Читать книгу Там, где меня ждёт счастье. Том первый - Мэгги Ри - Страница 11

МОНИКА:

Стоило мне проснуться, я поняла, что нахожусь дома, в постели. Я была в том самом платье и от меня невыносимо пахло рвотой. В отражении зеркала лежала какая-то не та Моника, которую я привыкла там видеть… Волосы ее спутались еще больше, тушь растеклась под глазами, а платье было запачкано до неузнаваемости… Ну и ужас…

– Моника? – дверь приоткрылась и в комнату заглянул Снай. Он стоял в папиных тапках с чашкой чая и обеспокоенно смотрел на меня через толстые стекла очков, которые он надевал только когда читал. На часах было три часа ночи. – Ты как?

– Уже лучше… а где папа? – я свесила ноги с кровати. Голова была какой-то опустошенной. Я посмотрела на Сная. На мой вопросительный взгляд он только пожал плечами и, колеблясь, сказал:

– Твой папа почему-то, еще не пришел. Может, это и к лучшему, ведь он не узнает о том, что ты глотнула пива и отравилась… – он рассмеялся, но сразу унял смех, глядя на меня.

– Бог мой… – я еще раз глянула в зеркало. Волосы были сырыми, а лицо грязным и к нему все прилипало. Раньше я и так была себе отвратительна, а теперь, глядя на это чудовище без манер, мне стало еще хуже. – А… А Маркус?

– Тот блондинчик? Ты сперва в душ сходи, а я тебе потом все расскажу. Скрывать не буду, пахнет невыносимо.

Когда я вышла из ванной, Снай накрыл меня, одетую в пижаму, халатом, и дал мне в руки чашку чая. Потом что-то с грохотом принес из комнаты и поставил передо мной несколько коробок пиццы:

– Маркус донес тебя до дома на спине. А еще пиццу заказал. Извинения от того ресторанчика. Как тебе такое?

– Он тут был? – я чуть не подавилась чаем, отпив немного, а тот поцокал языком.

– Ай-ай-ай, так ты ничего не помнишь?

– Прекрати издеваться! – он рассмеялся, когда я его шлепнула по руке, после чего пожал плечами.

– Он остался там и попросил передать тебе, чтобы ты не брала в голову то, что произошло.

Я смутилась пуще прежнего. Мне было ужасно стыдно за то, что Маркусу пришлось меня, тяжелую, нести. Так от меня еще и рвотой пахло… Ужасно! Просто ужасно! А ведь первое впечатление всегда главное!

– Боже… Что он обо мне подумает?..

– Он, вообще-то, светился, когда тебя нес. Не вини себя, это он виноват, что тебя споил!

– Он ни капли не виноват в этом! Это была ошибка! Ужасно… – вновь и вновь повторяла я, садясь на диван. Снай протянул мне воды. – Я ему в глаза теперь никогда взглянуть не смогу! Я ужасна!

Снай засмеялся. Я накрылась пледом и легла, а он посмотрел в телефон, пробубнив:

– Я подключусь к вашему wi-fi, а то мне Карен должна вот-вот написать.

– Конечно.

МАРКУС:

Сегодня ночью у меня начались сильные боли во сне, после чего, в конце концов, я чуть не потерял сознание. Вовремя заметив меня, согнутого, в коридоре, Робертио вызвал скорую. Врачи сказали – очередной приступ паники. Панические атаки так схожи с сердечными приступами, что я уже начинал сомневаться. Сердечный приступ в шесть лет до сих пор оставил в моей памяти незабываемые воспоминания.

Очухался я уже в больничной палате с острой капельницей в руке, чувствуя себя марионеткой на ней.

– Надо будет начать принимать другой препарат. – доносился голос врача до меня. – Если этот уже не помогает… Сейчас лучше госпитализировать пациента.

Я вспомнил, как вчера нес Монику на руках, как она прижималась ко мне… ее теплые руки, ноги… она продолжала вкусно пахнуть, несмотря на посторонние запахи… а ее волосы свисали через мои плечи и щекотали мою шею, мои щеки… Эти прекрасные волосы…

Я кашлянул, чтобы привлечь внимание. Услышав мой знак, штора вокруг меня чуть отодвинулась и ко мне заглянул Берта.

– Я влюбился… – я ему улыбнулся во все тридцать два, а он закатил глаза, бубня:

– Только этого сейчас не хватало… или та дамочка, которую ты полюбил, схлопочет от меня за «кражу твоего сердца».

– Я готов ей его отдать, – тут брат хотел хорошенько мне треснуть, но увидев мою искреннюю улыбку, не посмел.

– Не смей, слышишь? Маркус? Ты, конечно, ловелас, но… Я однажды уже чуть тебя не потерял. Я не хочу, чтобы это повторилось. Идти на смерть из-за такого я тебе не позволю…

Он не сводил с меня глаз. Я печально вздохнул. Все возвращается на круги своя.

– Мне нужно отойти.

– Вставай, я тебя провожу.

– Как маленького, что ли?

– Придется. Иначе еще свалишься на пол по пути. Тебе сейчас запрещено двигаться, ясно? Тебе еще повезло, что я отказал им в катетерах для тебя.

– Господи, ну почему именно я? … – и, ухватившись за ручку кровати, я попробовал подняться и сразу же ощутил острую боль в голове. – Ай!

– Что «ай»? – брат схватился за меня.

– Не хватай так меня! Больно!

– Ну что ты как в детстве? Ребенок ребенком, а, говоришь, влюбился он! Еще чего!

Он помог мне встать, и мы аккуратно и медленно сделали несколько шагов по направлению к двери. В груди отчаянно колотилось сердце. Будто зверька в него посадили, и он так бегает… Тут в моих глазах темнеет, и я, не успевая выкрикнуть «берегись», падаю на брата. Что же за ужасное у меня тело…

МОНИКА:

Все утро я пролежала в постели, дожидаясь папы. Запах алкоголя прошел, да и чувствовала я себя с кусочком пиццы в руках изумительно. Одно волновало: папа никогда так долго не пропадал и одной дома было достаточно скучно и беспокойно.

Снай ушел к своей девушке пока я спала, и теперь мне очень одиноко. Может, позвонить папе? Сто лет не звонила ему… Набираю номер. Он отвечает, но связь плохая и я разбираю только:

«Моняша»

– Папа, где ты, пап? – слышится только бормотание, затем какой-то плач. Но плачет не папа. – Папа! Ты тут? Папа!

– Моняша, я перезвоню.

В результате за весь день он так и не перезвонил, и ко мне вернулись приступы плача.

Наконец, вечером, из прихожей донесся скрежет ключа и дверь открылась: папа стоял у входа, снимая сапоги. Выглянув из комнаты, я увидела, как он бледен. Словно лист бумаги. Так вчера выглядела я, когда мне было плохо.

– Папуль? Что случилось, пап?..

– Мама… – он вдруг прикусил губы и задрожал. – Твоя мама… Умирает…

Я вышла к нему из-за стены, чтобы помочь снять куртку. Увидев меня возле, он зарыдал, непохожий на себя обычного. Он крепко меня обнимал, словно умирала не мама, а я… а я прижимала его к себе, гладя по шелковым волосам.

– Она умирает… умирает… Зачем она убивала себя этими наркотиками?! Зачем?! Неужели я был настолько ужасным мужем, что ей они стали выгоднее, чем мы с тобой?! Она погубила себя… Она погубила в себе ту Тайрэн, которую я знал! Всю! – он не прекращал рыдать мне в футболку, а я не знала, куда деться. Прежде он никогда не показывал своих истинных эмоций.

– Кто такая Тайрэн, пап?

– Мама. Твоя мама. Женщину, которая тебя родила, звали Тайрэн Кроу. Ты родилась по любви, Моника… И эта любовь… Мучает меня еще с твоего рождения. Я… всегда любил только ее, лишь Тайрэн, она была такой чудесной девушкой, такой талантливой… Зачем она так поступила с нами, с собой? … Зачем, Моня?.. – он отчаянно цеплялся за мои плечи, опускаясь на пол в слезах. Его состояние меня пугало все сильнее.

– Папуль. Папуль, слышишь меня? Иди приляг, пап, – я пыталась не реагировать на его восклицания, только спокойно вела его к комнате. Сейчас он был словно потерявший веру в чудеса ребенок. – Лучше прими душ, он освежит тебя. Не плачь, все будет хорошо.

– Ты не можешь так говорить…

Я его отпустила, когда он сел на кровати, но видела, как ему плохо. Папа постарался больше не плакать, но слезы жадно душили его. Как мне искренне жаль его… и искренне жаль мать, которую я не знала… Как мне жаль, что я не могу ничем ему помочь…

***

На следующее утро я взялась звонить Маркусу. Я обязана была поблагодарить его и извиниться, но он не отвечал. Это было более, чем странно. Я начала размышлять на эту тему и весь день ходила поникшая, понимая, что он отдал мне контейнер, он увиделся со мной и на этом мы можем распрощаться, но мне так хотелось увидеть его вновь…

Наконец, когда я в очередной раз позвонила, трубку сняли:

– Робертио Телио-Лентие слушает, – с той стороны говорил какой-то незнакомый мужчина. Голос его был низкий и грубый, совсем не как у Маркуса.

– З… Здравствуйте. Вы, возможно…

– …брат Маркуса? Да, это я. Вы что-то хотели?

– Да, простите. Я хотела лично поблагодарить Маркуса и одновременно попросить у него прощения за причиненные неудобства, – обернувшись по сторонам, как будто кто-то мог бы стоять рядом, я прижала телефон к уху плотнее. – Только… Можно ли мне его услышать?

– Может, и можно, но он сейчас в отключке. В общем… Он довольно сильно занят.

– В… В отключке? С ним все в порядке? – глупый вопрос.

– Нет, как, впрочем, и всегда. В данный момент, юная леди, если вам известно, ваш «смазливый кавалер» находится в больнице.

– О, Господи! – я так воскликнула, что стало стыдно. По голосу его брата я уже поняла, что кажусь навязчивой. – Какой номер? Палата? Простите, можно я узнаю, в какой он больнице?

– Думаю, сейчас у него нет на вас времени.

– Нет, я абсолютно серьезно…!

– Я тоже серьезен. Даже чересчур.

– Слушайте, – тут я рассердилась, в который раз удивляя саму себя, – прекратите! Он мне не кавалер! Я, как хороший друг Маркуса, хочу навестить его! Прошу, скажите, где он!

– Слушайте, это не смешно…

– Ничего смешного! В противном случае я найду Маркуса по нахождению его телефона или обзвоню больницы! – я понимала, что сделать это у меня никогда не выйдет, но решила его запугать. Мужчина все равно стоял на своем.

– Да не хочет он вас видеть, дамочка!

– Ах, дамочка?! Хорошо, я уже иду обзванивать больницы… – тот вдруг замешкался и выдохнул прямо в трубку:

– Моника. Так вы и есть та самая Моника, контейнер которой был у него?…

– Да, вы угадали. Я – та самая Моника, и эта самая Моника не «какая-то девица вашего брата», а его друг, который к нему с чистыми намерениями хочет прийти и загладить перед ним вину. Я просто хотела сказать вашему Маркусу «спасибо» за то, что вчера он вызвал для меня скорую, когда мне стало плохо и был рядом до конца! – тут я сбросила трубку и стала прожигать взглядом несчастный телефон. Боже, бедный Маркус…

Как и ожидалось, манипуляции подействовали, и через десять минут на экране возник вызов с надписью: «Маркус Телио-Лентие»…