Читать книгу Жезл не прозябший - Мария Шматченко - Страница 6

Рустик отпрянул. Он ушам своим не верил. Значит, автор той заметки в пропагандистской газете всегда был рядом с ним? И это не просто кто-то, не просто какой-то знакомый, а близкий друг! Юноша не знал, что и подумать. С одной стороны, Володя прав, совершенно прав, но с другой – из-за его такого эмоционального, необдуманного поступка столько людей подверглись страданиям, боли и репрессиям!

– Ты так смотришь… Ты осуждаешь меня, Руся?

– Н-н-нет… Но ты… Ты должен… Про этот грех ты говорил тогда вечером?

Владимир кивнул, а друг ответил:

– Я даже не знаю, что и думать, если честно… Ты прав. Но, видишь ли…

– Вижу, – прервал молодой человек, – оттого и мучаюсь.

– Ты должен завтра со мной ехать в загородную резиденцию… Александра приглашает…

Володя изумлённо расширил глаза. Зачем это ещё? Что им там делать? Друг признался, что тоже удивился. Но надо ехать, раз жена президента велит. Что ещё оставалось делать? Значит, надо ехать и не бояться. Рустик спокойно сказал, что не боится, и позвал пить чай.

– Нет, спасибо, дружище, иди к своей Насте… А я пока поеду в Городок.

Руся в таком волнении даже не смог осознать всю радость, услышав: «к своей Насте». Юноша кивнул Кучмину, попросил не опаздывать завтра, пожелал Божьей благодати, и парни распрощались.

Володя ещё долго стоял, тупо уставившись на золотисто-бежевую деревянную дверь, за которой только что скрылся его друг. В душе разрасталось отчаяние, сердце наполнялось тревогой. Что же их ждёт дальше? Молодой человек не знал, но в одном был уверен точно – нужно сознаться властям. Но что это даст? Не нашёлся ли для них в этой заметке только лишний повод, ведь аресты и увольнения с должностей начались и до того выпуска газеты?

Тем временем Настя, склонив голову на спинку дивана, лениво листала фотографии в смартфоне подруги. Проэлиум было так хорошо, так тепло и так уютно!.. Больше не существовало в ее жизни никаких клиентов и никаких сутенёров. Да и с мамой они помирились. Верилось, что все будет хорошо.

Вот фотография Милы в церковном хоре. Она пробовала петь? Надо спросить у Саши. А вот их семейный снимок… Такой милый! Гришка-то такой мягкий: и не скажешь, что самый влиятельный политик современности. А вот совместный снимок с какого-то приёма… Дорого, изысканно… как-то театрально… и так опасно… А вот… Коля… Стоп! Да, это именно он! На неё взглянули его синие глубокие глаза. Ласковая, мягкая, добрая, но чуть заметная в своей деликатности, улыбка…

– Кто это? – едва не задохнувшись от волнения, Анастасия локтем тихонько ткнула подругу в бок.

– Это? Так это Годзяцкий. Я пересняла его фотку у мужа с документа, чтобы в лицо знать…

– Годзяцкий…

Настя думала, что полное имя таинственного красавца звучит «Николай», а тайный любимый, оказывается, Миколай, через «М»!.. Как же она сразу не догадалась?! Что же теперь делать-то? Бывшая куртизанка почувствовала себя обманутой Богом. Опять проблемы! Опять одни неудачи! Анастасия думала, что Саша сначала поможет ей отыскать загадочного мужчину, а потом – познакомиться с ним, потом – очаровать. А тут оказалось, что он – католический священник!

– На, Регин, поешь ещё, – Юля вилкой достала из стеклянной банки… пельмень и протянула подруге, а та обалдело смотрела на сие произведение кулинарного искусства.

Подруги сидели в том же тюремном холле, за тем же столом, что и недавно. Только Новак пришла сюда из камеры в качестве заключённой, а не вошла с улицы как посетительница. Девушке было невероятно стыдно есть на виду у всех, но вот Иванченко придерживалась другого мнения.

– Да что такого? Ешь давай!

Взглянув в тёмные глаза Юлии, Регина увидела в них заботу и растаяла. Оглядевшись, сгорая от стыда, она взяла вилку и быстро сунула пельмень в рот.

– Это мама специально для тебя лепила.

Иванченко забрала у Новак прибор, нанизала ещё один пельмень и, не слушая никаких возражений, протянула подружке.

– Привет, Юль, – раздался усталый голос Дионисия.

Она подняла голову и увидала их хорошего знакомого.

– Привет! Как ты? Садись к нам.

– Спасибо, Юляш, но ко мне друг сейчас придёт. А вон и он! Володь, – Куницын замахал рукой, – я тут! – и с этими словами… сел рядом с Региной. Подошедший к ним молодой человек со светлыми волосами по плечи и короткой бородкой, немного помявшись, опустился на стул рядом с Иванченко. – Это Володя, девчата, – представил друга Дионисий. – Володь, это Юля и Регина.

Они обменялись взаимными «очень приятно познакомиться», и Новак в душе обрадовалась, что ей не придётся тут позориться, ужиная у всех на виду, «как дура».

– А кто песни пел из мюзикла про парад мужеложников? – заставил себя улыбнуться Владимир.

– Я, – не без гордости заявила Регина, указав на себя большим пальцем. – Вернее, я только зачинщицей была.

Дионисий покачал головой и, закатив глаза, заявил, что «не пел этот позор греховный».

– Регина, – до Юли наконец-то что-то дошло, – зачем ты это сделала?!

Девушка откинулась на стуле и озорно рассмеялась, заявив, что ещё татушку-радугу набьёт и волосы обрежет. Удивительно: как Новак было вообще до шуток в таком ужасном месте в такой ужасной ситуации?!

– А тебя не как православную забрали? – вытаращил глаза Владимир.

За несчастную подругу, дабы та не ляпнула какую-нибудь пошлую шуточку, ответила Юля, что она у них атеистка. Новый знакомый спросил Иванченко:

– А ты?

– А я православная. Я член церкви. Воцерковленная с ранних детских пор. Мы с Региной играем в одном театре.

– А я семинарист, как и Дионисий.

Взволнованная, напуганная Юля только сейчас взглянула на нового знакомого. Она отчего-то покраснела. И он тоже. Когда друг стал рассказывать Володе, как Регина пыталась за него заступиться и сим актом самоотверженной любви к ближнему угодила в тюрьму, Кучмин слушал вполуха.

К чему бы все это?

И тут раздался весёлый смех Регины, какой-то с подколкой, издевательский:

– Вовк, как вы гей-парад зовете? Парад мужеложников?

Молодой человек взглянул на новую знакомую и увидел, что та качается на стуле.

– А как ещё эту содомию назвать? – вопросом на вопрос ответил Володя, а девушка рассмеялась:

– Никогда в жизни такого не слышала! Скажи, а тебе и правда есть дело, с кем я, например, сплю?

– Да спи с кем хочешь. Хоть с инопланетянином. Мне какая разница?!

– А до какого-то незнакомого гея тебе какая разница?

– Мне нет до него никакого дела, но все же это – смертный грех, мерзость перед Богом.

– Мы не должны никого осуждать, – понимая, что дело пахнет керосинам, вернее, скандалом, кротко вмешалась Юля. Именно кротко, и именно вмешалась. – Нужно следить за собой. Каждый за себя, за свою душу в ответе будет перед Господом. Помните, как святой батюшка Серафим Саровский сказал, что не должно судить никого? Поэтому, хотя мы все имеем представление, что такое гей-парад, «собственными очами видели кого согрешающим», то все равно не надо их судить.

– Да, пусть геи и лесбиянки сами отвечают за свою содомию, – сказал Дионисий.

– Там еще трансы есть, би, гомик-гёрл10!.. – засмеялась Регина.

– Ну хватит уже, – строго призвала подругу к порядку Юлия, и та кротко замолчала. Если ее ангел просит перестать, Новак сочтёт за честь исполнить это.

А Юля? А Юля даже не догадывалась, что ее, грешную, воспринимают как ангела. Она сокрушалась сердцем… Обсуждают гей-парады в то время, когда лучше бы в такой сложной ситуации было бы помолиться всем вместе Господу Иисусу Христу, Матушке Пресвятой Богородице и святым преподобным отцам. Ох уж эта Регина!.. И ведь и ее Фима такой же точно! Не зря они дружат! Неизвестно, что будет с несчастными: выпустят ли, отправят ли в ссылку, дадут ли срок… Расстреляют ли. А они… А они!.. Они даже не думают о милости Божьей, не молят Господа спасти их!

Чуть позже в городской, замковой резиденции президента, Григорий, Анастасия и Александра уединились в каминном зале. Первая леди все-таки заметила слезы подруги, как бы та их ни прятала, и допыталась, в чем дело.

В комнате царил полумрак. Тяжёлые дорогие гардины прислуга уже задвинула. В очаге горел огонь, и только его весёлые язычки, казалось, были настроены радостно. Трое присутствующих ощущали себя подавлено.

Отклонившись в кресле, Вейкович, который просто каким-то чудом оказался свободным и приехал домой, лениво, задумчиво спросил у бывшей одноклассницы жены:

– Значит, Колька все-таки не Николай, а Миколай, и не просто Миколай, а Годзяцкий?

Женщины только кивнули. Одна была шокирована, другая подавлена своей бедой влюбиться в священника, давшего клятву целибата.

– Давай я лишу его сана?

– Гриня! – возмутилась Саша. – Что ты такое говоришь?! Хоть он и католический священник, а не православный, все же нельзя так! Может, для него монашество – призвание?!

– Это противоестественно. Ему же лучше будет, если я его заставлю отказаться от сана и жениться на Насте!

– Угораздило-то меня, так угораздило! – зарыдала Проэлиум. – Все из-за моей профессии!

Григорий сразу напрягся и спросил, какой такой профессии. Саша торопливо ответила, что они не хотели бы посвящать его в свои дела, так как у президента и без них проблем по горло, но Анастасия честно как ни в чем не бывало ответила, что трудилась на проституточной ниве. А закончила такими словами вперемешку со слезами:

– Вся эта любовь к священнику мне в наказание. Вот и несу его!..

– Не наказание несёшь, а бред! – рассердился Григорий. – Ещё раз услышу подобную православную чушь!..

– Тогда что?! – гневно перебила мужа Саша. – Не смей выражаться о православии в подобном тоне подобными словами! Не забывай, что только вера, церковные таинства помогают нашей Милочке обходиться без инсулина! А ее болезнь – это нам наказание за блуд! Если бы мы не встречались до свадьбы, если бы мы не допустили плотского общения, то наша девочка родилась бы здоровенькой! Я, между прочим, покаялась на исповеди и начала жить церковной жизнью. И ты тоже должен!

– Саша, позволь мне обсуждать мои духовные долги с Богом, на крайний случай со священником, а не с тобой. И тогда, когда я буду к этому готов. –голос прозвучал спокойно, но предельно строго.

Мужчину все сильнее бесила жена своей воцерковленностью, вернее, желанием воцерковить его. А ему это не надо. Григорий не простой мужик, у которого уйма времени, а президент! Нервно сложив руки на груди, Григорий взглянул на Настю, склонившую голову, потерянную в своём горе, несчастную, грязную, испачканную в собственном прошлом, но святую в красоте и смирении. Такой она виделась ему. Наверняка Проэлиум не стала бы выносить мозг своему мужчине собственными заморочками и увлечениями! Надо бы завтра же вызвать из Кафедрального католического собора этого Годзяцкого, если тот не прячется в очередной раз… С такими мыслями Вейкович поднялся с кресла и направился было к дверям, как Саша окликнула мужа:

– Постой! Куда же ты?

– А что, прикажешь слушать твой бред? – усмехнулся Григорий.

Александра сделала то, что стало неожиданным для Насти, но привычным для ее супруга: она опустила голову и кротко прошептала: «Прости». «Да убоится жена мужа своего!» Но муж тоже кротко, с улыбкой ответил:

– И ты меня.

Настя вздрогнула. Девушка медленно подняла голову и медленно выпрямила спину. То, что произошло только что, буквально шокировало бывшую куртизанку. Бедняжке никогда не приходилось такое видеть. Мужчины никогда не обходились с Анастасией столь вежливо. Кроме Миколая. Но с тем их связала лишь мимолётная встреча, которой послужил пасторский долг, а не романтический порыв. Григорий подошёл к жене и приобнял ее за плечи, шепнул, что все будет хорошо, что поможет ее подруге. А подруга ничего не слышала: она лишь смотрела на них своими большими голубыми глазами. Не услышала она и стука в дверь, и чьих-то шагов. Лишь голос, до боли знакомый голос, вернул девушку в реальность. Бывшая жрица любви посмотрела на гостя и узнала министра культуры.

– Кузьма, это Настя, моя подруга, – представила Саша.

Мужчина вздрогнул и обернулся к Проэлиум. Она вздрогнула тоже: перед ней стоял отец ее дочери.