойные памяти; туманное, как говорится в трагедии, он делает явным, а очевидное скрывает».

Еще более прихотлива стилистика поэмы «В преддверии мартовских ид», в которой в эпистолярной схватке сошлись правитель Рима Юлий Цезарь и поэт Катулл. Написанная стихом, восходящим к «Письмам римскому другу» Иосифа Бродского, она утверждает приоритет творческого начала в человеческой деятельности.

Профессиональный педагог, стараясь погрузить читателя более глубоко в, казалось бы, хорошо знакомую классику, Лазарь Соколовский строит на драматической основе – обнажении различных, порой неожиданных, точек зрения – и свой цикл «Вариации на темы Шекспира». Это как бы маленький спектакль, где каждый герой «великих трагедий» будто высвечивается софитами. Так, «Гамлет» показан там не только «глазами» собственными или друга и последователя Горацио, но и проходит перед зрителем под взглядом представителей противоположной стороны – Полония с Клавдием. К примеру, оценка главного героя Полонием в этой политической схватке такова:

В стихотворении «Трагедии глазами режиссера» поэт подводит неутешительный итог этому продолжающемуся и ныне противоборству героической личности с несовершенным устройством жизни:

Одной из заметных тем сборника стало осознание ограниченности человеческих возможностей, причем не только собственных, а вообще:

Однако, обращаясь к ушедшему другу, Лазарь Соколовский вновь возлагает надежду на преемственность поколений – главную движущую силу культуры:

Тот же посыл заложен и в этом сборнике, который призван донести до читателя метания и надежды российского интеллигента рубежа тысячелетий. И пусть автор с грустью замечает, что «время поэзии вышло», и даже более того одно стихотворение заканчивает констатацией:

с чем трудно не согласиться, однако остается надеяться, что ренессанс возродится, безвременье канет в прошлое и спираль духовного развития потянет нас за собой, поскольку без подлинной культуры человечество обойтись не в состоянии. Иного выбора для него нет.

Екатерина Зотова,

журналист, кандидат филологических наук