Читать книгу Там, где меня ждёт счастье. Том первый - Мэгги Ри - Страница 10

МОНИКА:

Маркус.

Маркус – это человек, который ни разу не плохой, ни разу не лжец, ни капли он не пошляк.

Маркус, пожалуй – человек, который поймёт.

Я плохо знаю Маркуса. Я знаю родину Маркуса, его полное имя, цвет его глаз. Воистину, этого мало, и мне бы хотелось узнать о нем чуть больше. О его предпочтениях в еде, в одежде, о его родственниках, о его проживании в Италии и о всем-всем что он поведал за свою жизнь. О его бедах и счастье. О его жизни.

Когда он предложил пойти в кафе, чтобы я могла забрать свой контейнер, я немного испугалась. До этого момента мне никогда не случалось ходить в кафе с незнакомыми людьми, тем более мужчинами. Исключением, пожалуй, был только Снай, который приходился мне далеким другом детства.

Так или иначе, именно его я взяла с собой на сегодняшнюю встречу с Маркусом.

***

Я стояла у выхода в прехорошеньком платьице и смотрелась в зеркало. Поводов надеть его практически никогда не было, и я была безумно рада. К сожалению, это только больше настораживало моего друга, которому впервые было поручено сопровождать свою подружку на встречу с каким-то незнакомцем.

Пока я подкрашивала губы блеском, Снай утомленно глянул на часы, поторапливая:

– Брось, не прихорашивайся. Это же не свидание, так?

– Верно.

– Тогда зачем ты надеваешь это платье на встречу с этим иностранцем?.. Разве это не даст ему ложных надежд? Господи, ты только посмотри, как ты нарядилась… Как на бал! Я забыл уточнить, из какой он страны? Ты знаешь, что в некоторых странах такая длина платья считается неприличной?

– Снай, угомонись. Он не из такой страны.

– Далеко от России страна его находится? – я обиженно на него глянула, а он рассмеялся. – Ну прости, их в России много. Говорю тебе сам, как переехавший сюда однажды из другого города.

– Что плохого в иностранцах? Такое чувство, будто они тебе чем-то мешают.

– Я так не говорил! – Снай развел руки и тут же сунул их по карманам. – Просто… Очень много незнакомых лиц, имён, фамилий… Мне непривычно!

– Боже… – я обвела круг глазами, а он притих, ожидая от меня заветного ответа. – Он итальянец.

Снай вдруг раскрыл глаза ещё шире и засмеялся:

– Мамма миа! Серьёзно? Что им так нравится в России?

– Не знаю, – мы вышли из квартиры, и я заперла дверь, подпирая её коленкой. Снай поправил на себе воротник, на мне лямку платья.

– Ну так как…? Мне твоего парня изображать?

– Не майся дурью, правда…

– Эх, а так классно бы вышло… – он похлопал меня по плечу, а я в шутку дернула его за ярко-каштановые волосы.

– Неужели ты считаешь меня настолько беспомощной?

– Нет, конечно. Что уж, и побеспокоиться нельзя?

МАРКУС:

Этой ночью мне снился странный сон. В нём я опять садился в самолёт, но, почему-то, рядом не было Робертио. Я искал его глазами везде, но он испарился, и меня вдруг настигла паника. Я оказался в замкнутой кабине самолёта, где было сухо и темно, и лишь на полу лежала пластинка с последней оставшейся неиспользованной таблеткой от панических атак.

Я проснулся, когда понял, что во сне падаю в обморок. После сна я чувствовал какие-то странные толчки в груди… Казалось, сердце в пятки убегает… Я стер пот с плеч и обернулся на Робертио, и слава богу, брат был здесь. Он спал, и было слышно его тихое похрапывание. Обычно, он храпит, только если ему снится что-нибудь чудесное, типа клубничного мороженого… или, может, симпатичной девушки, и такое бывает. А ещё точно гарантирую, что, когда ему снится что-нибудь страшное, он, обычно, обязательно упадёт с кровати и заорёт на все поселение. В таких случаях я, обычно, притворяюсь, что сплю, а он с сопением забирается опять в кровать. На утро он, конечно же, ничего не помнит, но я-то знаю: точно было.

За завтраком по телевизору шёл знакомый фильм на русском языке, и я попытался разобрать слова, так дублёры попались остроязычные: многие слова, в особенности, русский жаргон, я не понял.

Робертио сегодня рано ушёл, оставив записку о том, что ушёл на собеседование с его-то образованием. Ну, а мне выходить в двенадцать часов на встречу с чудесной, на мой счёт, иностранкой Моникой.

В предвкушении, я сидел за столом, глядя в этот чудесный контейнер. Ох, пицца этой россияночки такая прелестная! Вспоминая вкус этого теста, этих ингредиентов… Я прихожу с каждым разом в экстаз. Почему-то мне вспоминается мама, которая готовила пиццу нам с Бертой, когда мы были маленькими. Чувства от съеденного блюда были такие же как тогда, когда я распробовал вкус пиццы, приготовленной Моникой. Я тихонько съедал ее, и на душе было счастье, какая-то огромная благодарность. Я хотел поскорее увидеться с ней. Хотя бы просто для того, чтобы поблагодарить за подаренные ощущения. Она была первым незнакомым мне человеком, который стал таким добрым в моих глазах.

Тогда, включив телефон, я написал на её номер:

«Встретимся у кафе „Фритата“ в час, на ххххх улице.»

МОНИКА:

Путь до «Фритата» был недолгим, но блудным. Кафе оказалось между дворов, и Снай грозил, чтобы я больше не тащила его в такую глушь. Как не странно, мой друг детства боялся маньяков вместе со мной, несмотря на то, что раньше занимался вольной борьбой.

Когда мы заблудились, Снай предложил позвонить Маркусу. Я набрала его, но он не отвечал, и мой спутник совсем завелся, начал ругаться на меня. Ну я же не виновата, что человек не может ответить!

– Может, он телефон забыл? – умоляла я, а Снай бурчал:

– Какой нормальный мужчина забудет телефон при встрече с девушкой? Это говорит о том, что он жутко безответственный… Тебе оно надо?

– Ну… Может он никогда не встречался с девушкой?.. В смысле… С девушками.

– Знаешь, он об этом пожалеет.

– О чем?

– О том, что взял у тебя контейнер! Я его научу как их надо «возвращать»!

Я растерялась, взяв друга под руку:

– Ты такой смешной, когда ревнуешь!

– Я не ревную, зачем?! Сдалось мне ревновать девчонку, которую я голышом в кустиках видел, к какому-то незнакомому мужику! Нет, серьёзно… – и он громко рассмеялся. – Сколько ему хоть лет-то?

Я тоже засмеялась, потому что с этим вопросом он выглядел нелепо. А ведь правда, я совсем не знаю возраст Маркуса. Вдруг он намного старше меня? Вдруг он намного младше меня? Имеет ли это какое-то значение вообще?

– Не знаю, – ответила я, смотря в землю.

– Но не пятьдесят?

– Нет, конечно! Он молодой! Ещё совсем «мальчишка»! Думаю, он на год-два старше меня.

– Да ну? Такой соплячок? – Снэйкус усмехнулся, стряхивая пыль с рубашки. Он сразу почувствовал какое-то огромное преимущество в себе перед другими.

– Слушай, то, что тебе восемнадцать, не даёт тебе возможность быть альфа-самцом.

– А тебе такие нравятся? – тут мы оба засмеялись, и он ущипнул меня за бок. – Хулиганка Моня! Да как с тобой муж жить будет?!

– Не знаю… – я печально улыбнулась при мысли о том, что ни о каком муже речи быть не может, а потом указала рукой на дом, который был в пару метров от нас. – Смотри: вот и «Фритата», я видела на карте в интернете.

– Уверена?

– Да-да, это тот дом!

МАРКУС:

Я сидел в «Фритата» и чувствовал себя неловко. Я забыл телефон дома… Моника могла на него звонить… Ох, чёрт, какой же я дурак. Как же мне стыдно. Я еще никогда не был так низок.

Подняв корпус со стула, я вышел из «Фритата», подышать свежим воздухом. Прямо у порога я увидел ту девушку, что так ждал. На ней было красивое платье цвета солнца, которое обычно рисуют детишки в садике, такое яркое. Её изумрудные глаза распахнулись, и мне стало стыдно, что я не в костюме. Рядом с ней я увидел незнакомого мне парня с выразительным ярко-медными волосами, я бы назвал их красными. Он уставился на меня, затем вдруг повернулся к ней и тронул её за плечо:

– Так это ты о нем говорила?

Я почувствовал, что краснею вдруг ни с того, ни с сего.

МОНИКА:

Увидев вновь эти черты лица, я встала, как замороженная. Где-то в груди быстро забилось сердце. Он смотрел прямо мне в глаза, и мне за что-то стало стыдно. Руки полезли поправлять платье. Он пришёл сюда, как обычный юноша, а я так заурядно вырядилась… Так пафосно… Как какая-то старая клуша! Не мудрено, что он так удивился… Я слышала, итальянки очень стильные, модные. Подумает, что у меня дурной вкус.

– Так это ты о нем говорила? – расслышала я Сная. Он пихнул меня в плечо повторно.

– Рад знакомству. Меня зовут Маркус Телио-Лентие. А вас…? – Маркус глядел на Сная. Я почувствовала, что он спас не только ситуацию, но и меня. Снэйкус же, напротив, вдруг стал таким стервозным, что я не сразу узнала в нем родного «братишку».

– Снэйкус. Снэйкус Кларден, – Снай мягко обхватил меня за талию. – Моника, родная, чего ты встала столбом? А вы, мужчина, может, дадите нам пройти или будем говорить по душам прямо тут?

– Ах, извините, я покажу вам столик! – блондин с карими глазами резко повернулся к входу и открыл нам дверь. Мне показалось, что я уже вся вспотела от нашей встречи. От меня не пахнет? Что он обо мне подумает? Я капнула утром немного парфюма на ключицу. Он не подумает, что я лёгкого поведения?

МАРКУС:

Когда они проходили, я ухватил носом прекрасный запах духов Моники. Никогда запах парфюма меня так не увлекал. Мне захотелось обнять эту девушку и насладиться её ароматом, и я тут же поймал себя на этой мысли. Я просто бесстыдник, если позволяю себе о таком думать!

– А тут просторно, – парень, который пришел с ней, вел себя по отношению к девушке как-то грубо. То буркнет что, то подпихнет.

Я не смог не улыбнуться Монике и провёл их к чудному столику. На нем уже лежало меню. Пододвинув девушке стул, я помог сесть им двоим, а сам сел напротив пары. Мне было неловко перед её парнем отдавать ей её вещь. Я подумал, что отдам ей контейнер во время еды. Или это невежливо? А может отдать, когда Снэйкус уйдёт в уборную? Боже, я совсем не понимаю, как это сделать… Думай, Маркус, думай! Тебе не впервой сидеть перед противоположным полом в ресторане! Давай!

МОНИКА:

Я очень нервничаю. Снай ведёт себя странно, я ощущаю поддержку больше со стороны Маркуса. Господи, Снай! Выйди хотя бы на пять минут в туалет! Ну же!

Со всеми дурацкими мыслями я посмотрела на Сная, а он на цветы у окна:

– Смотри, дорогая, у них пионы!

«Боже, Снай. Я прекрасно понимаю твою ревность, но только не зови меня „дорогой“! Не при Маркусе, раз уж на то пошло дело! Кажется, взять его – было плохой идеей…»

– Разве тут не чудесно? – сменил тему Маркус, подставив руки под голову. – Этой пиццерией владеет один мой знакомый, и мой отец, приезжая сюда, всегда обедал только в ней. Сейчас директор, конечно, вряд ли бы меня узнал, но все же… Я восхищаюсь тем, как этот парень продвинул свое дело, переехав однажды сюда.

– Маркус, а вы… вы давно переехали? – нагло влез Снай, и мне захотелось как следует дать ему по затылку, чтобы он не лез не в свое дело. В конце концов, на встречу шел не он, а я.

– Нет, недавно. Как вы, наверное, заметили… я все еще говорю с небольшим акцентом.

– Правда? А я и не заметил. Наш язык несколько сложный, правда? А почему вы решили переехать? Разве в Италии не настолько хорошо? Или там развелось слишком много мафии?

МАРКУС:

Этот Снэйкус меня начинает раздражать. С какой стати я должен ему рассказывать о себе так много?

– Это было решение моего старшего брата, – я ему ответил, потирая ладони. Краем глаза я взглянул на Монику. Она сидела и нервно смотрела на молодого человека. Я как-то не заметил безумного счастья в ее глазах.

– Ах, у вас есть старший брат? Что же вы сразу не уточнили! Я думал, вы приехали по просьбе родственников, у вас же, итальянцев, семья – это самое дорогое, так? И насколько же он вас старше?

– На четыре года и несколько месяцев, – я постарался выдавить улыбку. Мне не хотелось говорить о Робертио, тем более с незнакомцем. Я пришел сюда не за этим.

– А вам сейчас…?

– Двадцать. Мне двадцать лет, и я приехал в Россию с братом. Да. Не думаю, что эта тема будет интересна вам, Снэйкус. Если вы позволите, я бы не хотел упоминать Родину и свою семью в нашем разговоре. Не хочу показаться грубым, мне не очень приятно об этом разговаривать, – уже сказав, я подумал: а не напугает ли Монику мой возраст. Ее как-то вдруг передернуло, и она увела взгляд, стоило мне на нее посмотреть. Ее щеки довольно сильно покраснели. А Снэйкус все не мог остановиться:

– Это так чудесно, что мы с вами почти ровесники, ведь мне двадцать без двух лет!

– Надо же. Какое совпадение, кто бы думал, что вам восемнадцать, а мне двадцать. Мы, действительно, почти… ровесники? Хм, – съязвил я, посмеиваясь. В душе этот кретин уже вынес мне мозг, и я изо всех сил сдерживался. Никогда у меня не было такого, чтобы, будучи знакомым с человеком всего десять-двадцать минут, мне хотелось его убить на месте. «Дай ты, наконец, выговориться Монике!»

В этот момент к нам подбежала молоденькая официантка и озвучила акции, предложения. Я начал замечать, что мы с Моникой все чаще начали переглядываться друг на друга. Возможно, это был какой-то знак?

МОНИКА:

– Будьте добры, мне макарошки! – Снай весело улыбнулся официантке, открыто заигрывая с ней. К сожалению, это у него никогда не выходило.

– Прошу меня извинить, вам спагетти?

– Нет, я хочу именно макарошки!

– К вашему сведению, у нас в меню есть только спагетти, но…

– Как это у вас нет макарошек?!

– Может, вы хотите заказать что-нибудь еще?.. Например, «Ризотто» или «Равиоли»? Есть «Лазанья».

– Господи, хотя бы одно нормальное блюдо! Давайте возьмем лазанью? Я склонен к отравлениям. Дайте мне меню, я ознакомлюсь с ним.

– Эм… Снай, понимаешь ли, – я тихонько потрепала друга за плечо, пока мой новый знакомый передавал ему меню, – спагетти и макароны…

– Почти одно и то же, – мы с Маркусом одновременно произнесли и вновь переглянулись. Я не смогла сдержать улыбку, а он удивленно приподнял краюшек губ.

– Господи, да ну эти «спагетти» … я возьму лазанью и «винишка». Маркус, вы какое предпочитаете? Сладкое или сухое? Полусладкое или полусухое?

– Я воздержусь. Все-таки, Моника еще школьница, я не буду пить при ней. Я возьму себе сок. Моника, а вы что будете пить?

– Сок. Тоже сок, – я поколебалась, смотря в меню. Там было так много итальянского вина по завышенным ценам. Папа никогда бы не разрешил мне попробовать даже глоточка, несмотря на наши с ним крепкие отношения. Он всегда с осторожностью относился к спиртному.

МАРКУС:

Чувствую себя неловко… может, она хотела взять попробовать вина, а я так откровенно ее ограничил в выборе? Нет, Моника не такая, она еще так юна, и не стала бы пить спиртное.

– Мы определились с заказом? Тогда я возьму сок нам с Моникой. Снай, вам вина?

– Нет, мне тоже сок, яблочный! – сразу пискнул тот, пытаясь повторить предпочтения своей девушки.

– Моника, давайте попробуем здешнюю пиццу? Как насчет «Pizza Hawaii»? Очень советую. Стоит откусить кусочек, и она тает на языке.

– С удовольствием, – девушка села поудобнее и подняла глаза на официантку. – Разделите, пожалуйста, на 3 чека.

– На один, пожалуйста, – мы опять чуть не сказали с Моникой свои пожелания в один голос, отчего по телу прошел приятный кипяток. Мне нравилось, как она смущается. Опустив глаза, я попытался подобрать слова:

– Я хочу заплатить за вас. Ведь надо как-то отпраздновать нашу встречу. Тем более, это я вас пригласил.

– Хорошо, – официантка дружелюбно кивнула и оторвала листок из блокнота, что означало принятие заказа. – Вам принести счет, или вы заплатите на барной стойке? Я принесу вам напитки.

– Так и сделаю. Спасибо, – когда девушка ушла, я посмотрел на Монику с Снэйкусом. Я чувствовал себя не в своей тарелке, когда они сидели плечом к плечу и смотрели на цветы, стоящие на оконной раме. Моника улыбалась, что-то говорила ему, а он касался ее плеча так спокойно. Они были так близки и счастливы. Я чувствовал себя лишним за этим столом.

МОНИКА:

Маркус ушел на кассу. Воспользовавшись моментом, я ущипнула Сная за щеку, чтобы он отвлекся от цветов:

– Снэйкус, тебе не стыдно? Убери руку с моего плеча, или я расскажу Карен, что ты меня лапал! Она тебя домой не пустит!

– Да ладно тебе, а я нашел это веселым! – он же, как всегда, лишь посмеялся и положил руки за голову, жмурясь, словно довольный кот. – И, кстати, дорогуша, ему двадцать лет. Чем ты думала, когда соглашалась с ним на встречу? А если бы он оказался педофилом? И… Ну, ты понимаешь, что было бы странно, если бы вы были вместе… я не намекаю, нет…

– О, да, что бы я делала без тебя… – я нахмурила брови, пытаясь дать ему понять, что мне обидно, затем показала ему свои руки. – Ты видел, как они дрожат? Видел?

– Признай, ты просто влюбилась.

– Нет! Это для тебя любовь – шутка… А для меня это серьезные чувства. Нельзя просто так ими разбрасываться. Я его даже не знаю. Тем более… Он достаточно красив, и я почти на сто процентов уверена, что в Италии у него есть какая-нибудь девушка… Которая одевается лучше, чем я и все такое…

– Ох, Моня, Моня, солнце же ты мое дорогое… – я почувствовала, как он обхватил меня за плечо. В другой раз было бы все хорошо, но прямо на нас в этот момент посмотрел молодой итальянец и сразу же смущенно увел глаза. Я все видела.

– Прекрати меня обнимать.

– А я о чем. Тебя волнует его мнение?

– Меня волнует твое поведение. Отстань, – встав с сиденья, я показала другу язык, а он меня передразнил и достал телефон, чтобы себя занять, словно маленький ребенок.

Подходя к Маркусу, я побоялась, что он посчитает меня легкодоступной девицей. Но он только аккуратно посмотрел на меня, затем оглянулся на моего красноволосого друга, сидящего позади нас:

– Все в порядке?

– Да, не обращай внимания… – я хотела перевести тему, но от беспокойства комок встал в горле. – Сейчас покормим его пиццей, и он станет добрее. Обещаю.

МАРКУС:

Услышав ее слова, почему-то в голову мне пришел маленький щенок, бегающий везде за этой девушкой и лающий на любого прохожего. Я не сдержал смех. Она это заметила и тоже улыбнулась.

– Ох, извини… Контейнер… Чуть не забыл тебе его вернуть… – чтобы нарушить неловкую тишину между нами, я слез со стула и хотел подойти к нашему столику, чтобы достать его из рюкзака, но рядом со мной что-то попыталась сказать Моника, и я это услышал. Когда я на нее посмотрел, она сидела возле, сжимая кулаками свое платьице, и смотрела в пол. Сложилось ощущение, что ей нехорошо. – Ты в порядке?

– Я… Хотела извиниться перед тобой за вчерашнее, – на выдохе прошептала она, и ее тоненький голосок заставил сердце биться чаще.

– Ну что ты… Ты не должна извиняться, все в порядке.

– Я вела себя грубо по отношению к тебе, хотя ты не заслужил к себе такого обращения. Прости.

МОНИКА:

В этот момент бармен поставил перед нами два стакана сока, и я взяла один, запивая весь страх бодрящей жидкостью. Поставив его назад, я вновь посмотрела на Маркуса, который выглядел увлеченным нашим разговором:

– У меня странный вопрос к тебе… Но так необычно слышать твое имя среди русских имен… Почему Моника? – сказал он, взяв стакан и выпив из него примерно столько же, сколько выпила я, а потом в него посмотрел.

– Мой папа не отсюда. Он родился в штате Калифорния, США, но со временем переехал сюда, а здесь встретил мою мать. У них родилась я, и они сочли правильным дать мне имя, непохожее на другие.

– Наверное, здорово относиться к билингвам, – итальянец ярко улыбнулся, немного наклоняясь в мою сторону.

– Не знаю… Папа давно не говорит на своем языке. Прозвучит странно, но я… плохо говорю на английском, – сказала я, и в этот момент мой смех мне показался очень глупым. Тогда я еще раз выпила из стакана и заказала еще один. Бармен поспешно принес следующий сок, но в этот момент его вкус мне показался странным, и я не смогла скрыть то, что удивлена. Заметив это, незнакомец аккуратно взял у меня стакан и приблизил его к носу:

– Пахнет соком. Почему-то… У прошлого напитка был вкус другой, тебе так не кажется?

– Да…

– Простите, вы не могли бы сказать, что вы налили нам в предыдущие стаканы? – в этот момент его лицо показалось мне строгим. Бармен сразу же залез в какой-то журнал, показывая ему список заказанного.

Рядом со мной оказался Снай. Он аккуратно тронул меня за плечо, после чего посмотрел на моего собеседника с каким-то пренебрежением:

– Вы тут что пьете, господа?

– Сок, – я тихо прошептала ему, а мой дружелюбный собеседник в этот момент мотнул головой, как будто был чем-то недоволен. Потом он посмотрел на бармена. Тот выглядел ошарашенным. Он разочарованно и рассерженно говорил с барменом:

– Вы с ума сошли. Она еще школьница. Я же просил сок. Всем нам троим.

– Вышло какое-то недоразумение… – щупленький дядечка испуганно сжался и посмотрел в свой экран на кассе. – Я поговорю с официанткой, одну минуточку…

Снай рядом со мной взял третий стакан, наполненный, как оказалось, совсем не соком, и выпил немного оттуда, затем скривил губы, подтирая их рукавом. В какой-то момент его лицо сменилось агрессией, и он грубо подвинул меня рукой, хватая Маркуса за кофту:

– Ты что удумал, ловеласа кусок? Думал споить ее по-тихому, пока я в сторонке? Я тебя сейчас урою!

– Успокойся, – Маркус аккуратно отпихнул его от себя, поправляя кофту. Лицо его было сосредоточенным, не таким, каким оно было до этого. – Я сейчас со всем разберусь.

– Это я сейчас со всем разберусь, чертов итальяшка! – но Снай стоял на своем, закатывая рукава. Тогда я схватила его за рукав, пытаясь остановить. Голова вдруг начала кружиться, и я пыталась об этом сказать, но боль, внезапно возникшая в животе, не дала мне этого сделать. Это заметил незнакомец, который увернулся от кулака моего друга и подбежал к согнувшейся мне, аккуратно трогая меня за лоб:

– Синьорина… Как… Как ты?

– Монька, – тут же на плечах оказались руки Сная. – Монька, ты как? Ты в порядке?

Я хотела сказать им двоим, что все в порядке, но едва могла пошевелиться. Только мотнула головой, пытаясь сдержать рвоту внутри себя. Опять она. Опять покажусь перед людьми чертовой «дракошкой».

– Вызовите скорую, быстрее… – я услышала голос Маркуса. Хотя он был итальянцем, подумала я, и говорил практически без акцента, все равно его голос отличался какой-то мелодичностью от других.

Я помню, как, согнувшись от боли, сидела на стуле, и с двух сторон меня поддерживали Маркус и Снэйкус. Оба безумно были напуганы. Я чувствовала, как руки друга детства дрожат, и он тихонько гладит мою спину. Маркус же держал меня, прижав мою голову к своему животу, приговаривая что-то о том, что так бывает, что у него брат работает медиком, что случается всякое…

Потом спохватились рабочие ресторана. Помню, как меня вырвало, после чего я начала терять сознание, но юноши продолжали приводить меня в чувство. А потом громкая сирена скорой. Врачи.

А я лишь молила о том, чтобы об этом все не узнал папа. Он бы не пережил.