Читать книгу Жезл не прозябший - Мария Шматченко - Страница 4

– Что-о-о?! – вытаращил глаза Рустик, не в силах поверить в услышанное. И через секунду отскочил.

Владимир вздрогнул:

– Руся, ты не так понял, не собрался я ни на какой парад!

Но юноша отскочил от друга ещё дальше и оттуда крикнул:

– Вот зачем тебе монашество! Ты не посмеешь, слышишь?! Уходи из семинарии! Иначе я все расскажу отцу Софронию!

– Он и принимал у меня исповедь! Неужели ты думаешь, он не прогнал бы меня?!

– Сложно поверить, – передёрнул плечами друг, потом, немного успокоившись, добавил: – А если Владыко узнает?

– Владыко вряд ли узнает в скором времени8…

– Ладно уж, пойдём, Вовк. Захочешь – расскажешь.

– Спасибо за понимание. Но смогу ли я сознаться тебе когда-нибудь, Руся…

Последнюю фразу юноша, к счастью, не услышал, зашагав вдоль улицы.

Сумрак окутал старинный город. Такой же сумрак окутал и душу Володи. Если беднягу прогонят из семинарии, он потеряет все. Когда-то обретя смысл жизни в Боге, в православии, молодой человек больше не видел смысла ни в чем другом. Ни в спорте, в фехтовании, которым когда-то серьёзно занимался. От защиты мастера спорта он с радостью отказался и поступил в семинарию. Мать до сих пор не могла простить ему этот поступок. Женщине всегда хотелось видеть Володеньку в спорте, на чемпионатах, а не в храмах на службах. Со временем все же к упрямице пришло понимание: ее мальчик вырос и избрал иной жизненный путь, решив стать священником. И только бедняжка начала смиряться с этим, как тут новый удар – парень видит себя в чёрном духовенстве9! Решение кровиночки принять обет монашества и удалиться в скит стало для женщины вообще ударом! Ей так хотелось внуков! Поэтому не только духовник, отец Софроний, но и родительница не благословила молодого человека на постриг.

Рустик, едва сдерживая слезы, шагал по улице, думая, что друг следует за ним. Неожиданно Владимир окликнул товарища по имени. Юноша обернулся:

– Что такое? Ты чего там застыл, не идёшь за мной?

– Я решил навестить мать.

– А если будут ругаться в семинарии?

– Я обещаю. Я быстро. Мне надо ей многое сказать! Отец Софроний давно заставлял меня это сделать, а я все откладывал.

– Как хочешь! С Богом!

– С Богом!

Маргарита Ивановна мыла тарелку после скромного ужина, как вдруг в дверь позвонили. Она не сразу услышала из-за шума бежавшей воды, но, когда поняла, что кто-то пришел, поспешила открывать. Женщина выронила полотенце из рук, увидав сына.

– Володя…

– Мама…

В этот момент из квартиры напротив вышел сосед.

– Эй, что, пришёл, Ритк, твой поп домой?! – усмехнулся мужчина.

– Пришёл, – зыкнула в ответ Маргарита Ивановна, и к сыну: – Проходи, Володь.

– Здравствуйте, Пал Палыч, – с укором поздоровался с соседом молодой человек.

– Здравствуй, Вовк. Что, до сих пор не выкинул эту всю дичь из головы? Какие, на хрен, религии в нашем веке? Правильно Вейкович сделал, что канонизировал новых святых – указал вам, попам, на место.

– Володь, пошли! – поторопила мать, понимая, что тот сейчас ввяжется в спор.

Молодой человек послушался. Он снова оказался в этой квартире – квартире своего детства. Ничто тут не изменилось. Все та же аккуратность, все те же уют и порядок. Все те же запахи, все те же ощущения, которые они навевали. Вот только то, что считалось несколько лет назад дорогим, элитным и модным, теперь казалось обыденным, изжившим себя. Никто не красит больше стены: в моду вернулись обои. Владимир невольно грустно улыбнулся, вспоминая, как они с мамой спорили какой цвет штукатурки выбрать, и как он с ребятами искал в магазине нужный оттенок.

Маргарита Ивановна провела кровиночку на кухню и сразу же стала хлопотать над угощением, заливая воду в чайник, доставая нарядную праздничную посуду, доставая из холодильника пирожные. Но разговор не клеился.

– И чего это Пал Палыч такой злой? – нарушил молчание сын.

Маргарита Ивановна обернулась:

– Он всегда такой был. Разве не помнишь? Когда этот придурок Фил Киллер со своей дурочкой Быдлович делали мюзикл про гей-парад, Палыч с толпой единомышленников сорвал премьеру.

Володя помнил о том происшествии. Когда их звезды эстрады ставили спектакль о притеснённых гомосексуалистах, собрались противники, которые не только сорвали его, но и запретили. Их не остановило и то, что на премьеру приехала Анна-Мария. Между прочим, это не один человек. Это первая в мире королевская гомосексуальная чета: мужиковатая, коротко стриженная кронпринцесса (единственная дочь кое-каких европейских монархов) Анна и ее жена Глория Милагроз Лусия Мария, кровиночка одного латиноамериканского нефтяного магната. Об этой запретной любви говорили все СМИ. А новобрачные во всем поддерживали таких же, как и они сами, продвигали законы, защищающие права гомосексуалистов. Анну-Марию любили все. Несмотря на их прибытие на премьеру, её все же удалось сорвать. Володя был крайне удивлён, узнав, что среди активистов был их сосед.

– Ну, конечно, дело это правильное – нечего мужеложников пропагандировать. Я бы тоже пошёл.

Мать сказала, чтобы он никуда не вздумал соваться. А потом, сев за стол, решив сменить тему на более важную для них, мягко добавила:

– Ну, сынок, рассказывай, что случилось. Знаю, из семинарии просто так не отпустят. Но если ты пришёл за моим родительским благословением на монашество, то я тебе его не дам. Нечего в тридцать лет портить себе жизнь.

– Но, мам, я хочу этого больше всего на свете! – взмолился Володя. – Мое сердце ищет Господа! Я люблю Его и хочу служить Ему!

– Нет, я сказала!

– Мне тридцать, а не три!

– Нет, Володь.

– Может, ты ещё согласна с Вейковичем по поводу новых святых?

– Нет! Не согласна. Но Вейкович все равно молодец. Страну поднял. Не думай, что это он все решает. Там есть, кому решать. Это не он принял решение о странной канонизации. Наверняка, логопеды протолкнули: бесятся, что их кандидат проиграл президентские выборы. Так что это не идея Вейковича.

– Ты думаешь?

– Ну конечно!

Володя успокоился.

– Вот и у нас многие так считают, – задумчиво проговорил ученик семинарии.

– Ты смотри, вообще не говори на эту тему, – мать сделала ударение на слове «вообще». – Запомни: вообще! Я вот буквально вчера ходила в домоуправление по поводу льгот при оплате ЖКХ, и там один мужчина начал орать, что правильно этот Миколай Годзяцкий сделал, что написал некую заметку в газете! Тут же вызвали на него милицию! Так что смотри: не ляпай!

Володя вздрогнул. В горле сразу же пересохло. Нервно сглотнув, молодой человек спросил, дал ли положительный результат ее визит в домоуправление. Мать опустила глаза и глубоко вздохнула:

– Нет, сыночек. Один блат везде. Анна Владимировна – помнишь же ее? – вышла на пенсию и хотела дворничихой пойти, так даже там блат! Не деньги, сынок, правят миром, а связи, знакомства, блат.

– Только у Господа нет блатных…

– Да есть ли Господу дело до нас смертных? – горько улыбнувшись, прервала парня мать.

Тем временем, оставшись один, Рустик залез на смартфоне в интернет. У Александры Вейкович имелась страничка в соцсети «А давайте-ка вспомним!». Наверняка у нее в «друзьях» есть Настя. Хотя юноше исполнилось только двадцать два года, а новой знакомой – тридцать четыре, ему было все равно на это. Девушка просто похитила его сердце! Раньше нельзя было священникам и семинаристам жениться на разведённых, но сейчас отменили этот запрет. Даже вдовым батюшкам разрешили жениться второй раз, если остались дети. Поэтому Рустик не видел ничего такого в том, что связать свою жизнь с этой девушкой. И вот… юноша увидел ее. Анастасия Проэлиум – так звучало полное имя самой прекрасной для него девушки на свете. Он был так счастлив что в следующий раз ему предстояло преподавать в воскресной школе. Он надеялся, что Настя с Соней снова придут туда. Рустик почувствовал, как горят щеки, когда отправил возлюбленной запрос на добавление в друзья.

«Вот бы узнать, как звучит его полное имя!» – думала Анастасия о Коле, когда шофёр вёз ее и девочек к Саше. Проэлиум как новая ассистентка первой леди провожала дочь президента домой, в древний замок, который Вейкович сделал своей резиденцией. Сонечка уснула, уткнувшись в руку матери. Прекрасные каштановые локоны рассыпались по плечам девочки. Женщина посмотрела на дочку и улыбнулась, а потом устремила взгляд на Милу, которая задумчиво уставилась в окно. Платок слез с головы девочки, обнажив светло-русую косу, заплетённую, как у Леси Украинки. «Как бабёшка», – невольно подумала Настя. Хотя Саша всегда отличалась оригинальным вкусом. Взять хотя бы ее мужа. Ведь влюбилась в женатого. Это потом он овдовел, а при первой встречи у него была жена, которая умерла при родах вместе с ребёнком. Он таким взрослым казался в те годы, а теперь и вовсе – старым. И ещё седина и морщины начали появляться. Григорий и в молодости-то, по мнению Анастасии, не отличался красотой, так теперь, начавший лысеть и седеть, и подавно. Проэлиум всегда забавляли уши Вейковича: они торчали по бокам головы и просвечивали, как у свиньи. И правда похож на чёртика из табакерки. Другое дело – прекрасный, молодой, синеглазый незнакомец, который спас Настю от суицида!

Подруги ещё общались, когда родилась Мила. Саше очень тяжело далась та беременность, прежде у несчастной даже случались выкидыши. Когда малышке стукнуло три годика или около того, педиатры поставили ей сахарный диабет, и теперь бедняжка не может без инсулина. Именно тогда жена Вейковича стала неистово верующей. Александра водит своё дитя причащаться каждое воскресенье, и Миле сейчас намного лучше.

Об этом же спорили вернувшиеся после приёма родители больной девочки. Саша вошла в гостиную и прилегла на банкетку. Муж ворвался следом.

– Кого она возомнила из себя?!

– Не кричи, Гриш, – отозвалась супруга, – у меня болит голова. Я не причастилась сегодня. И вот!.. Сразу заболела! Нельзя человеку верующему долго без причастия!

– Да ты причащаешься чаще, чем Галка Чекушка наглеет! Да с тобой вообще поговорить не о чем! У тебя голова болит, потому что набита церковной дикостью! Еще и Милу водишь туда, голову современной девчонке средневековьем забиваешь!

– Может, расскажешь мне о житии твоих святых?! – вмиг рассердилась Саша и соскочила с диванчика. Сжав кулаки, женщина устремились к мужу.

Григорий проигнорировал вопрос:

– Как учитель не может тыкать указкой в доску в пустом классе, потому что для урока нужны ученики, так и попы ваши не могут совершать причастие без причащающихся. Все эти ваши службы в храмах – это работа священников. Не обязательно так часто ходить туда! Меру надо знать, Саша, меру!

– Но, Гриша!..

Но Гриша сделал то, что всегда делал во время их ссор: он вышел из комнаты, громко хлопнув дверью.

Рассерженный мужчина сбежал по лестнице в холл и направился было в свой кабинет, как в вдруг столкнулся с белокурой женщиной… Хозяин дома поздоровался, пожелав доброго вечера, и хотел уже пройти мимо, но гостья заговорила:

– Привет, Гриш… Чего, не помнишь? Я Настя Проэлиум, Сашина подружка. Я была на вашей свадьбе.

– Настя?.. – пробормотал президент, взглянув на неё. – Нет, не помню…

– Папочка! – к Вейковичу бросилась Мила, и отец приобнял ее за плечи. – У нас в воскресной школе были новые преподаватели! И Сонечка с нами будет ходить! – девочка показала на забежавшую вместе с ней красивую малышку.

– Сонечка?

– Моя дочка, – улыбнулась Анастасия. – Ей пять лет.

Гриша задумчиво посмотрел в голубые глаза подруги своей жены.

– Пять лет? Кажется, я тебя вспомнил… Жена пять лет назад рассказывала мне о какой-то своей подруге, для которой выбирала подарок на день рождения дочери.

Проэлиум взглянула на мужа Саши и про себя удивилась: этот высокий статный мужчина в изысканном чёрном вечернем костюме является президентом, а она называет главу государства неполным именем и запросто общается с особой такого статуса. Да, изменился с тех пор солдатишко Гришка! И не скажешь, что один и тот же человек!

– Да, скорее всего, это была я, – ответила Вейковичу Настя. – Мы тогда с Онки приехали из роддома, а в квартире нас ждали подарки от Саши.

– «Онки»?

– Сонечка не выговаривала букву «С» в детстве, и, когда ее спрашивали, как зовут, отвечала: «Оня». Так и прицепилось: «Оня», «Онка».

– Очень мило. Но как-то звучит, если честно, неблагозвучно… С онкологией ассоциируется.

Настя не обиделась:

– Не поверишь, Гриш, моя мама то же самое говорит. Всегда ругает, когда я зову Соню Онкой.

Сонечка и Мила не слушали разговор взрослых, обсуждая что-то свое в сторонке. Девочки даже не увидели, как на лестнице в холл стоит Александра и издали смотрит на них, ласково улыбаясь.

У ворот в семинарию Владимир столкнулся с возвращающимся из Городка Дионисием.

– О, Володька! А ты чего так поздно?! Время двенадцать! Как бы не наругали тебя. О моем позднем возвращении они предупреждены, я все-таки из другого города ехал.

– Не наругают. Надеюсь. Я ведь был у матери. Меня отец Софроний давно к ней посылал. Как ты съездил?

– Прекрасно. С такой чудесной девушкой познакомился. Весёлая такая, необычная. Католичка, правда. Но неверующая. Региной зовут. Я потом ее в местном театре нашёл. А ты как? Дала благословение мама?

Володя отрицательно покачал головой.

– Может, и правда не будешь в скит удаляться? – заходя в ворота, спросил Дионисий. – Найди себе матушку! Регентшу, например! Обвенчаетесь. Заживёте, детишек нарожаете!

– Эх, не только в этом счастье! – грустно, ласково улыбнулся Владимир. – Ну пойдём. А то и правда ругаться станут. Но а ты, видимо, не регентшу, а актрису выбрал.

Дионисий лишь засмеялся в ответ, мол, да.

– Кушай, деточка! – Виктория Александровна подложила Регине картофельного пюре.

– Ой, все, мне хватит, – запротестовала девушка, жуя хлеб. – А то буду фигуристая после таких угощений. Как же мужиков играть с женственными формами?

– Через что только актёры не проходят! – улыбнулась женщина и вернулась к кухонному гарнитуру, чтобы убрать кастрюлю. – Юля! Доченька! Ты чего там застряла?!

Девушка не отозвалась – не услышала. Регина улыбнулась, откинувшись на спинке стула. Дома у подруги всегда царили уют и тепло. Заботливая, добрая мама, которая всегда поймёт и не осудит. Здесь всегда приголубят, утешат, накормят, помогут советом. Квартирка хоть и маленькая, небогатая, в старом доме, но в ней все друзья хозяек находили любовь и поддержку.

– И как вы репетируете? – от светлых мыслей Регину разбудил голос Виктории Александровны.

– Очень непривычно играть мужчин, – созналась девушка.

– Ой-ой-ой, чего только режиссёры не придумают, – покачала головой женщина, а подруга дочери не созналась, что это она сама напросилась. – Неужели некому больше? А Олег Леонидович ваш чего не играет?

– Да он староват для Ромео. Я волосы в хвост соберу и за средневекового юношу сойду.

– О, а я думала, ты сейчас скажешь, что за юношу замуж пойдёшь! – с такими словами в кухню вошла Юля.

– Садись, доченька. Все уж остыло.

– А я разогрею, – бодро отозвалась девушка.

Виктория Александровна предположила, что у них теперь в такой сложной ситуации наверняка на репетиции уходит больше времени. Юлия, поставив в микроволновку тарелку и обернувшись к столу, ответила, что да, с самого утра чуть ли не до вечера приходится. А Регина, доев гуляш и картошку, сказала:

– Только завтра утром мы к нашим в тюрьму поедем. Увидимся.

Виктория Александровна перекрестилась:

– Да укрепит их там, бедняжек, Господь!

– Аминь! – Юля тоже перекрестилась.

Регина не стала, но для матери и дочери это не показалось обидным. Они очень давно дружили и хоть втайне и мечтали, что девушка уверует, но все же принимали атеизм близкой с уважением, вернее, со смирением. Ну такая. Что с неё возьмёшь-то?

– Мам, а к нам в театр парень приходил один… – вспомнила Юля, но в этот момент запищал таймер микроволновой печи и прервал хозяйку.

Виктория Александровна все равно спросила, что за парень, и Регина, отмахнувшись, пояснила, что препод новый из воскресной школы, который зачем-то зашёл вечером к ним.

Юля вернулась за стол, аккуратно, боязливо неся горячую тарелку.

– Мне кажется, ему Регинка наша понравилась! – хихикнула девушка, радостная за подругу, но та отмахнулась:

– Ой да ладно тебе. Не смеши мои тапочки.

– Да чего такого? Все спрашивал, кто такая Регина Новак. Одна ли такая у нас. Я ему несколько раз повторила, что я Юлия Иванченко, а ты моя подруга Регина Новак. Дионисий, – девушка посмотрела на Викторию Александровну, – мам, его зовут. Мне кажется, он хороший парень. Семинарист.

Женщина умилилась:

– Ну чего ты, Региночка, упрямишься? Пообщалась бы. Глядишь: понравился бы тебе тоже.

– Да другого человека я люблю, – понурилась девушка.

– Кого? – бодро спросила Юля, так, словно бы уже желая помочь ей покорять сердце избранника.

– Неважно. Это безответно, – голос прозвучал так грустно, что подруга и Виктория Александровна не решились выпытывать чужую личную тайну.

Ещё ночью на Городок обрушился снегопад. С небес, кружась, летели пышные хлопья, как будто бы зима решила заявить о своих правах слишком рано. Утром в пробках встали все улицы. Юля и Регина ехали в автобусе и боялись не успеть повидать своих коллег.

Но если для Юли время тянулось убийственно медленно, а в душе Иванченко очень переживала и – прости, Господи! – негодовала на водителей, то Регина в мыслях умчалась куда-то далеко, и ей, наоборот, казалось, что все проносится неумолимо быстро. Девушка вспоминала, как вчера после ужина поплелась к себе, в скромную квартирку. Ее, конечно же, просили остаться, но ей не хотелось докучать близким. Дома никто не ждал. Все родные давно иммигрировали в родную Польшу, а она не могла последовать за ними: тут ее держало самое ценное сокровище – его величество театр.

«Уважаемые приятели! – раздался дежурный голос с записи. – Мы прибыли на конечную остановку! Покидая салон, не забывайте свои вещи, о вещах…»

Юля и Регина не дослушали и вышли.

– Ох, уж это новое обращение!.. – проворчал кто-то в толпе, и кто-то отозвался:

– Кузьма изгаляется!

– Не рассуждайте как логопеды! – прекратил разговор кто-то другой.

Отойдя в сторону, достав смартфоны с электронными навигаторами, Юля и Регина попытались найти путь до тюрьмы. Для законопослушных девушек это оказалось сложным. Иванченко спросила путь у бабушки добродушного вида, и та, подивившись, ответила, что не знает.

– Ничего… – утешила девушку подруга, – сейчас поймаем кого-нибудь… О! Как раз!

Новак подошла к парню, внешне похожему на гопника, и задала тот же вопрос, что и Юля пожилой даме.

– Тут тюрьма в том же здании, что и обезьянник. Пойдём, куколка, я туда же топаю. Чувака выручать. Его вчера взяли…

Юля с опаской поспешила за ними, удивляясь, как это Регина согласилась на такое ничуть не заманчивое, а даже пугающее предложение. А их спутник ещё и рассказал, что его друг вчера «отжимал мобилы», а «лохами» оказались переодетые оперативники, разыскивающие какую-то банду. Но зато парень быстро довёл «куколок» до их цели. Невысокое здание, но вытянутое едва ли не на несколько километров, предстало перед девушками. Снег кружился, но почему-то он казался не чем-то радостным, а маленькими ангелами, что ткут погребальный саван. Ощущение смерти, скорой погибели, рождалось в этом месте в этот день. Новак и Иванченко не сразу решились приблизиться к железным воротам и даже не сразу поняли, в какой момент их провожатый, распрощавшись, поспешил к какой-то очереди, явно зная, куда сейчас идти и что делать.

– Юлек, мне кажется, нам туда, – Регина дёрнула подругу за рукав, пробудив от грустных мыслей.

– А? Что?

– В очередь…

– А очередь… в тюрьму… – горько усмехнулась девушка. – Где это видано такое?..

Она почувствовала, что промочила ноги и, взглянув вниз, увидела бежево-белую слякоть на чёрном мокром асфальте. Как морская бездна с пеной. Вспомнилась сказка Андерсона о Русалочке, отдавшей жизнь за Прекрасного Принца. Юля когда-то играла эту героиню… В паре с Аркашей, которого вот навещает в тюрьме. Регина же, не став больше ничего говорить, взяла подругу за руку и повела к воротам.

Оказалось, что у многих арестовали родных и близких, и вот люди собрались в целую очередь на вахте у тюрьмы.

– Нашего Ванечку обвинили в сочувствии Миколаю Годзяцкому, – плакала одна женщина, утирая слезы. – А ему ведь ещё семнадцати нет. Самого Миколая Годзяцкого не арестовали, бедняжку. Хоть в чем-то ему везёт: не могут доказать его причастность к той заметке в газете. А мне кажется, нет никого, кто причастен. Просто власть за себя боится и хватает любых попавшихся на всякий случай.

– Куда мир катится? Куда правительство смотрит, если отроков уже забирают! – возмутилась собеседница, а несчастная зарыдала ещё сильнее.

И тут одна изнеможённая девушка, с бледным словно полотно лицом, добавила, что у неё забрали папу, единственного кормильца за то, что завернул яблоки в газету с изображением новых святых… А он даже не посмотрел… А у кого-то арестовали маму, которая пишет иконы, и вот отказалась выполнять заказ один – писать «лики» новых божьих угодников.

– Куда мир катится? Куда мир катится? – прошёл шепоток среди людей, и многие перекрестились.

И Юля тоже хотела.

– Что делаешь?.. – остановила подругу Регина. Никогда раньше Новак не позволяла себе такую вольность. – Сейчас кто увидит – и тебя тоже заберут.

– Я не боюсь. Христос со мной, – Юля все равно перекрестилась.

– В том-то и дело, Настенька, – Саша опустила глаза, нервно сжав в руках чашку. – Не могу я на Гришеньку повлиять.

– Но ты попытайся. Вон что творится. Мне же помогла. Выкупила меня у сутенёров…

– Деньгами тут не поможешь…

– Но ведь те люди, которые придумали все это безумие, наверняка того и хотят – денег.

– Нет никаких людей, милая моя… Черти вокруг одни!

Проэлиум вчера с Сонечкой остались с ночёвкой и вот сейчас завтракали. Из коридора слышался весёлый детский смех: то играли дочки двух подруг.

– Вчера Кузьма ещё номер выкинул, – пожаловалась Вейкович.

– А что такое? – вздрогнула подруга.

– Да спросил у Галины, как поживает «первый джентльмен» ее страны, то есть ее муж.

С трудом скрыв улыбку, Проэлиум назвала министра культуры бессовестным. Подруга охотно согласилась, добавив, что Наумов себя в первую очередь опозорил.

– А потом побежал к своей Катерине сразу.

– А это кто?

– Это наша управляющая в загородной резиденции. Екатерина Юрьевна. Они это с Кузьмой скрывают, но любовь крутят. Познакомишься с ней, когда на днях поедем туда. Не забывай: вы с Сонечкой приглашены.

Отпив из чашки ароматный зелёный чай, Анастасия лишь кивнула. Вот так вот порою меняется жизнь. Раньше девушка и представить себе не могла, что станет приближенной к президентской семье. А сейчас не только ночует у них, но даже главу государства зовёт просто Гришей! Но готова ли она к этому? Проэлиум не знала. Почему-то ей казалось, что она не должна принимать приглашение погостить в этой их резиденции. Пытаясь отбросить ненужные суеверия, молодая женщина мысленно уговаривала себя, что вся эта интуиция – блажь.

Александра дотронулась до руки Насти и спросила, что это за мужчина, который спас ее на мосту.

– Ну… – лицо молодой женщины залил румянец. – Я знаю, что его зовут Колей и у него синие глаза. Возрастом, наверное, мы с ним ровесники. Меня удивило, как просто, но как изысканно он одет: чёрное пальто классического покроя и черные брюки. И так опрятен, несмотря на погоду.

– Странно… Мне кажется, я такого не знаю…

– Да мало ли мужчин, подходящих под его описание.

– Ничего, милая! Найдём мы твоего Колю, если будет на то Божия воля!

– А если нет? Если нет Его воли на это?

– Значит, что-то лучшее для тебя уготовано! – Саша подмигнула: – Ещё лучше, значит, найдёшь!

– Хотелось бы верить. Но для меня лучше моего Коли не существует мужчин…

– Тут и католиков много, – сообщил подругам Фима.

Юля и Регина дождались своей очереди, предъявили паспорта и под обильным снегопадом прошли по широкому двору к зданию тюрьмы. Прямо в просторном холле, за воротами с металлоискателями, стояло много столов, за которыми под строгим надзором охранников и видеокамер общались заключённые и их друзья.

– Ребята, вы святому Николаю Чудотворцу молитесь с крепкой верой, – сказала Юля. – Обязательно услышит!

– А кстати, – оживился вдруг Данька, – я у нас в камере единственный православный, остальные католики. Тех, кого зовут Миколай, они называют часто Колями.