Читать книгу Там, где меня ждёт счастье. Том третий - Мэгги Ри - Страница 14

РОБЕРТИО:

Пока самолёт тихо летел по чёрному небу, я смотрел на спящего рядом Снэйкуса и доедал запасы, которые были рассчитаны на полёт. И хотя стюардессы не раз проходили туда-сюда с кофе, чаем, молоком, соком, мне хотелось пить только ту воду, которую мне купил Снай. Когда же предложили пудинг, я не смог отказаться и взял два – себе и ему. Правда, тот так сладко спал, что все пудинги пришлось съесть самому – не хотелось его будить.

Когда самолёт начал потихоньку понижать высоту, Снай сам приоткрыл глаза и первым делом огляделся по сторонам. Для это было впервые: лететь в незнакомую ему страну с любимым человеком, оставив взрослую дочку дома… Несмотря на это, в чём-то был определённый кайф, свобода. Я его прекрасно понимал, как человек, который в первый раз за пять лет вырвался на волю из лап работы, заботы. Энни я оставил на попечение Геныча, попросив его немного проследить за моей любимой племянницей, на что он сначала очень удивился, рассердился, а затем уже согласился. До этого я упоминал девочку, но он никак не думал, что именно она – мой самый огромный секрет от всех остальных. Она – моя вторая жизнь.

– Уже почти прилетели, спящая красавица… – посмеялся я, а он нахмурил брови сквозь зевоту и потянулся.

– Придурок… но какой симпатичный, а?

– Только для тебя, – когда красные волосы упали на глаза, я не мог их не сдуть. Снэйкус посмеялся и боднул меня лбом в плечо.

– Издеваешься, да?..

– Ага…

Мы взглянули друг другу в глаза, и Снэйкус довольно прижал меня к себе, что-то мурлыкая под нос. От него вкусно пахло, и на минуту я совсем забылся, представив, о чем он, счастливый, сейчас думает. Столько лет прошло, а ни капли не изменился… Такой же милый, добрый… такой родной…

КАРЛ:

Пока я готовил ужин, Римма включила пластинку на каком-то старом проигрывателе. Так получилось, что ужин в результате я готовил под какую-то бодрую и звонкую французскую песенку, а она тем временем тихонько танцевала у меня за спиной. Нужно было тщательно себя контролировать, если отвлекусь – всё подгорит, точно.

– Не хочешь потанцевать со мной? – в следующую секунду её рука скользнула по моему плечу и я невольно вздрогнул, меня охватило какое-то резкое возбуждение.

– Как только будет готов ужин…

– Хм! – она улыбнулась и подошла совсем близко, касаясь грудями моей спины, щекоча волосами мою шею. – Такой занятой… – такая тёплая, мягкая на ощупь, бархатная.

– Расскажи что-нибудь о театре, Муля… Кто-нибудь нравится? Есть ли любимый актёр?

– Мой любимый актёр – Карл Кроу, который прямо перед мамой и папой сыграл отличного мужа и отца… Всё было так реалистично, что на минуту я потеряла представление о том, где нахожусь.

– Я рад…

Её руки стянули с меня пиджак, и я предстал перед ней в лазурной рубашке, которую не так давно себе купил. Девушка, рассматривая меня, потянула за галстук и усмехнулась:

– Давай, я развяжу… Нечего дома ходить в официальной одежде…

– А в чём же тогда, милая?

– Ох, уж не знаю, дорогой… Исходя из того, насколько ты близок мне и этому дому… Если совсем не близок, то останешься в своём официальном костюме, если немного близок, то снимешь свою рубашку, а если ближе тебя мне никого нет, то вполне остаться в одном нижнем белье. Меня ничего не смутит, разумеется, на твой выбор! – она отвернулась, всё ещё пританцовывая, а я посмеялся над её румяными щеками и попробовал ужин, выключив плиту. Когда сковорода была закрыта крышкой, я подошёл к девушке и прижал её к себе, переплетая свои руки с её.

– Я тебе нравлюсь?

– Я тебя люблю, – она смущенно кивнула и увела взгляд на мою чуть расстегнутую рубашку, краснея от каждого моего прикосновения. Погружаясь в страсть и соблазн, я впился в её сладкие губы со смешком и подхватил её на руки, касаясь самых закрытых частей тела. От неожиданности она чуть не свалилась, звонко смеясь, но я её поймал и уложил на кухонный диванчик, щекоча под руками. Римма притянула меня к себе, посмеиваясь, и как-то игриво чмокнула меня в щеку, заставляя смущаться. Играясь с её волосами, я немного улыбнулся и провёл рукой вдоль её тела, касаясь самых сокровенных, заветных точек.

Римма, хихикая скорее от возбуждения, чем неловкости, перехватила мою руку и села сверху, оставляя маленькие засосы на шее, ключице, груди. Ей нравилось быть своего рода собственницей, а мне нравилось, когда её что-то привлекало…

– Ты сегодня такая весёлая… – усмехнулся я, и её губки прижались к ямочке на моей щеке.

– Я очень устала за день, перенервничала, и теперь сбрасываю стресс… Неплохая нагрузка, да?

– Ты так восхитительно играла, Римма… Я всё время ревновал тебя к актёрам…

– Боже мой, – она рассмеялась, целуя меня, а я задрал её блузку и коснулся холодными пальцами её поясницы, отчего по её прекрасному телу проскочила приятная дрожь, и она поскорее расстегнула каждую пуговицу, пытаясь высвободиться из одежды. – О, Карл… Мой милый Карл… Как же я хочу, чтобы ты меня касался… Как я хочу быть рядом с тобой…

– Ближе некуда, – присев, я попытался развязать галстук, но, не то от смущения, не то от того, что нервничал, у меня ничего не получалось. Когда мне надоела нелепость, так долго висящая в воздухе, я просто взял кухонные ножницы и Римма помогла мне его перерезать. Нас настиг какой-то неудержимый хохот, но ненадолго. Я замолчал, когда она притянула меня к себе за ремень и попыталась его расстегнуть, попутно давая мне освободиться от рубашки. Оба мы были так взволнованы, что путались в действиях и в их выполнении. Нужно было шаг за шагом, а мы как будто сразу в пропасть свалились…

– Муля, – я стиснул зубы, когда она коснулась моего голого торса и провела рукой по груди, восхищённо наблюдая за моей реакцией, – Я… Не дурачься, я серьёзно… Я же так…

– Что ты…? – не успела она ничего сказать, как мы с грохотом упали с дивана, опрокинув на пол вазу с цветами, которые я дарил её ранее, и лужа воды намочила наши разгоряченные тела.

– Мы сошли с ума… – сквозь смех прошептал я, целуя её, а она откинула в сторону брюки и в одном нижнем белье, игриво подмигивая мне, пробежалась до ванной. Сидя вот так вот, мокрым, на полу я думал о ней и забывал обо всём на свете. Я так её люблю, что ничего уже меня не остановит…

***

Когда я приоткрыл дверь в ванную, она стояла за занавеской обнаженная и по-хулигански хихикала. Тогда я, тихонько подобравшись к ванне, дернул за занавеску и Римма залилась смехом, повернув на меня душ. Теперь мокрые были уже не только мы, но и пол.

– Вернётся твой папочка домой – подумает, что мы тут с тобой вечеринку устроили…

– Чем не вечеринка? – она прикрывалась, но это её не спасало. Всё, что уже могло намокнуть, прилипало к ткани и было видно, соблазняя и заставляя поверить в реальность. – Раздевайся!

– Думаешь, надо? Я могу и в белье зайти!

– Иди сюда… – когда я наконец стянул с себя мокрую рубаху и избавился от брюк, Римма спряталась где-то в углу ванной, словно чужая. Я же, непрерывно смущаясь, зашел в ванну и чуть не навернулся прямо там под её смех. – Кажется, вы что-то забыли снять, сударь…

– Ещё раз назовешь меня «сударем», и я буду до конца жизни называть тебя «сударыней»… – когда я подошел к ней, она, с трудом скрывая части тела, прижалась ко мне и потянула за нижнее бельё, напевая какую-то смешную песенку, двигая при этом бедрами и шлёпая ногами по воде в такт. – Отлично танцуешь! Уверен, никто тебя в театре такой не видел!

– В театре люди видят другую девушку, актрису… И только с тобой я настоящая…

– Иди ко мне, моя настоящая… – ощущая, как скользит её ножка по моей, я прижал её к себе сильнее, целуя её в губы, лаская нежное и такое красивое тело… – Ты готова?

– К чему? – с упоением вздохнула она, а я схватил душ в руки и направил его к ней в лицо, при этом громко смеясь. – Ах, ты! Карл! Чёрт возьми! А-а!

– Прости, прости, я тоже хотел облить тебя водой… это так классно… – почти не смущаясь, я потёр руками её плечи, а она неловко опустила глаза, но тут же подняла:

– Прости, я… я…

– Ничего… Можешь смотреть на меня столько, сколько тебе хочется…

– Тогда и ты… Трогай, если хочешь… и смотри…

– Трогать?.. Ух, какая вы, однако, пошлая, Римма Кларден…

– Сам такой… – она удовлетворённо улыбнулась и брызнула водой мне в лицо, после чего мы вновь стояли и, под шум опущенного рукой душа, целовались, лаская друг друга…

Сдерживая внутренние охи и ахи, Римма впивалась мне в губы, в шею, щекоча меня своими волосами, доводила до смущения и счастья, а я целовал её в ушко, повторяя «я люблю тебя» и доставлял ей удовольствие, касаясь её с ног до головы.

– Мне немного страшно… – она, покусывая губы от наслаждения, немного отстранилась, но я уже не мог контролировать себя и свои чувства. – Давай для начала выберемся из ванной?..

– Нам и тут хорошо, нет?

– Иди ты… – она сдавленно посмеялась и ещё раз страстно поцеловала меня, касаясь моих плеч, груди, проводя шелковистыми пальчиками по моим ключицам. – Какой же ты у меня красивый…

– Я пытался соответствовать тебе, – когда я положил руки на её обнажённые бедра, она вздрогнула и, красная как помидор, прижалась щекой к моей груди, слушая, как учащенно бьётся сердце.

– Ты смущён, несмотря на то, что уже был с девушкой…

– Тогда было не то… Я совершил ошибку, зато теперь знаю, как нужно поступать с такими вредными девочками, как ты…

– Будь добр, поступай со мной по-особенному, не как с Мадлен… Всё-таки, она тебя не любила, а я – люблю… И мне чуть-чуть неуютно, что мой дорогой человек получал наслаждение с другой женщиной…

Я рассмеялся, целуя её в лоб, убирая мокрыми руками волосы с её румяных щёк:

– Никакого наслаждения я не испытывал… Оно для меня еще такое же неизведанное, как и для тебя…

– Не врёшь? – она подняла бровь, и я вновь посмеялся над её смешным личиком.

– Не вру. Впервые.

– Тогда… Что вы делали с Мадлен?.. Что она… как она тебя обслуживала?

– О, Муля, какие мы ревнивые…

– Скажи, – она немного обиженно надула губы и присела на краюшек ванны, изучая моё тело. – Только не рассказывай мне, что ты забыл всё из-за алкоголя, это будет слишком очевидно.

– Думаешь? – я сел рядом с ней и провёл рукой по её нежной коленке.

– Никто не забывает свой первый раз, он же особенный…

– Откуда тебе знать? – я её приобнял и тихонько прошептал ей в волосы:

– Она научила меня пользоваться презервативом…

– Она целовала тебя?

– Нет… Сегодня был мой первый поцелуй, – я немного задумался, потому что в какой-то определённый момент мне показалось, что я однажды уже целовался.

– Что она еще делала?.. – Римма ревниво вздохнула.

– Просто касалась меня. И… как тебе сказать… пыталась соблазнить.

– Она была в белье.

– Нет. Она была без него, – я посмеялся, а Римма нахохлилась и легла на моё плечо. – Брось, Римма, все это было не по любви… Я отношусь к этому, как к печальному опыту.

– Это случилось из-за того, что я не пришла на праздник, да?..

Мы замолчали. Я выключил воду и потянулся за полотенцем, чтобы вытереть себя и Римму, а она как-то грустно взглянула мне в глаза и привстала, обнимая меня так, словно не хотела отпускать.

– Прости меня… – я укрыл её в полотенце, а она кивнула и попыталась успокоиться. Слёзы так и рвались наружу. – Муленька… Так бывает, что в паре один партнер уже познал для себя эту сторону мира, а другой ещё нет… Ничего ужасного в этом нет, любимая.

– Но… Ты ведь только мой…

– Навеки только твой, любовь моя. Знай это и помни об этом.

– Ох, Карл… – руки охватили мою шею, плечи, и она всхлипнула, пытаясь прийти в себя. – Прошу, пусть так будет всегда… Я не хочу делить тебя ни с кем, ты только мой… Я так хочу, чтобы ты смотрел только на меня, познавал жизнь только со мной… Чтобы у нас с тобой было будущее… семья, дети…

– Как назовём?

Сквозь грусть и печаль мы оба немного посмеялись, и я поднял её на руки, чтобы отнести в постель…

РОБЕРТИО:

Как только мы добрались до моего родного домика и кинули на пороге чемоданы, на душе наконец-то стало спокойно. Свет легко зажегся, каминчик теперь грел дом.

– Раньше здесь всегда пахло вкусностями, выпечкой, но после смерти бабушки пахнет только каким-то гуталином, деревяшками… – тихо вздохнул я и поставил кипятиться чайник, а Снэйкус ходил и осматривал дом:

– Покажешь свою комнату? О, у вас ванна наверху? Ух ты, у вас столько мыла!

– Не трогай ничего. В этом доме уже давно все такое старое, что в любую секунду может рухнуть от малого прикосновения…

– Давай, сделаем ремонт?

– Спятил?

– Я умею ламинат класть, плитки… Обои клеить, в конце концов! – Снай спустился и взглянул на меня, облокачиваясь на перила. – Тио, давай, будет здорово!

– Снай, мы сюда приехали всего на шесть дней… Не надо, умоляю.

– Ла-адно… А твои подруженьки-то, с которыми ты спал, они теперь в России вместо Италии живут?

– Пока да.

– Такое ощущение будет, что ты это от них бегаешь… а по сути просто убегаешь с другой… другим, прошу прощения.

– Имею право, – когда чайник вскипел, я полез в шкаф за чайными пакетиками, но они были уже пять лет как просроченные. Пришлось прибежать к экстренным мерам: идти в ближайший магазин за едой. С непривычки я постоянно путал рубли с евро, и Снай надо мной посмеивался:

– Ты уже не итальянец какой-то… Ты русский какой-то!

– Отвянь, Снэйкус, раньше все было намного дешевле… Чипсы будешь?

– А надо?

– С чем мы будем фильм смотреть?

– М-м… Давай возьмём орешки… – я хотел было пошутить про «орешки», но стормозил и просто улыбнулся, а он порозовел щеками. – Робертио, не вздумай так пахабно шутить в магазине… Мне в театре твоих шуток хватило про балеруна, который забыл накинуть на пояс тряпочку.

– Это был не балерун, это был мечник! – рассмеялся я, а тот похлопал меня по плечу и кинул в тележку замороженных овощей.

– Поехали на кассу!

– Будем есть овощи?

– Ага… А ты не любишь? Хотя, какая разница… Все равно приготовлю!

На кассе мы стояли около пятнадцати минут: мужчины, лет сорока, пробивали на кассе ящикр с пивом, будучи уже на веселе. Наблюдая за этим, я решил отлучиться и сбегать за качественным итальянским вином, а когда пришёл, Снай уже оплачивал покупки, как-то хитро поглядывая на меня:

– Будем бухать?

– Не бухать, а дегустировать вино. Давай, пробивай, а я пока чек посмотрю.

– Не-а, – и тот выхватил бумажка из моих рук, как-то загадочно посмеиваясь, – это я оплачиваю. С тебя фильм.

«…И поцелуй на ночь», – мысленно добавил я, наблюдая за его похотливой улыбкой.

Ох, Снэйкус, тебе сегодня не сдобровать…

МАРКУС:

Пока дети спали в доме у Анджи, мы с Моней лежали в кровати у себя и тихонько смотрели друг другу в глаза. Моня тихонько улыбнулась, а я чмокнул её в плечо.

– Когда мы с тобой только познакомились, я и не думал, что у нас с тобой будут дети… я совсем не думал, что наш будущий ребёночек будет таким упорным…

– Она мне чем-то напоминает отца… – Моника улыбнулась и отбросила уголок одеяла ко мне, чтобы я мог укутать нас двоих.

– Твоего отца…? О, да, он был абсолютно таким же. Помнишь, как он запрещал тебе со мной видеться? А как думал, что я какой-нибудь малолетний извращенец?

– Но, согласись, став отцом, ты стал понимать, за что он тогда так беспокоился, – Моня хихикнула, и её ручка скользнула по моей щеке, а я повалил её на подушку и усмехнулся:

– Прости меня, дорогая… Не знаю, что со мной в последнее время творится… То я тебя презираю, то люблю… то хочу… Но хочу и тогда, и тогда…

– О, мой мальчик… – она посмеялась и неловко сняла с себя ночнушку, оставшись в одном только белье. – Поцелуй меня скорее… Так хочется тебя обнять, почувствовать твои губы… Ох… Bellissimo cosi…

МОНИКА:

Маркус посмеялся, целуя меня за ушком, и я не сдержала смех, обнимая его, прижимая к себе за широкую спину. Мне нравились изгибы на его теле, мне нравилась его улыбка, серьёзные глаза, эта ответственность…

– Ох, папаша, какой вы сексуальный…

– Это всё из-за мамаши… – мы обнялись, и он накрыл нас одеялом, продолжая ласки.

Так тепло, так приятно… и так, всё-таки, важно…