Читать книгу Там, где меня ждёт счастье. Том первый - Мэгги Ри - Страница 6

МАРКУС:

Я проснулся от сильного толчка в плечо. Кто-то пытался до меня докричаться:

– Вставай, прилетели!

– У… уже? – я только приподнял голову, как Робертио схватил меня под руку и потащил за собой. Ноги затекли, я почти не мог идти, а больше всего ныла пятая точка.

– Так, запомни: наш итальянский тут мало кто знает. Переступив вот тот выход, говорим исключительно на русском.

– Даже друг с другом?..

– Даже друг с другом. Имей совесть, и поднимись на ноги! – Робертио больно дернул меня за руку, и я попытался набрать воздуха в легкие. От беспокойства как будто все сомкнулось внутри.

Взяв себя в руки, я поднялся и осмотрелся. Все было до ужаса незнакомым. Даже голос Робертио – он волновался.

– Ты знаешь маршрут до дома? – прокряхтел я ему.

– Конечно, – он уверенно посмотрел в телефон, когда мы отошли от людей, приблизил масштаб на карте. – Выйдем из аэропорта и сядем на автобус, доедем до улицы и приедем домой. Как тебе лучше – на метро или прямиком на автобусе?

– На… На метро… – и меня грубо вырвало в бутылку с водой. – Прости, Берта, не выношу переезды…

– Можно подумать, ты что-то другое выносишь. Давай, держись за мою руку, иначе тебя растопчут.

Его не устраивала моя естественная реакция на самолет. Он был полностью уверен, что я съел таблетки и теперь должен быть здоров. По крайней мере, это был его план. Но не всегда его план выполнялся как надо. Уже при входе в дом я свалился на пол, упав в глубокий обморок.

МОНИКА:

День начался с обычного будильника. Я вскочила с постели в какой-то непривычной для меня суматохе. Живот не болел. На кухне папа уже готовил завтрак. Быстро всё сопоставив на свои места, я принялась одеваться, облачаясь в простенькую блузочку и прехорошенькую юбочку. Теперь оставалось только прихорошиться, и в этом классе я не буду ужастиком на курьих ножках.

С тревогой в душе я осознавала, что это трудный путь – переход в новый класс. И, все же, он радовал меня. Торопясь, я напихала носков в грудной отдел блузки, пытаясь их там зафиксировать, и накинула пиджак. Теперь никто не назовет их прыщиками. Теперь… макияж. Дело за малым. Немного теней в уголках глаз, немного румян на на скулы, нос, а теперь тоненькой кистью подкрасить ресницы тушью. На губах блеск.

Я готова.

Когда я спустилась, отец шарахнулся в сторону:

– Боже правый, Моника! Ты так в школу пойдешь, малышка?!

– А… Ну да, – попробовала улыбнуться я, но от этого стала только страшнее в глазах папы.

– Крошка, извини, но… Мне кажется, ты переусердствовала с make-up’ом.

– Думаешь?.. – я глянула на себя в зеркало. – Как ты отнесешься к тому, если я захочу перекрасить волосы?

– О, солнце, неужели ты не хочешь, чтобы люди видели тебя…?

– Нет, не хочу. Я буду другой, папа, и никто не сможет узнать меня – прежнюю. Я буду делать так каждый день. О! Помоги мне, пожалуйста, с накладными ресницами! Я совсем не знаю, как это делается!

Но отец только всмотрелся в меня и тяжело вздохнул:

– Моня, дорогая, но ты совсем испортишь свою прелестную кожу и совсем потеряешь личико. Однажды твоя мама тоже так начала краситься и…

– Ты же не перестанешь меня из-за этого любить, так? Значит, ничего страшного. – я со смешком на губах чмокнула его в щеку. – До скольких ты сегодня на работе?

– До трех часов ночи. Надо помочь комитету и разобраться с бумагами, – он немного отвлекся, нервно почесав затылок. Время уже поджимало, и я закатала юбку чуть повыше. Затем я обняла отца, прижимаясь к нему, словно вернувшись в детство. Он был печален, но немного улыбнулся, пытась меня подбодрить.

– Не беспокойся за меня, папочка. Еще два года, и я буду совершеннолетней, а значит – самостоятельной.

– Не правда. Ты всегда будешь папиной дочуркой, и я буду тебя баловать, верно?

– Папа…

– А иначе кто будет ухаживать за старичком Кроу? – папа с ехидством поднял брови, а я засмеялась. – Прости, милая… Иди, конечно, иди.

– Лучше найди мне хорошую мачеху и родите мне братишку!

– О, родная… – он промолчал, запив сухость в горле горячим чаем. – Я постараюсь.

– Обещаешь?

– Конечно, – он посмеялся, уводя глаза.

Остановившись у выхода, я бросила на него взгляд зеленых глаз, таких же, как и у него. Он посмотрел на меня с жалостью и ещё раз обнял. Я была похожа на женщину, что он любил с самой юности, и это его убивало.

– Пока, пап.

– Счастливого пути, милая. Скажи папочке, если кто будет обижать, ладно?

Я вздрогнула от его слов и закивала. Надеюсь, с этим я больше не столкнусь. Папа и так слишком часто нервничает из-за этого, а когда-нибудь я буду совсем взрослой. Не могу я всю жизнь избегать своих страхов, хотя это и принесет мне большую боль…

МАРКУС:

Запах нашатырного спирта привел меня в чувство. Я резко открыл глаза и закашлялся. Всё вокруг гудело, и кружилась голова. Когда пелена сошла с глаз, я понял, что передо мною стоит Робертио, закрывая бутылочку.

– Ну вот и все, – он оглянулся на посторонних людей и им улыбнулся. Я заметил, как они ушли, затем аккуратно встал:

– Я…

– … упал в обморок. Как самочувствие? – он выглядел более бодрым.

– Не очень, – я вовремя поймал себя на том, что говорю на итальянском.

– Ничего, ты устал, вымотался. Это нормально.

– Сколько часов я был в отключке?

– Минуты две, не больше. Думали скорую вызывать, но соседи принесли нашатырного спирта и… вот. Давай руку, хватит тебе на пороге валяться.

– О, тяжесть в ногах… Больно-то как…

– Успокойся и займись делом. Считай, репутацию ты получил хорошую – первым делом тебя увидела девушка с наипрелестнейшими ножками. Когда звала родителей, прямо светилась от счастья! Пришла ее мама с нашатыркой, а та прямо вон из кожи лезет – беспокоится! Вот он, принц, муженек лежит, прямо судьба!

– Серьезно? Я-то принц? – засмеялся я больше оттого, как описывал мой брат эту девушку, и встал на ноги. – Может, это дар – притягивать длинноногих красоток? Помнишь, у меня в школе…!

– Слушай, вот только не надо опять про своих подружек. У тебя их штук шестьдесят было точно.

– Во-первых, меньше. Во-вторых, это всего лишь подружки. В-третьих, Берта, ты ревнивая задница.

– Просто подружки? А ничего, что ты сосался с каждой?

– …целовался.

– Ахах, прости, – с иронией добавил он, брезгливо на меня взглянув. – Лобзался.

Мы ненадолго друг от друга отстали. Робертио распаковывал продукты, которые мы привезли домой, и за это время немного остыл. Потому я предпочел ввязаться в разговор еще раз, для полного его понимания ситуации. Хотя, я был уверен, если он себе что-то придумал в голове, то уже не передумает.

– Робертио, я никогда не был по-настоящему влюблен, никогда. Все те девушки – иллюзия тебя, ревнивого брата. Просто тебе самому бы никогда не помешало бы «пососаться» или «полобзаться», да-да. Если бы ты просто делал это, вся ревность ушла бы. Просто попробуй однажды. Я, конечно, все понимаю… Но ты ведь даже не знаешь, какого это.

– О, Маркус, мы разные… – с какой-то жалостью в голосе пробубнил он в мою сторону. – В отличие от тебя, я целоваться буду лишь с той девушкой, что будет моей женой, и все. Я не хочу быть бабником. Я хочу любить и баловать свою единственную.

– Кто же этого не хочет! – я подкатил чемодан к кровати, задумываясь о его словах. Не было ничего плохого в том, что он хотел придерживаться таких правил, но и я ничем не согрешил. Просто слишком рано начал общаться с противоположным полом. Дело даже не в характере или предпочтениях. – Я буду у окна, ладно?

– Ну… Вообще, я хотел, но ладно, – он в очередной раз только пожал плечами, раскладывая вещи по местам. – Твоя полка у кровати. Раскладывайся, давай.

С обидой в глазах я кинул вещи из чемодана на кровать. Глубоко в душе я чего-то боялся. Возможно, этого боятся все, кто переезжает из одной страны в другую…

«Что делать, если я столкнусь с нетерпимостью? Я же иностранец, а в России ежедневно появляются иностранцы, и к ним относятся не очень хорошо. Хотя мы переехали не из-за безработицы, как это принято считать. Так захотел Робертио – ему надоело жить в Италии, которая, как он говорит, прочно связывала его с умершими родителями. Тем более, здесь он будет дальше учиться медицине, познавать для себя эту странную, но удивительную науку.»

«А что насчет моего произношения? Учитель говорил, что ошибок в моем произношении русского языка почти нет, но всегда он находил их, хотя бы три штуки, в письме. Меня не примут тут на работу, если я буду безграмотен. А мое резюме? Все на итальянском! Все прямиком из Италии, как и я!»

– Робертио, а армия?

– Можешь не беспокоиться, тебя никуда не возьмут, даже если ты сильно захочешь.

– С какого перепугу?!

– Можешь поблагодарить свое нежное сердечко.

Я в злости прорычал что-то невнятное. Уж лучше бы я пошел служить, чем вот так унижаться! И вообще, физически в теле я силен – и ни разу у меня не было приступов после операции!

– Я работать пойду, – буркнул я, пытаясь оправдываться перед самим собой. Брат лишь глянул на меня из-под очков и усмехнулся. – Ничего смешного, Берта. Мое тело позволяет мне это.

– И кем же ты будешь работать, скажи мне на милость?

– Да…! Да кем угодно! Наймусь в доставщики пиццы! Или не так! Я пойду в офис, и…! И буду менеджером!

– Тебя-то в офис?! – засмеялся тот. – Разве что в клубе знакомств работать!

– А вот я хочу работать с людьми! С детьми, например. Предположим, пойду я работать в детский садик! О!

– У тебя образования нет. Иди учись лучше, дурак! В детсад он захотел! Детей планируешь в качестве личной жизни?

– Планирую. В большом количестве, – совершенно серьезно заявил я, но он только рассмеялся надо мной:

– Из тебя будет хреновый безответственный папаша, Маркус. Ты сам еще дите малое, иди и учись.

***

Мы до вечера разбирали хлам, когда нам привезли остальные вещи. Когда всё было закончено, я упал на кровать и стал нежиться в постели. Пока старший брат был в душе, я глядел в окно. За стеклом было видно множество красивых домов. Они представляли собой разноцветные огни, а свет отражался фонарями и падал на здания, на дороги. Наблюдая за жизнью, которая буквально кипела под окнами, я невольно задумался о том, что, возможно, когда-нибудь и сам стану ее частью. Это выглядит так просто… Разве может ли быть что-то сложное в том, чтобы просто быть собой? Жить, как ты бы жил там, где был до этого.

– Иди в ванную, – от мыслей меня отвлек Робертио. Он в одном полотенце зашел в комнату, вытирая сырые волосы полотенцем. Плечи его задрожали от непривычного российского холода, и он подбежал к батарее, чтобы ее настроить. Пока он сидел полуголый, я наблюдал за тем, как он с серьезным лицом что-то вертел, крутил, и сделал вывод, что из него, в принципе, тоже получился бы хороший семьянин. Он умел заботиться о других, выбираться из разных ситуаций… Отчего он тогда так злится, когда я говорю о семье?

– Берта, почему ты считаешь, что я плохой? – не успел я досказать, так как он сразу повернул на меня голову и что-то пробубнил по нос. – Отец, я имею в виду.

– Потому что ты молодой и неуклюжий, Маркус, – расслышал я его бас. Он опять принялся за батарею, и когда у него в очередной раз что-то не получилось, он с рычанием встал и стукнул ее ногой, затем скривился от боли и застонал. Я поднял на него глаза и не смог сдержать улыбку.

– Кто, говоришь, молодой и неуклюжий?..

МОНИКА:

Лежа в кровати, я вспоминала свой первый день в новой школе. Старшеклассницы смеялись над моим макияжем, а классная руководитель отправила меня к директору. В середине урока меня отправили за учебниками, а я споткнулась. Они смеялись и аплодировали, когда я пыталась стереть число с доски при моем низком росте. На физкультуре девчонки обиделись, когда я отказалась от электронной сигареты и попытались насильно сунуть ее мне в рот.

Как же я себя ужасно чувствую… самое ужасное, что я опять лежала и нуждалась в поддержке, сколько бы себе не говорила об обратном. Папы рядом нет… Папа придет не скоро, поэтому стоит полагаться только на себя. Надо научиться справляться со всем самой. Я вдруг подумала: «Ну, а если папа не будет рядом всю жизнь… а я буду одна? Что случается с теми, кого мир не понял? Они бесследно умирают?»