Читать книгу Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том второй - Нелли Шульман - Страница 13

Анна оглядела сложенные у стены саквояжи. Взяв велосипед, с тележкой, устроив Петю сзади, она съездила на пристань:

– Ничего из вещей мне там не понадобится, – она крутила педали, по лесной дороге, – впрочем, я даже не знаю, куда меня отправят… – в индейскую торбу она положила зубную щетку, мятный порошок в круглой, картонной коробочке, кусок мыла и смену белья. Горский учил дочь собираться в тюрьму:

– Чему он только меня не учил… – парижский шелк ласкал пальцы, – но на Лубянке у меня все отобрали, и выдали казенные вещи. И здесь так же случится… – появившись на Адаке в японской одежде, Анна получила армейскую форму. Она ездила на пристань в крепких ботинках, джинсах, и клетчатой рубашке.

На обратном пути сын проснулся. Она кормила, устроившись на поваленном дереве, среди запаха сосновой хвои и пения птиц, под ярко-синим, высоким небом, излета лета:

– Через неделю сентябрь… – Анна протянула руку к темной, сочной ежевике, – скоро клюква начнется. Я сварила бы джем, соус к индейке… – день выпал жарким, она сняла с мальчика холщовый чепчик. Рыжие волосы немного завивались, на затылке, он сладко посапывал, не выпуская груди:

– И ресницы у него рыжие, как у Федора… – Анна, внезапно, тоскливо поняла, что может больше не увидеть ни мужа, ни дочери, ни внука.

– Внука я и не видела… – на дачке, уложив мальчика спать, она сварила кофе и высыпала ежевику в фаянсовую мисочку, – Федор только и помнил, что у него ресницы темные. Может быть, мальчик тоже рыжий родился. В Федора, в покойного графа Теодора… – Анна бросила взгляд на диван, где дремал Петенька:

– Его у меня не отберут. Пока не отберут, я еще кормлю. Но что потом случится… – она понятия не имела, что будет потом. Медленно тикали часы, залив затопило сияние заката. Анна позвонила Доновану в девять утра, по вашингтонскому времени:

– Шесть часов лета от столицы, – думала она, – сейчас появится целая эскадра, и по воздуху, и с моря… – она коротко рассказала Дикому Биллу, что увезла доктора Кроу из Лос-Аламоса, боясь операции советской разведки:

– Я хотела переправить ее в Британию, на родину, – честно призналась Анна, – однако возникли непредвиденные обстоятельства… – она слышала, как Донован, глубоко, затянулся сигаретой: «Говорите все, и до конца».

– Надо говорить все, до конца… – сидя на террасе, с пепельницей и чашкой кофе, Анна перечитывала письмо доктора Кроу брату, – такое, тем более нельзя скрывать… – она распечатала конверт, презрев нормы приличия:

– Какое приличие, когда речь идет о судьбах людей… – семейные вещи Анна старалась пропускать: – Доктор Кроу мне говорила о папке ее предшественницы… – Анна задумалась, дойдя до нужных абзацев, – Максимилиан привез ей зашифрованные документы, в Пенемюнде. Она взломала шифр, пользуясь ключом, с наброска Ван Эйка. Но если Максимилиан не погиб, если и папка и рисунок при нем, то он может прочесть выкладки леди Кроу… – Констанца писала о предполагаемом оазисе, в глубине Антарктиды:

– Я уверена, Стивен, что природная аномалия и была целью печально закончившегося путешествия нашего отца. Он искал пропавший корабль сэра Николаса и леди Констанцы, как он искал могилу дедушки, в Арктике. В оазисе более теплый климат, чем на побережье. Там сильная вулканическая активность, есть пресноводные озера, горячие источники. Может быть, там выживают растения. По описанию леди Констанцы, несомненно, побывавшей в оазисе, понятно, что там находится урановое месторождение… – Анна опустила письмо на колени:

– Уран нужен для бомбы, которую строила доктор Кроу. Беглые нацисты не должны добраться до этого места… – Анна встрепенулась:

– Я что-то слышала, от графа Теодора, за одним из обедов… – обсуждали триумфы арийской науки и работу общества «Аненербе». Потушив сигарету, Анна принесла из гостиной большой, потрепанный атлас:

– Мы книгу в Сиэтле купили, когда сюда из Хэнфорда ехали, – горько поняла она, – Федор смеялся, что Петьке рано карты рассматривать, но потом атлас, непременно, пригодится… – Анна надеялась, что муж исчезнет из Москвы:

– Федор все в России знает. Он уйдет от Лубянки, доберется до Америки. Может быть, он Марту найдет. Хотя Марте нечего делать в СССР… – Анна разглядывала лист атласа, с Патагонией и Антарктидой.

– Еще до войны СС гнало деньги в Южную Америку, через мою контору… – наконец, вспомнив разговор об антарктической экспедиции общества «Аненербе», Анна захлопнула атлас:

– Коллеги покойного Отто могли и до оазиса добраться, начать осваивать те места… – она не собиралась скрывать сведений об оазисе от Донована.

– Но мне никто не поверит… – Анна прислушивалась к шороху волн, в заливе, – как не поверили Меиру, когда он говорил о подводной лодке немцев, на острове Эллсмир. У него не осталось ни одного свидетеля, а у меня есть только письмо… – она повертела конверт, – пропавшей без вести женщины, которая якобы видела несуществующую, легендарную, средневековую папку. Донован с Даллесом меня на смех подымут. Нельзя сдаваться… – напомнила себе Анна.

В мешок с бельем и мылом она сунула книги, Пушкина с Достоевским:

– Как бы не пришлось Петю по ним читать учить. Хорошо, что Федор родовой клинок в Сан-Франциско оставил, в банковской ячейке. Иначе бы и саблю конфисковали… – Анна, аккуратно, сложила пеленки мальчика:

– Надеюсь, правительство США обеспечивает тряпками заключенных женщин, – кисло подумала Анна, – и вообще, придумал бы, кто-нибудь, сменные бумажные пеленки. Тампоны же придумали… – коробка тампонов тоже отправилась в торбу.

Она вспомнила погибшего доктора Горовица:

– Я в Нормандии к нему приезжала. Ерунда, его дети не могут работать на СССР. Аарон отдал жизнь за Америку, Эстер всю войну в подполье провела, расставшись с малышами. Хорошо, что она нашла близнецов, но плохо, что ее муж пропал… – Анна боялась, что доктор Судаков, после боя в монастыре Святой Ядвиги, попал в руки русских:

– Товарищ Яша, еще до войны в Палестине отирался. Он мог попробовать завербовать Авраама. Хотя, судя по всему, доктор Судаков не такой человек, чтобы с Лубянкой сотрудничать… – время в ожидании конвоя, как мрачно называла его Анна, она провела с блокнотами. Женщина начертила таблицу, доказывающую, что Пауком является именно Мэтью Горовиц:

– Поговорить бы с Лизой… – она покусала карандаш, – выяснить, не Эйтингон ли ее в Мурманск привез, и вообще, что там произошло… – Анна чувствовала смутное беспокойство:

– Мэтью в конвой отправился, чтобы себя обезопасить, снять подозрения. Но не только за этим…

Анна понимала, что с сестрой она может тоже никогда не увидеться:

– Лиза и не знает, где я. Только Меир знает, то есть знал. Здесь он меня больше не найдет. И Федора, если он до Америки доберется, тоже посадят в тюрьму… – Анна предполагала, что дачку разнесут по бревнышку, в поисках доказательств ее работы на СССР:

– И дерево они спилят, если найдут послание, на коре… – Анна оставила записку мужу, спрятав бумагу в дупле старой рябины, рядом с террасой:

– То есть, это кизил, – Анна, невольно, улыбнулась, – рябина здесь не растет. Я осенью варенье хотела сделать… – Федор, упорно, называл кизил рябиной:

– Он мне песню пел… – Анна оглядела кресло-качалку, подобрала желтый лист, с деревянных половиц, – я от папы ее помню… – она услышала красивый, низкий голос мужа:

– Век одной… – Анна уловила шум, в заливе, – век одной. Никогда такого не случится, никогда… – разозлилась она, – я увижу и Федора, и Марту… – сначала она увидела черные точки, на горизонте: – Торпедные катера за мной послали… – бельгийский браунинг Анна разрядила, оставив пистолет на столе в гостиной. Она вскинула черноволосую, поседевшую голову:

– И самолеты, много. Они что думают, я здесь с полком РККА сижу, и собираюсь отстреливаться… – повесив на плечо торбу, Анна уложила сына в плетеную корзинку. Петенька даже не проснулся.

– Мы поедем далеко-далеко… – сердце захолонуло болью, Анна едва справилась с собой, – но ты не бойся, мой хороший. Мама рядом с тобой, и всегда так будет… – прибрежная галька шуршала под ногами.

Анна остановилась, смотря на приближающиеся самолеты, амфибии, на военные корабли, идущие с запада, где лежал Тихий океан:

– Мой сын не вырастет сиротой. Я такого не позволю… – она поставила корзинку на камни.

В кабине амфибии пахло солью, гулял западный ветер. Дикий Билл взял бинокль.

Высокая, черноволосая женщина стояла на кромке прибоя, подняв безоружные руки вверх. Тихая вода залива отливала яркой, закатной медью. Он вспомнил твердые, упрямые серые глаза, четкий, сильный очерк подбородка. Кукушка не двигалась, выпрямив спину.

– Она не сдастся, никогда… – самолеты шли на посадку, поднимая блестящие золотом, легкие волны.