Читать книгу Жезл не прозябший - Мария Шматченко - Страница 10

– Саша! – Настя отскочила от чужого супруга. – Прости! Я… Я была не в том состоянии!

– Как это понимать?! – Женщина кинулась к предателям и ударила мужа кулаком по плечу. А потом с криком обрушилась на подругу (или бывшую подругу?): – Как ты могла?! Я тебя пригрела, а ты с моим мужем блуд развела!

– Прости! Прости! – закрыв лицо руками, сквозь слезы твердила Анастасия, и только эти слова стали понятны из нечленораздельных рыданий несчастной.

Григорий же ничего не сказал в оправдание. Лишь бросил странный, полный обиды взгляд на жену и молча покинул палату.

– Куда ты?! Я развожусь с тобой! – в истерике закричала Саша, а потом снова взглянула на подругу: – Ты змея, которую я пригрела на своей груди!

И тут, видимо, Настя решила, что лучшая защита – это нападение:

– Да ты мне просто завидуешь! Это ты убила мою дочь! Ты!

– Как ты можешь такое говорить?! – ахнула Саша.

– А вот так! Ты одна умеешь зажигать этот чёртов подсвечник! И ты первая осудила Катю!

– Настя, как тебе такое в голову могло вообще прийти: что бы я причинила вред ребёнку?!

Проэлиум закрыла лицо руками, упала на колени и зарыдала ещё сильнее. Тут-то сердце первой леди не выдержало, и она подбежала к подруге и обняла ее. Анастасия попыталась оттолкнуть Сашу, но потом успокоилась, заплакала тише и, шепча: «Прости… прости», уткнулась в плечо Вейкович.

Но слово не воробей… Григорий, стоя за дверью, слышал все, что сказала Настя.

– «Раскинь скорей свою завесу, ночь, пособница любви…» – читала Юля, а потом вдруг ее носик капризно насупился, а губки надулись: – Но почему мы должны ставить спектакль «Ромео и Джульетта» ко Дню всех влюблённых?! У нас есть свой праздник – День святых Петра и Февронии! Ещё бы Хэллоуин отмечали, честное слово!

– Юль, не нуди, – откликнусь сидящая на полу Регина. – Пусть люди празднуют, что их душе угодно. Хоть День взятия Бастилии. Тебе-то какая разница?

– Но мы же выступаем на этом не нашем празднике! Почему бы не отпраздновать…

– Давай быстрей читай, – перебила подруга, – мне надо жвачку купить для Деньки, а то он просил в прошлый раз. Все-таки последний раз увидим…

Тут прелестное личико Юли покрылось румянцем. Девушка озорно улыбнулась:

– Ты ему уже жвачки покупаешь? Глядишь, и на венчание позовёте?

– Да ну тебя!

– А что так? – радостно, но по-хулигански, ребятничала Иванченко.

– Не знаешь ты, в чем каюсь я, – горько усмехнулась Регина.

Услышав слово «каюсь», Юля даже немного обрадовалась, в глубине души засияла надежда. И девушка не сказала подруге, что главное – это искренняя попытка покаяния, хотя чуть не начала свою речь, но не стала. Зачем учить?

«Вейкович собрался финансировать восстановление Третьего Храма в Иерусалиме, что может не понравиться мусульманам» – прочитал отец Софроний и обречённо уронил газету на стол. Вот и подарочек к Крещению Господню. Что же будет дальше? Весь мир, затаив дыхание, ждал трагической развязки. На Руси главу государства любило большинство. Все считали его настоящим мужчиной, сильным политиком и радовались, что наконец-то и у них появился такой президент. Лишь кучка жалких оппозиционеров ненавидели Григория, и вот снова, в связи с последними новостями, стали интересоваться девичьей фамилией матери Вейковича.

А вот личной семье президента грозило расставание. Этого Григорий допустить не мог, иначе упадёт рейтинг. Вейковича любят и за семейный статус. Уважаема и любима в народе и Александра. Теперь же жена грозится снова стать Гончаровой и уйти в монастырь, а дочку забрать с собой жить в детском монастырском приюте. Этого терпеть мужчина не собирался и в тот день, пока дражайшая супруга с Милой были на вечерней службе в храме, вырвался пораньше домой, что для него стало просто чудом, с его-то занятостью. Вейкович вошёл в комнату, в которую съехала Саша от него, от «мужа-блудника», и сразу же увидел на письменном столе разбросанные документы. Наверняка там лежит заявление на развод, которое подлежит уничтожению. Григорий подскочил: и точно, вот оно. Он, словно слизняка, взял со стола бумагу длинными гибкими пальцами и тут же смял… И только хотел уйти, как взгляд упал на другой документ. Это оказалась выписка от врача. «Саша больна?» – сразу встревожилась душа. Как бы мужчину ни бесила религиозность супруги, он по-своему любил ее. «Онкология толстого кишечника четвертой степени» – значилось в строке «Диагноз».

Владимир остался на ночь сторожить храм, так как выпала его смена. Конечно, у Кафедрального собора имелась круглосуточная охрана, но послушники, дабы не расслабляться, тоже помогали, оставаясь в хозяйственных помещениях: в домиках воскресной школы и охранника. Молодой человек спустился в винный погреб, что располагался в сторожке, как вдруг услышал чьи-то шаги и обернулся. К семинаристу, неся коробки с кагором, шёл Борис Акимович Козлов. Вид гостя был грустным, лицо осунувшимся. Вероятно, бедняга страдал бессонницей.

– Я вот принёс на завтра кагор новый. Для причастия, – меценат поставил коробку на комод.

– Спасибо! Как у вас дела?

– Я обанкротился. Во всем виновата власть: без блата никуда. Одни знакомства кругом нужны. Дадут работу, потом быстренько к работодателю прибежит блатной, начальники все отнимают и блатным отдают. Даже если блатной вообще никакой исполнитель. И так везде. Я думаю, это мой последний год жизни.

– Что вы такое говорите?! Вам надо на исповедь. А лучше поговорить с батюшкой.

– А чем мне батюшка поможет? Может, – предприниматель-банкрот горько усмехнулся, – по блату мои молитвы Господу передаст?

– Не надо так… Это ведь Его обижает.

– Я не верю Ему, Володя. Не верю, – с этими словами Козлов, осунувшись, грустно отвернулся и зашагал по ступенькам.

– Постойте! – Неожиданная идея пришла в голову послушнику, и молодой человек решил посоветовать.

Борис Акимович обернулся.

– Завтра тут будет Александра Вейкович. Быть может, она сумеет вам помочь? Все-таки вы были меценатом этого…

– Нет, – резко перебил мужчина, – это все благодаря ее мужу. Будь они прокляты трижды. Достали уже. Никому верить нельзя. Даже коллега может вставить нож между лопатками, пока ты не видишь. И ты думаешь, я, друг Саши, не обращался к ней за помощью? Конечно, обращался! Но она якобы не смогла мне помочь. Да и ещё в подарок собору от моего конкурента бак прислала, оказывается.

С этими словами Козлов ушёл, а Володя грустно глядел несчастному вслед. Печально сложилась судьба этого человека. Видимо, все отвернулись от разорившегося богатея. А ведь когда-то этот предприниматель являлся элитой бизнеса и щедрым меценатом Кафедрального собора наравне с Александрой Вейкович.

Когда ты теряешь то, во что вложил душу, кажется, словно бы у тебя отняли ребёнка. Особенно, если пришлось бороться. И никакие слова не могут больше ни убедить, что все будет хорошо, ни утешить в беде. Только боль и останется твоей собеседницей, спутницей и… убийцей. Боль, и больше ничего. Уже нет доверия Богу.

Рано утром Владимир встретил Юлю и Регину на вокзале. Иванченко почему-то побоялась ехать в столицу одна и упросила подругу сопровождать себя. Молодые люди отправились в Кафедральный собор на трамвае. Людей было ещё мало, хотя девятнадцатое января официальный государственный выходной, но не все предпочитали праздновать Крещение Господне на ранних литургиях. Друзьям нашлись свободные места в транспорте. Володя сел рядом с Юлей, а Новак плюхнулась напротив подруги, кое-как сумев скрыть ревность.

– Так, только на русском давайте, – пошутила Регина, – а то ваш православный диалект я не понимаю.

Они рассмеялись, но сама шутница осталась мрачной. Сославшись на то, что не выспалась, так как всю ночь писала новую песню, артистка уставилась в окно, за которым в утренней дымке, за кружевом инея на деревьях, предстал древний, красивый город.

До Кафедрального собора доехали быстро. Юля и Володя что-то обсуждали своё православное, но Регина не слушала их. Она даже чуть не пропустила мимо ушей название нужной остановки и, если бы подруга не потянула ее за собой, так бы и проехала дальше.

У дверей воскресной школы ребят ждал Рустик. Абдуллин улыбался впервые за много месяцев и, когда друг познакомил его с актрисами из Городка, сказал, что Настя тут, помогает им готовиться к литургии, убирается в воскресной школе.

– Да? А как Сонечка?

– Она сказала, что хорошо!

– Надо же?! Какое счастье!

Владимир рассказал подругам вкратце о беде, и девушки тоже порадовались, что ребёнок, судя по всему, пошёл на поправку.

Вскоре началась литургия. Анастасия стояла рядом с Александрой и Милой. Рустик – с Володей, Юлей и Региной. Для Новак время тянулось убийственно медленно. Когда-то она читала рассказы многих западных знаменитостей, которые приняли православие. Они делились, как их с первого раза покорила красота православного богослужения. И хотя убранство Кафедрального собора просто поражало воображение, хотя хор на клиросе звучал умиротворяюще и возвышенно, словно бы пели ангелы, Регина не чувствовала ничего, кроме усталости и боли в спине. «Если бы не мороз, я бы не зашла сюда!» – подумалось несчастной, и из-за обиды на погоду захотелось плакать. Но зато Иванченко… Она казалась просто ангелом! Бросая быстрые косые взгляды на подругу, чтобы не осудили, атеистка не могла до конца осознать, до чего Юлия прекрасна в доброте и одухотворённости.

Когда пошли к причастию, Регина, как бывшая католичка, а ныне неверующая, к нему не пошла. Она стояла в стороне и смотрела, как люди выстроились в очередь, сложив руки на груди (правую на левую), и сподобившиеся таинства показались гостье православного собора ангелами.

В самом конце люди пошли набирать крещенскую воду из баков. Юлия, Рустик и Володя не стали. Девушка взяла в своём храме в Городке вечером восемнадцатого числа, а парни – в семинарском. И теперь они подошли к настоятелю. Худенький, седовласый отец Варфоломей с кротким, добрым лицом ласково улыбался молодым людям. Новак стояла в стороне от ребят и священника. Потайная обида кольнула ее сердце: подруга нашла себе новых друзей! Как же: эти двое ведь тоже верующие, воцерковленные, православные христиане!

– А что подружка не подходит? – меж тем по-отечески ласково улыбнулся отец Варфоломей.

– Она… она стесняется, наверное, – ответила Юля. – Я одна боялась на электричке ехать, уговорила Регишу, она меня провожала. Но она невоцерковленная.

– Если будет на то воля Божья, то станет членом церкви.

– Ой! – неожиданно раздался чей-то крик, и все, вздрогнув, обернулись.

На полу лежал Ольга, регентша. Над ней визжали Алевтина, Александра, Мила и Анастасия. Рустик и Володя сорвались с места и кинулись к женщине. Отец Варфоломей, уже старенький дедушка, в волнении заковылял следом. Юля взяла его под руку.

– Вызвали скорую! Сейчас приедет! – крикнул кто-то.

В этот момент прибежала обеспокоенная Елизавета Козлова, жена Бориса Акимовича.

– Сейчас приедет… и… – И… рухнула тоже.

– А-а-а-а-а-а-а! – поднялось среди прихожан.

– Ещё одну скорую вызывайте!

Перепуганная до полусмерти Юля держалась за руку с подбежавшей к ней Региной, и обе чувствовали дрожь друг друга. Но больше всего девушек напугало, когда Мила, схватившись за живот, со стоном: «Мама, мне плохо» упала на пол, и мать едва успела подхватить девочку.

– Настя, позвони шофёру, – попросила Вейкович.

– Ага! – женщина достала из сумки мобильник, включила его и, отойдя в сторону, набрала номер.

Вскоре послышались звуки сирены. Во двор храма влетели машины скорой помощи. Врачи выскочили и бросились к пациентам, которых уже насчиталось шесть человек. Через полчаса примчался и сам президент. Первая леди, которая плакала над лежащей на носилках Милой, подняла испуганный взгляд на мужа и, не выдержав, бросилась к нему на шею.

– Саша, что случилось?!

– Я не знаю, Гриша… Не знаю… Сначала потеряла сознание Ольга. Потом Лиза, жена Козлова, потом – Мила. И вот… Я… Гриша, мне плохо… Все болит…

Мужчина понял, что Александра тоже потеряла сознание.

– Врача! – перепугался Вейкович.

Доктора услышали его крик. И бросились к нему. Медики подхватили Сашу. Положили несчастную прямо на землю: не было больше носилок. Вызвали подкрепление. Людям становилось плохо… Словно бы мор прошёлся. Все впали в панику.

– Алевтина, – Настя схватилась за руку свечницы, – мне дурно. Колени Проэлиум подкосились и, сжимая голову руками, женщина медленно села на землю.

– Милая моя…

– Обещай, если я умру, позаботиться о моей Онки.

– Врача! – завопила в ответ Алевтина.

Машины скорой помощи с сиренами увозили пациентов. Григорий держал руку жены. Саша дрожала, словно бы испытывая холод. Платок сполз с головы, обнажив темно-каштановые, заплетённые во французскую косу, волосы… С длинных ресниц по бледной щеке соскочила слеза… Пальцы женщины в ладони ее супруга замерли… И Вейкович понял: Александра умерла.