Читать книгу Там, где меня ждёт счастье. Том третий - Мэгги Ри - Страница 5

РОБЕРТИО:

С тех пор, как Карл съехал, жить стало совсем скучно… Полли и Элен ещё делали попытки приходить, но интерес у меня к ним совсем пропал, поэтому я потихоньку переходил на медсестринский отдел в больнице. Ежедневно я оставался на работе допоздна, и молодые медсестрички приходили ко мне в кабинет либо для того, чтобы подарить какие-либо сладости, либо для секса. Так или иначе, и те, и те приходили к этому в конце концов, да и я был не против провести ночь в женских объятиях… Единственное, что меня тогда смущало – траты на презервативы, которые девицы упрямо не хотели покупать сами. Так я и жил, в похоти и грехах, спуская деньги на противозачаточные вместо того, чтобы тратить их на Энни, которая чахла на глазах…

В последнее время я совсем про неё забывал, а она росла, становилась подростком и нуждалась в моей заботе. Её организм активно развивался, и ему требовалось больше еды, гигиены в то время, как я развлекался с коллегами и по голову был в какой-то несуразице.

Когда я к ней забежал, она была в ужасном состоянии: грязные сырые волосы, перепачканная в экскрементах одежда, запотевшая кожа на грани пролежней… Милая моя девочка, чёрт бы побрал твоего дядю, до чего же он тебя довёл!..

Приподняв девочку, я намочил тряпку, лежащую возле, и протёр запотевшую спинку, к которой уже прилипала одежда. Энни была мне самым дорогим человеком, а я бездушно менял время, которое мог бы уделить ей, на похоть… Я не узнавал самого себя. Я совсем забывал о Карле, совсем забывал о Энни, хотя должен был поддерживать их обоих, особенно девочку. Я обязан был её мыть, кормить через зонд, менять ей пелёнки и одежду, ухаживать за её длинными волосами, которые уже дорастали до середины кисти. Я делал всё это на протяжении одиннадцати лет, а потом… что-то пошло не так, что-то случилось со мной, в моей жизни, и я начал не то, что забывать о ней, но ещё и наплевательски относиться. Иногда я даже позволял себе уходить с работы, не зайдя к ней, несмотря на то, что она была в соседнем кабинете…

Мне всё сложнее и сложнее удавалось скрыть её от других глаз… Это меня напрягало, и в какой-то момент я даже сошёл с ума, подумав о том, чтобы отключить искусственную вентиляцию её лёгких, но лишь потом я собрался с мыслью и подумал о том, что произойдет, если я так поступлю. Во-первых, малышка перестанет жить, а во-вторых, я нарушу обещание, данное самому себе. Я дал себе слово, что буду рядом с ней всегда, что буду с ней до смерти, даже тогда, когда она сама будет взрослеть… Я не имею никакого права отнимать у неё жизнь, однажды чуть её не потеряв. Это мой единственный шанс, это – моя единственная вера в чудо.

МОНИКА:

Прошла уже неделя с того момента, как мы с Маркусей приехали познакомиться с его семьёй и остались у них на ночёвку, которая затянулась надолго. А все дело было в том, что Марикко настолько обрадовалась встрече с сыном, что теперь не выпускала его из объятий. И она, и Спиротто, папа Мары, бегали за ним и буквально растягивали его в разные стороны, желая побольше пообщаться. Казалось бы, даже сам сын был не против такого положения вещей. Мы оба воспринимали заботу старшего поколения, как норму, пока ситуация не усложнилась… Мы с мужем опять вынуждены были сказать «нет» нашим отношениям.

Стоило нам забраться в постель, целуя друг друга, как в комнату без стука вбегала Марикко, пытаясь оттащить мужа от меня, пытаясь позвать его в какое-нибудь новое путешествие. Сам Маркус только посмеивался над этим, а вот мне пяти раз хватило. Складывалось такое ощущение, что он был под каблуком у родной матери, забыв о своей дорогой жене, которая нуждалась в нём больше.

Но, несмотря на злость, скандал я устраивать не стала. Я вела себя достойно, как полагается прилежной невестке, хотя внутренне у меня уже зрело неприятное чувство неполноценности.

В другой раз, когда я уже смирилась с поведением мужа, меня начало раздражать поведение Энни: она стала слушать только новоиспеченных бабушку и дедушку, а маму отвергала и презирала, возможно, по инициативе свекрови. За это я их всех очень не любила и всячески намекала об этом мужу, на что он, естественно, обижался, а в конце концов вообще перестал со мной общаться. Но это было ещё не всё.

Последней каплей был случай за столом, когда речь зашла о прошлом Маркуса, о его «барышнях» в детстве, первых поцелуях и так далее… Разговор завела, конечно же, бабушка Маркуса. Вот кому было вообще не угодить. Она напоминала мне железную дверь, об которую сколько не бейся головой или бедром, толку никакого – не пойдёшь.

Ну так вот… За последние нервные разговоры я узнала слишком много того, что знать мне было не надо. Маркус в первый раз поцеловался в одиннадцать лет с какой-то итальянской девицей, потом у него было не менее двадцати таких же девиц, с которыми у него были какие-то странные отношения. Складывалось впечатление, что в юношестве мой суженый был тем ещё бабником… ну, совсем не тем, каким я его повстречала в России. Безусловно, он умел флиртовать и делал это осознанно, но чтобы так…

– Расскажи, Маркус, как ты встретил свою дорогую жену? – во время обеда бабушка Маркуса решила вспомнить наболевшее. Расслышав женщину, муж переглянулся со мной и неловко, даже с каким-то смущением, улыбнулся.

– А я не рассказывал?..

– Нет, и нам было бы интересно узнать, – отец Маркуса, Спиротто Телио-Лентие, на нас добро взглянул. Он был единственным членом семьи, который хотя бы с каким-то достоинством относился к своей невестке.

– На самом деле… м-м… Моника угостила меня пиццей, да, это всё, что я помню… – выдавил Маркус, а я на него изумленно взглянула. А как же кафе? Выпитый мною впервые алкоголь? А больница, Маркус? – На самом деле, я плохо помню… Мы с Моникой так давно знакомы, как будто всегда друг друга знали.

– А сколько вам было, когда вы поженились?

– Мне… двадцать семь, а Моне… двадцать три. Да, Моня?

Оставалось лишь спокойно кивнуть. Так страшно было думать о том, что Дорогой не считает нужным считать такие мелочи в то время, как я была безумно влюблена и помню каждое мгновение тех дней…

– Попадая сюда, человек может что-то и потерять из памяти… – тихонько усмехнулся Анджелино, который допивал кофе. Люди, сидящие за столом, сразу обратили на него внимание, хотя говорил он очень тихо. – Ротти, Мари, вот вы помните вашу свадьбу? Тот день, когда вы стали мужем и женой.

В тот момент возникла тишина. Все знали о том, что при Анджелино говорить о таких вещах было просто неприемлемо.

– Это было так давно, Анджи, что мы толком не можем ни о чем рассказать, – кивнул ему Спиротто, который раньше являлся ему лучшим другом, а теперь был мужем его бывшей возлюбленной, – понимаешь?..

– Как не понять… Что ж, вот и Маркус с Моникой не помнят. Это побочный эффект смерти, да?

Я хотела было сказать, что всё помню, чтобы всем стало стыдно из-за своего поведения по отношению ко мне, но скандал устраивать было опять же рано – ситуация не являлась критической.

– Прости, что спрашиваю тебя обо всём, Маркусенька… – в этот момент громко вздохнула бабушка, одновременно бросая какой-то недобрый взгляд на Анджелино. – Я просто вспомнила ту девочку, которую ты привёл. Она была твоей первой женой, да?

– Девочку? – мы с мужем переглянулись и он усмехнулся. – Бабушка, это была Моника.

– Её тоже звали Моника?

– Нет же, той девочкой была Моника, которая и сидит за этим столом.

– Что ты! Не увиливай от темы, они совсем разные!

– Прошу заметить, прошло уже более двадцати лет, я немного изменилась, – не стерпела я и добавила, – всё-таки, беременность… роды…

– Моня тогда уже была беременна, бабуль, – Маркус усмехнулся, заставив меня покраснеть, а старуха все ещё нам не верила и настаивала:

– Да не она это, Маркусенька! Как вспомню, так вздрогну… Личико милое, реснички длинные, глаза сияют, а на деле… Глупенькая, без фигурки: ни груди, ни бёдер, такая пустышка! Не понимаю, чем это она тебя привлекала, Маркусенька… Какие бы уродливые были у вас дети!.. Просто ужас! Напоминала мне серую мышь, у которой уже началась дистрофия…

После её слов я уже держаться не смогла. Меня как будто облили кипятком, и я вскочила на месте, встретившись взглядом с родителями мужа. На их губах была неловкая улыбка, они походили на малолетних дураков, которых застала учительница за высмеиванием своей же причёски… Чёрт их побери! Чёрт побери самого Маркуса, который даже не подумал заступиться за меня, чёрт его побери! Почему для них это нормально – оскорбить жену родного сына? Что я им такого сделала?..

Пока я уносила ноги, навстречу мне выходила изумленная Энни, которая качала кота на руках. Она даже попыталась меня окликнуть, но я уже была далеко. Я спряталась в нашей с Маркусом временной комнате, зарываясь лицом в спальники, и заплакала.

Как я могла быть так наивна и глупа?.. Почему я сразу не поняла, что за человек рядом со мной? Что это был за дурман в голове, когда мы были так юны?.. Я так хотела с ним целоваться, принадлежать только ему, а он оказался мерзким трусом, который только и может, что мило беседовать с мамочкой, попочкой и этой… бабулей…! Как же она меня бесит!

– Зайка? – при входе в комнату он стал у двери и тихо меня позвал. Маркус был совсем рядом, такой смущённый и уверенный в себе одновременно. – Ты, что, обиделась, милая?..

– Заткнись… Уходи, я не хочу тебя видеть…

– Ну что ты?.. – в следующую секунду он подхватил меня, завернутую в спальник, на руки, и чмокнул в лоб.

– Уходи, я же сказала!.. Не трогай меня!

Я знала: в таких ситуациях он либо рассердится в ответ, либо попытается уломать меня на что-нибудь другое. Это было бы ужасно.

– Я тебе противен, Монька?.. – опять ту же шарманку завёл.

– Очень!

– Ну вот и хорошо, мы же любим экзотику…

– Отвали! – когда он в шутку повалил меня на спальник и задрал мою футболку, я вскрикнула и, неожиданно для него, шлепнула мужа по щеке. От удивления Маркус даже замер в одной позе, только глаза взглянули на меня. Видно, до него, наконец, дошло, что я не шучу.

– Ты спятила?!

– Это ты спятил! Я тебе несколько раз повторила: уходи! Мне противно иметь дело с таким подлецом! Подумать только, ты и не отрицал того, что девочка, которую ты встретил в России, была такой «мышью-дистрофиком»! От неё, чёрт возьми, такие ужасные дети появляются.!

– Я люблю наших детей, они прекрасны, Монька! Энлис, Энни… Я их обожаю! А уж тебя, их мамочку, тем более!

– Да ты что?! Что-то я не видела, чтобы ты за меня заступался перед этими идиотами!

– Не смей так называть моих родителей!

– А что ты мне сделаешь?! Оскорбишь в их стиле?!

– Они тебя любят, а ты к ним.!

– Они меня ненавидят, и я их тоже! Просто м-мерзкие люди!

– Мерзкие?! Тогда и ты – мерзкая стерва, придирающаяся к другим! Давай, уходи из этого дома, раз тебе тут не нравится! Топай к себе!

– «Топай к себе»? С каких пор наш с тобой дом стал только моим?!

– С таких пор, как ты стала такой собачонкой… – Маркус думал встать на ноги, но я повалила его, ухватив за воротник.

– Мы не договорили!

– Мне не о чем с тобой говорить!

– Ах, не о чем? А с теми девицами, которых ты целовал, было о чём?!

– Уж было, не сомневайся! – Маркусу влетело по второй щеке, после чего он схватил меня за руки и зло повалил на пол, не уводя свой взгляд от моего. – Они, в отличии от тебя, принимали меня таким, какой я есть…

– Я тебя таким мерзавцем не знала!

Мы вцепились друг другу в лицо, рыча, как дворовые псы. Ему хотелось размазать меня по стенке, а мне – засунуть его в мясорубку, но чувства оставались чувствами, и душа ныла из-за любви. Когда он силой надавил на меня, налез сверху, я со всей силы двинула ему между ног. Маркус зажмурился от боли, но не отступил. Сейчас для него вся эта ругань и боль была какой-то необычной ролевой игрой. Он пытался доминировать надо мной, а я, напротив, над ним.

– Сунешься ближе – я грохну тебя чем-нибудь тяжёлым… – прошептала я, а он сдул чёлку с моего лба и хитро ухмыльнулся.

– Давай, что же, попробуй… Ты же знаешь, тогда я отшлёпаю тебя так, что сидеть не сможешь…

– Не подействует – я свяжу тебя, понял?.. Свяжу и заставлю передо мной извиняться за каждый поцелуйчик в детстве… на коленях.

– Давай, крошка, что же ты медлишь?.. Ты же так меня ненавидишь, что горишь от злости… А я тебя так безумно люблю, что сейчас, когда ты злишь меня и сама злишься, это всё меня так возбуждает, что я готов ко всему…

– Чёртов извращенец… – почему-то я засмеялась и ощутила какое-то странное чувство возбуждения от того, что наш разговор с ссоры перешёл на какую-то страстную игру.

– Мам, ты тут? – у двери появилась Эн как раз в тот момент, когда я оседлала Маркуса и распахнула его рубаху. – Мам, ты в порядке? Я видела, как ты плакала…

– Эн?.. – я не сразу заметила её, а когда увидела, вскочила с мужа и бросила в него спальником. – Что ты здесь делаешь? Разве ты не должна была обедать с бабушкой и дедушкой?

– Нет, – она как-то серьёзно посмотрела сначала на меня, затем на отца, – я увидела тебя и… Тебя папа обидел? Что случилось? – она как-то неожиданно подошла ко мне и меня обняла, пожалуй, впервые за несколько лет. Прижав её к себе, я почувствовала, что она вздрагивает.

– Ох, Энни… Всё в порядке, детка. Я просто… Вспомнила кое-что грустное и… Милая, ты чего?..

– Ты у меня самая лучшая, мамочка… Я ни за что не позволю им так с тобой говорить… А ты, папа, с ума сошёл!.. – она взглянула в глаза Маркусу, а тот пришёл в себя и со стыдом опустил глаза на свою распахнутую рубаху, пытаясь понять, в чём его обвиняет дочь. – Мама любит тебя, а ты… Зачем ты так к ней?

– Энни, это не твоё дело, зайка… – наконец, он смог на неё взглянуть, а юная Эн нахмурилась и крепче прижалась к моей груди. – Мама просто… Эн?

– Маму нужно уважать! А ты её разве уважаешь?!

– У… Уважаю, конечно…

– Вот и покажи на поступках, а не на словах!

– Так, – Маркус заметно рассердился и, когда Энни грозно на него смотрела, встал на ноги и подошёл ближе. – Юная леди, я что-то не понял, а чего это вы вмешиваетесь в отношения своих родителей?! Идите-ка отобедайте, а потом…

– Хочу – вмешиваюсь! Я уже взрослая, а ты говоришь со мной, как с ребёнком!..

Затем дочь бросила в отца подушкой и удалилась из комнаты, хлопнув дверью. Маркус как-то беспокойно потёр руки и взглянул на меня, пытаясь найти ответ. Было слышно только шаги Эн в коридоре… Она убегала.

КАРЛ:

– Один билет, пожалуйста… – высокая женщина средних лет, которая стояла при входе в театр у кассы, мило улыбнулась кассиру, доставая кошелёк из блестящей сумочки.

– Приятного просмотра, – тот подал ей билет и она, спеша, прошла через дверь, уронив сумочку, которую я поспешил поднять и вернуть хозяйке:

– Простите, вы потеряли…!

– Ох! – неловко улыбаясь, она приняла вещь назад и закивала, не зная, как меня отблагодарить. – Спасибо большое, молодой человек. А я и не заметила…

– Что вы, не стоит благодарности… – оглядываясь по сторонам, я стянул с себя пальто и передал его гардеробщице. Я ужасно нервничал, но так поскорее хотел оказаться в зрительном зале и взглянуть на Римму, которая выступит на сцене, что ничего уже не могло меня остановить. Поправив тёмно-синий костюм, который так непривычно сидел на мне. Я прочистил горло и улыбнулся самому себе в зеркале.

– Идёте на свидание, я угадала? – женщина, которой я помог ранее, мило улыбнулась мне, покупая программку.

– Нет, не то чтобы… Просто… Я в первый раз в театре, и мне всё кажется таким новым, что я чувствую себя немного неловко.

– Понимаю вас. Это так завораживающе…

– Что именно?

– Театр. Особенно это представление… Говорят, актрисы просто шикарны, а музыка… Ох, всё-таки, театр – совсем другой мир. Вам помочь найти зал?

– Спасибо вам большое, с этим я справлюсь… – я усмехнулся, поправляя светлые волосы, которые быстро разбросались по лбу. Глазами я стал искать чёрный вход, где меня должна была встретить Римма, и переживал за то, что вот-вот опоздаю: часов у меня, к сожалению, не было, да и не предвиделось… Заметив мою тревогу, женщина посмеялась и подошла ко мне, чтобы помочь мне сориентироваться:

– Может, вам всё-таки, подсказать…?

– Хорошо… Мне… Нужен чёрный вход, моя знакомая играет в театре.

– Да вы что? Вам крупно повезло! Возможно, я смогу вам помочь, я знаю, где находится гримёрка.

– Буду вам признателен.

Мы прошли через толпу, которая уже куда-то торопилась, хотя до представления было ещё сорок минут. Подозвав меня к себе, женщина тихонько приоткрыла дверь, за которой была тёмная лестница, освещаемая лишь в конце:

– Эта лестница ведёт к гримёрке. Возможно, туда вам и нужно.

– Благодарю… – я кивнул ей, достал цветы из обёртки и выпрямился, думая о том, что сказать Римме.

Дверь я тихонько прикрыл за собой и начал подниматься, считая ступени. Всего их было шестьдесят три и ещё шесть до гримёрки. Когда я дошёл до места назначения, услышал доносящийся из помещения женский смех. Девушек было много, и все они о чём-то смеялись, припудривая лица. Услышав мои шаги, одна из них в одном лишь купальнике и трико выбежала ко мне и как-то похотливо посмеялась:

– Ты к кому?..

– Я ищу Римму Кларден. Она сейчас здесь? – услышав мои слова, та захихикала и опять ушла в гримёрку, что-то докладывая остальным девушкам. Те дружно посмеялись и повыглядывали из-за двери, но Риммы среди них не было:

– Ты к Кларден, да?

– Да, я к Кларден.

– Дайте-ка я с ним побеседую, девочки! – тут послышался какой-то мужской голос, и девушки, кокетничая, разбежались по углам, пропуская вперёд высокого юношу, которого я сразу нашёл не очень приятным типом: высокий смазливый парень с ярко-красными волосами, такими же, как у Риммы, только ещё ярче.

– Здравствуйте, меня зовут Карл, я к Римме. Она сейчас свободна?

– Ты, видимо, с другой планеты, парень, – он ярко улыбнулся, подмигивая девушкам, и что-то в этой улыбке было наглое. – Римма всегда занята, особенно мной, ей не до твоих цветочков, – и он выхватил у меня букет роз, откинув его за спину, – так что советую тебе развернуться к лесу передом, ко мне задом и идти вниз.

– Нет, что вы, я подожду. У меня есть время, – я постарался сохранять спокойствие, хотя его поведение меня очень раздражало. Наверное, он никогда обо мне не слышал от Риммы или изображал из себя дурака. Так или иначе, он посмотрел на настольные часы и цокнул языком, изображая из себя плохого парня. Актёром ему не быть.

– Девчат, засеките время. Если он за десять секунд не уберётся отсюда, я вынужден буду спустить его с лестницы!

– Что ж… Готов поспорить! – я посмеялся над его уверенностью в ответ, а девушки, которые с удовольствием ждали потенциального зрелища в виде драки, начали считать.

Парень пригладил красные волосы, сдул нависшие на зелёные глаза пряди, выпрямил спину и азартно усмехнулся, провоцируя меня. Демонстративно он сбросил с себя майку, кинув её в девушек, и вытянулся, разминая мышцы на торсе и руках. Не совру, он действительно был силён, спортивно сложен, красив телом… но не душой.

Честно говоря, я ему немного позавидовал: он так легко снял с себя одежду и вот уже готов драться, а я стою в костюме, поправляя галстук, и под пиджаком у меня ещё тонна одежды, например, рубашка на толстых пуговицах, а под ней ещё и майка… И всю эту одежду я бы с радостью сорвал с себя, дабы дать телу подышать и набраться сил, но так просто всё это было не снять…

– Три… Две… Одна!

Под ликующий крик девиц парень с разбегу накинулся на меня, но, к своему же великому огорчению, координация его подвела и он красиво вписался носом в входную дверь, которая так аккуратно приоткрылась ему навстречу, затем с грохотом ему поддалась, и его унесло куда-то вниз по ступеням, прямо как с горки какого-нибудь ребёнка на ледянке в холодную зимнюю пору.

Римма, которая открывала дверь, была очень поражена неожиданному появлению красноволосого чудища, но, к счастью, оно улетело вниз по лестнице и уже было позади. Набрав воздуха в лёгкие, она, испуганная, прошла внутрь комнаты:

– Это что было?..

– Ошибся дверью товарищ, – я посмеялся, и Римма ахнула, увидев в гримёрке меня, официально одетого.

– Карл! А я тебя искала везде! Как ты узнал, где гримёрка?

– Мне подсказали, не беспокойся, – я ей довольно улыбнулся, облегчённо отряхивая новый костюм, а она меня обняла и поцеловала в щеку. – Видишь, мы искали друг друга…

– Какое счастье, что ты пришёл! Идём, раскрасишь меня…

– Раскрашу?

– Ага! – она заманчиво улыбнулась, убирая волосы за ухо, а я, пытаясь сдержать чувства, вырывающиеся наружу, ей улыбнулся. – У нас в гримёрке всё для макияжа есть, сможешь мне базовый сделать? Дальше уже гримёры придут…

– М-м… почему бы и нет?

– Римма Кларден, чёрт тебя возьми!.. Я, конечно, хотел, чтобы ты меня «отгрохала», но не дверью же! – позади нас уже возвращался тот надоедливый красноволосый мученик, и я, чтобы отвлечь девушку, поднял с тумбы принесённый ей букет роз и всучил его ей:

– Это тебе. Я не знаю, какие цветы твои любимые, но… Эти розы мне напоминают о твоих прекрасных волосах. Они… Когда я увидел их, то сразу подумал о тебе… Ты…

– Боже, спасибо, я так благодарен…! – опять попытался вырвать цветы у меня из рук тот нахал, но Римма быстро схватила их себе и восторженно заулыбалась, игнорируя того. Затем она немного посмеялась и ещё раз меня обняла:

– Боже, мне никогда не делали таких комплиментов…

Сердцу сразу стало так тепло, что на минуту я совсем потерялся и, примкнув губами к её волосам, вздохнул аромат её духов, которые совсем недавно мы с ней покупали вместе. Как же она чудесна!

– Спасибо тебе, Карл, это так мило!.. Боже!..

– У Риммы так много ухажёров, что скоро ей можно будет открывать свою цветочную лавку… – девушки, которые всё ещё кокетливо бегали в купальниках, как-то ловко схватили Кларден под руки и утащили в комнатушку гримёрки, а та с недоумением упёрлась руками в дверной проём и взглянула на меня:

– Иди сюда, помоги мне выбраться из их лап!

– Давай, давай, иди к нам, поможешь ей корсет затянуть! – те засмеялись, а Римма схватила меня за руку и потянула к себе, поспешно снимая с себя верхнее платье, что очень привлекло парня, находившегося недалеко от нас, и я поскорее закрыл за нами дверь. Всё это было так неожиданно, что я встал у двери и не посмел подвинуться. Римма без стеснения через верх стянула с себя платье и оказалась в эластичном купальнике, который облегал все её части тела. Я открыто видел, что под купальником на ней ничего нет, и поспешил закрыть себе рот, чтобы только челюсть не отвалилась.

– Девочки, выйдите, отвлеките пока Эванса, а то он сейчас на стены полезет… Мне нужно переодеться.

Когда девушки поспешно стали выходить из комнаты, я тоже думал уйти, но меня остановил довольно твёрдый голос Риммы:

– Карл, а ты останься. Помоги мне, пожалуйста.

Честно говоря, для меня смотреть на то, как раздевается Римма, было пыткой. Я, отвёрнутый к стене, знал, что за мной стоит она, обнажённая, и я слышал, как шелестит огромное платье, которое она будет надевать сверху. Потом что-то расстегнулось, зашуршала ткань по её нагим плечам, и она коснулась моей спины:

– Вот. Затяни, пожалуйста…

Когда я к ней, всё ещё с осторожностью, повернулся, она стояла ко мне обнажённой спиной, а грудь и плечи прикрывал развязанный корсет. Опустив глаза немного ниже, я увидел её полуобнажённые бёдра, проступающие через светлое бельё. Потом я тихонько коснулся её ягодиц, и она подпрыгнула на месте от неожиданности и смущения:

– Ты чего?!

– Прости… Ты такая красивая, что я потерял голову…

– Поторопись, Карл, не время для шуток…

Просунув шнурки в кольца, предназначенные для них, я потянул за основание корсета, чтобы он сел на её талию. Она, теперь уже стесняясь своего внешнего вида, сжимала руки в кулачках, и её щёки красиво краснели. Когда я дёрнул за шнурки, она немного ахнула:

– Чёрт…

– Ты в порядке?

– Не жалей меня, дёргай сильнее! Давай, рывком…! Раз, и всё!

– Я боюсь тебе сделать больно…

– Если ты будешь медлить, мне будет больнее… Давай, возьми меня…

– Не понял? – меня повело на смех, а она слегка обернулась и рассерженно взглянула на мою неловкую улыбку.

– Возьми, говорю, рывком!.. Я немного нагнусь, а ты одним движением тянешь меня на себя за них и… ну, давай!

– «Ёперный театр»! Вы тут чем занимаетесь?! – нас перебил тот самый красноволосый парень, которого ранее отвлекали девушки. – Римма, я-то думал, что ты у нас целомудренная девица, а ты та ещё бунтарка!

– Заткнись, Эванс!.. Мы корсет затягиваем, а у тебя одна порнуха в голове… Лучше бы помог!

– Натянуть кого? Эт я с радостью!

– Нет, нет, я справлюсь! – возразил я, но Эванс уже был рядом и, потирая ладони, выхватил у меня шнуровку, затем резко дёрнул за них на себя, да так, что Римма вскрикнула от неожиданности:

– Дурак, что ли?!

– А хорошо пошло! Смотри, у тебя талия, как у дешёвой «Барби»!

– Можно было просто немного затянуть и завязать на узел…

– Не-а! Твои бочка просто так не убрать, уж поверь!.. Я и получше, кстати, видел!

– Свали отсюда! – Римма попыталась разогнуться и набрала воздуха в лёгкие, обречённо глядя на меня.

Между нами промелькнуло какое-то неловкое чувство, и мы оба заулыбались, несмотря на боль у неё от корсета и моё к ней сожаление. Я любил её, а она любила меня, и мы оба это знали. Всё должно решиться после театра. Я готов сказать ей свой ответ.