Читать книгу Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том второй - Нелли Шульман - Страница 8

Над стойкой дайнера, рядом с американским флагом, и фотографией президента Трумэна, красовался снимок юноши, в безукоризненной, военной форме. Молодой человек широко улыбался:

– Дорогим маме и папе, от любящего сына Джозефа, январь 1942… – Анна, было, открыла рот, но вовремя заметила траурную ленту, обвивающую угол снимка. Она не стала спрашивать, где погиб моряк Джозеф Рэймонд. Дайнер назывался по имени владельца: «У Рэймонда».

Пыльный Грин-Ривер усеивали дешевые рестораны и забегаловки. Городок располагался на шоссе US-70, ведущем с востока на запад, в Калифорнию. Анна с доктором Кроу приехали сюда на подержанном Chevrolet Suburban. Форд покоился грудой разбитого, сожженного железа, на дне каньона, рядом с границей Юты и Нью-Мехико.

Шевроле Анна купила в первом же городке в Юте. Доктор Кроу водить не умела. Анна, деловито, пообещала:

– Я вас обучу. Дело и часа не займет, конструкция простая… – по дороге в каньон, сверяясь с картой, она посматривала в зеркальце:

– Вроде бы, она не собирается больше ничего затевать… – форд шел вслед за шевроле. Анна посадила Констанцу за руль, на провинциальной, земляной дороге. Доктор Кроу, искренне, удивилась:

– Действительно, очень просто. Мой брат… – женщина, на мгновение, запнулась, – мой брат водит машину. У меня всегда… – она повела хрупкой рукой, – не хватало времени, на такие занятия… – у каньона Анна сменила Констанцу за рулем форда:

– Отойдите, – велела она, – присмотрите за мальчиком, в шевроле. Я быстро… – отъехав на милю, как следует, разогнав форд, Анна выскочила наружу за сотню ярдов до каменистого обрыва. Внизу раздался глухой грохот, она услышала взрыв:

– Бензобак загорелся. Хорошо, меньше улик останется… – они уезжали от каньона, видя в заднем стекле столб черного, тяжелого дыма. Доктор Кроу держала корзинку с малышом на коленях. Женщина боялась брать на руки младенца, но, иногда, Анна замечала на ее лице странную, мимолетную, гримасу:

– Словно она хочет улыбнуться и заплакать, одновременно. Не спрашивай ничего, не надо… – они с доктором Кроу говорили о мелочах. Анна не обсуждала с ней семью, или ход войны:

– Понятно, почему она пыталась покончить с собой, – угрюмо думала Анна, – она узнала о взрыве бомбы. Ей лгали, убеждали, что она работает над усовершенствованием реактора. Она считает себя виновной, в случившемся… – Анна была уверена, что доктор Кроу отказалась сотрудничать с немцами:

– Она бы и с СССР не стала работать. Паук, наверняка, готовил пути для ее дальнейшего похищения, если можно так выразиться… – дороги в Юте были пустынными, доктор Кроу молчала, Петя спокойно спал в корзине. Анне ничто не мешало думать.

Она поняла, что десант в Норвегию тоже был дымовой завесой:

– Операцию разработал Эйтингон… – Анна стиснула руль, – виден его почерк. Они всех обвели вокруг пальца, пустили по ложному следу. Люди землю носом рыли, пытаясь разыскать доктора Кроу. Меир, нарочно, подставился, вызвав Эйтингона на встречу, а она сидела в Лос-Аламосе, под надежной охраной… – Анна помнила, что пауки обездвиживают добычу, обматывая ее паутиной:

– Жертва живет, просто она отравлена ядом. Паук приберегает ее на будущее… – Анна поежилась: – С доктором Кроу так же случилось. Вовремя я приехала, ничего не скажешь… – Анна не сомневалась, что встречу в Тегеране, о которой ей сказал Меир, приехав на остров, фотографировали:

– Мэтью и фотографировал… – она затягивалась сигаретой, прислонившись к горячему капоту шевроле, – он тоже участвовал в конференции. Потом снимки послали Даллесу, они легли в досье Меира. Мерзавцы, какие мерзавцы. Меира они тоже держат для будущего… – на стоянках, у придорожных, безлюдных дайнеров, Анна чертила в блокноте таблицу:

– Они выбрали Меира, чтобы отвлечь внимание от Мэтью. Генерал Горовиц вне подозрений, он патриот Америки. Меир, с другой стороны, несмотря на ордена, с ног до головы опутан подозрительными связями и знакомствами. Потому, что он не шпион, а порядочный человек… – Анна, со вздохом, захлопнула блокнот. Ее беспокоила встреча сестры и Мэтью в Мурманске:

– Лиза к НКВД никакого отношения не имеет, но ее не просто так на север привезли… – Анна подозревала, что в Мурманске не обошлось дело без Эйтингона:

– Но Лизу мне не увидеть, а Меир о вояже Мэтью ничего не знает, кроме того, что Мэтью там с Лизой познакомился. Ладно, сначала доберусь с доктором Кроу до острова. Она оправится, я с ней поговорю. Свяжемся с Джоном, с ее братом… – Анна оставила доктора Кроу в гостинице Палмера, лучшем отеле, как гордо говорилось на вывеске, городка Грин-Ривер.

Кроме грузовиков и товарных поездов, грохочущих по трансконтинентальной железной дороге, в Грин-Ривер попадались и военные машины. Анна не хотела задерживаться здесь надолго:

– Я помню, что в окрестностях городка уран добывают… – она видела засекреченную карту стратегически важных месторождений, – не стоит доктору Кроу напоминать об уране. И вообще, не надо болтаться по соседству с армейцами… – Анна хотела поехать дальше на север, в фермерские, мормонские края. В дайнере мистера Рэймонда не висело портретов пророка Джозефа Смита, или нынешнего президента церкви, тоже Смита, только Джорджа. Рэймонды мормонами не были, в дайнере подавали и кофе, и кока-колу.

Анна приходила сюда за кофе. Отель Палмер увесили снимками мормонских старейшин. В вестибюле, на особом пюпитре, под стеклом, лежала старинная Книга Мормона, в темном, потрепанном переплете:

– Федор рассказывал, – вспомнила Анна, – один из предков Меира в прошлом веке к мормонам ушел. Старейшина Элайджа Смит, прадедушка Меира. Он от сердечного приступа умер… – ни кофе, ни чая от Палмера, степенного человека, с ухоженной бородой, было не дождаться. Хозяин, впрочем, не возражал, если постояльцы возвращались в отель со свертками:

– Надо с Палмером поговорить, – решила Анна, рассчитываясь за картонные стаканчики, – объясню, что моя родственница, то есть Констанца, военная вдова, ей надо в себя прийти. Пусть порекомендует мормонский пансион, в глуши. Отсидимся и поедем дальше… – радио, над стойкой, внезапно захрипело. Раздалось тиканье часов, низкий голос диктора наполнил дайнер:

– Внимание, внимание, говорит Вашингтон… – шоферы грузовиков, за столами, застыли, – в последний час, в последний час… – жужжала муха. Машина, снаружи, остановилась прямо посреди разбитой дороги:

– В последний час! Сегодня, четырнадцатого августа, в семь часов вечера, в Белом Доме президент США Трумэн принял капитуляцию Японии. Война закончена, война закончена… – дайнер взорвался криками:

– Ура! Ура, да здравствует Америка… – хозяин, вытирая глаза, отдал Анне ее доллары:

– Подарок от заведения, миссис… – он посмотрел на портрет погибшего сына, в форме моряка, – в честь нашей победы… – Анна шла в отель Палмера, прижимая к себе коробку, со стаканчиками. Люди высыпали на улицы, развевались американские флаги, гудели грузовики. На балконе деревянного, покосившегося домика, стреляли в воздух, из охотничьего ружья: «Победа, победа!».

– Вот и все, – поняла Анна, – война закончилась, – женщина, горько, напомнила себе:

– Совсем нет. Мы продолжим воевать, только на серой стороне. Но теперь Меир сможет отправить детей в Лондон, к семье. Я дождусь, пока британцы прилетят за доктором Кроу, и позвоню Доновану. Я докажу ему, кто такой Паук… – поднявшись на ступени отеля, Анна скрылась за старинной, тяжелой дверью.

Констанца, в общем, привыкла к ребенку миссис Анны. Она никогда еще, так близко, не видела маленьких детей. В отеле Палмера они заняли скромный номер, из двух комнат. Констанца настояла на том, чтобы обосноваться в гостиной, на диване:

– У вас малыш, – неловко сказала женщина, – вам будет удобнее в спальне… – насколько поняла Констанца по ночевке в мотеле, и пути по Юте, мальчик оказался молчаливым.

Она спать не могла. И здесь, и в Нью-Мехико, она ворочалась на узких диванах, вдыхая запах пыли и табака:

– Кто она такая? Почему она меня спасла? И куда мы едем… – в Фармингдоне, после покупки шевроле, миссис Анна завернула в дешевый универсальный магазин. Дорогих заведений здесь, в глуши Среднего Запада, и не держали. Анна попросила показать женскую обувь, хозяин покачал головой:

– Поезжайте к Бирнбауму, в Цинциннати, миссис… – над стойкой, рядом с американским флагом, висела охотничья винтовка, с оптическим прицелом, – у него лучший выбор в наших местах… – до Цинциннати здесь было полторы тысячи миль дороги. Хозяин говорил о городе так, будто он находился по соседству. В лавке предлагали только ковбойские сапоги:

– Я еще никогда джинсы не носила… – Констанца оглядывала деревянные полки, с аккуратными стопками, – я вообще не надевала брюки. Тони и Лаура так ходили… – из разговоров с Джоном Констанца поняла, что Лаура и Мишель погибли, в оккупированной Европе. Тони немцы убили в Аушвице:

– У нее остался мальчик, Уильям… – герцог не говорил, где его племянник, – когда меня с Этторе похитили, Тони не родила еще. Сейчас ее сын в школу пойдет… – заметив, что Констанца разглядывает джинсы, миссис Анна предложила:

– Возьмите в кабинку, примерьте… – Констанца, было, хотела пожать плечами: «Зачем?», но рука сама потянулась к полке.

– Я все делаю, чтобы не думать о Хиросиме и Нагасаки, о моем преступлении… – в кабинке она прислонилась бледным лбом к тусклому зеркалу, – я хотела выступить свидетелем обвинения, на процессе нацистских преступников. Меня саму надо судить… – шторка заколыхалась. Ласковый голос миссис Анны, одобрительно, сказал:

– Вы изящная, вам очень идет… – они купили и темно-синие джинсы, с ковбойскими сапогами, и клетчатые рубашки, и простые платья, с хлопковыми чулками:

– В Юте вы джинсы не поносите… – миссис Анна укладывала свертки в багажник шевроле, – в тамошних местах мормоны предпочитают консервативную одежду… – спутница Констанцы тоже обзавелась летними нарядами, – но потом сможете попробовать брюки. Я такие модели до войны в гардеробе держала… – миссис Анна не говорила, сколько ей лет. Констанца поняла:

– За сорок. У нее седина в волосах, морщины… – серые, дымные глаза женщины были спокойны. В вышитой, индейской торбе она носила небольшой, но, по виду, боевой пистолет. Она ловко водила машину, отменно читала карту, и могла поменять колесо:

– Еще она смогла проникнуть в Лос-Аламос, в обход охранников… – сидя в шевроле, с корзинкой на коленях, Констанца смотрела на блестящие, черные, с легкой проседью, локоны. Волосы падали на стройную шею женщины. Длинные пальцы, с коротко подстриженными ногтями, уверенно держали руль.

– Потом смогу попробовать брюки… – с некоторой опаской посмотрев на спящего в корзине мальчика, Констанца присела на подоконник спальни. Номер выходил на задний двор отеля, в ухоженный, зеленый сад. Грин-Ривер, хоть и стоял на реке с тем же именем, не мог похвастаться парками. Ранним утром из сада слышались звуки воды, из шланга. Хозяин гостиницы лично поливал деревья и лужайки. Приоткрыв окно в теплый, летний вечер, Констанца чиркнула спичкой:

– Куда она меня везет? Ее послал не Джон, зачем ему? Джон знает, что я в Лос-Аламосе. Но если она из России, или от фон Рабе? Но я даже не знаю, выжил ли фон Рабе… – Констанца, мрачно, пожелала: «Надеюсь, что нет». Она не услышала акцента в английском языке женщины:

– Но и у русских, и у нацистов могут работать англичане, или американцы… – в августовском небе висел бледный ломтик луны. Из сада доносились детские голоса:

– Это хозяина малыши, – она присмотрелась, – старшие родителям помогают, на каникулах. У них то ли шесть, то ли семь детей… – среди деревьев бегали две девочки. Констанца услышала хныканье ребенка. Мальчик миссис Анны, все время, напоминал ей кого-то:

– Но не могу понять кого… – нахмурилась женщина, – он рыжий, как кузен Теодор. Девушка, в Пенемюнде, была на миссис Анну похожа. Не лицом, повадками. Лицом, она смахивала на бабушку Марту. Тетя Юджиния говорила, что у бабушки Марты тоже были зеленые глаза… – Констанца напомнила себе:

– Та девушка отвернулась бы от тебя, узнай она, что ты сделала. И Степан покойный от меня бы ушел… – Констанца сглотнула, – Степан был честный человек. Он не стал бы жить с убийцей невинных людей… – она почувствовала горячие слезы, на щеках. Ребенок заворочался в корзинке. Констанца, робко, подняла младенца:

– Он увесистый. Миссис Анна говорила, что ему три месяца… – голубые, туманные глазки, едва открылись. Он сладко зевнул:

– Ребенок сейчас есть захочет… – Констанца оглянулась, – где она… – из раскрытого окна веяло жаркими, летними цветами. От разморенного, сонного мальчика, пахло молоком:

– У меня никогда не появится детей… – Констанца подышала, – но такое и к лучшему. Как бы я посмотрела в глаза детям? Я, убийца… – мальчик, оживившись, с интересом разглядывал темнеющее, вечернее небо.

– Перед нами Луна… – сама не зная, почему, сказала Констанца, – Луна, единственный спутник земли. Ты, наверное, видишь на Луне пятна, – ребенок притих, слушая ее голос, – в старину астрономы называли их морями. Но на Луне, конечно, не может быть воды… – Констанца вспомнила:

– Инге я тоже о Луне рассказывала. Инге жив, Джон о нем говорил. Он в Лондоне живет, в семье дяди Джованни… – Констанца, неожиданно, улыбнулась:

– На Луне нет атмосферы, как на Земле. Тем не менее, я уверена, что человек, очень скоро, ступит на ее поверхность… – мальчик сказал: «У!».

– Может быть, и ты… – согласилась Констанца, – полетишь к звездам, когда вырастешь… – повеяло сладким жасмином, она обернулась. Миссис Анна держала картонную коробку:

– Я кофе принесла, – сообщила женщина, – и война закончилась. Трумэн принял капитуляцию Японии… – Анна смотрела в большие глаза, цвета жженого сахара:

– Она мне не доверяет, и правильно делает. У нее отличная память, она внимательный человек… – длинные пальцы простучали по косяку двери. Констанца, держа ребенка на руках, изумленно, сказала:

– Я узнала стук. Это вы… – она шагнула к Анне, – вы сидели в Лос-Аламосе. Я у вас о физике спрашивала… – забрав недовольно морщащегося Петю, Анна передала Констанце кофе: «Пейте, и слушайте меня, доктор Кроу».

Жена хозяина принесла Анне и мистеру Палмеру, вернее, старейшине Палмеру, домашнего лимонада, с имбирем. Зайдя в отель, заметив Палмера за стойкой, Анна решила:

– Незачем откладывать. Сделаю вид, что моя родственница, то есть Констанца, мужа потеряла, что она горюет. Пусть Палмер порекомендует пансион, в глуши… – Анна не хотела появляться на острове, в Пьюджет-Саунд, сразу после побега:

– Донован может послать туда людей, – напомнила себе она, – не стоит рисковать… – Анна поинтересовалась Книгой Мормона, на пюпитре.

Хозяин обрадовался:

– Наша семейная реликвия, миссис Смит… – Анна зарегистрировалась под привычным, выдуманным именем. Палмер, внимательно, посмотрел на нее:

– У вас тоже могут быть корни отсюда, из Юты. В прошлом веке многие здешние жители брали себе новую фамилию, в честь пророка Джозефа Смита… – он указал на большой, написанный маслом портрет, в золоченой раме. «Американского Моисея», как его называли мормоны, изобразили в официальной манере, в канонической позе. Смит склонился над столом, при свече, с гусиным пером в руке. Пророк работал над переводом священных листов, полученных от ангела Морони, на английский язык.

В отеле Палмера обнаружилась целая галерея портретов Смита. Анна рассматривала картины, где основатель церкви встречался с ангелом Морони, проповедовал перед прихожанами и играл с детьми:

– Словно Ленин, или Сталин, – усмехнулась женщина, – впрочем, мормоны безобиднее коммунистов. По крайней мере, сейчас. В прошлом веке они считались опасными смутьянами, а теперь у Палмера висит его фото, с сенатором от штата Юта… – рядом с большим портретом пророка Анна заметила аккуратно обрамленное письмо, на бумаге Капитолия. Мистера Палмера благодарили за поддержку республиканской партии.

Анна, впрочем, не сомневалась, что у старейшины Палмера, в надежном месте, найдется и охотничья винтовка, и пистолеты:

– Мормоны люди запасливые, готовые к неожиданному повороту событий. Может быть, у него и вторая жена имеется. Не здесь, не в городе, конечно… – многоженство у мормонов запретили полвека назад, но Анна подозревала, что за закрытыми дверями практикуются и такие браки.

В ответ на вопрос Палмера, она покачала головой:

– Насколько я знаю, в Юте родни у меня нет… – хозяин, благоговейно, открыл маленьким ключом замочек, на пюпитре:

– Книга принадлежала моему прадеду, – он вынул из тома четкий, нисколько не выцветший дагерротип, в старомодной рамке, – старейшине Элайдже Смиту, сподвижнику пророка… – старейшина Смит, бывший Горовиц, оказался, неожиданным образом, похож на Меира:

– Даже уши у него такие же, – поняла Анна, – ему только пенсне не хватает. Меир так будет выглядеть, если бороду отрастит, и постареет, лет на десять… – на дагерротипе старейшине было за сорок. Окладистая борода спускалась на аккуратный сюртук, он стоял, положив руку на книгу:

– Впрочем, ничего неожиданного, – подумала Анна, – старейшина прадед Меира… – мистер Палмер тоже был потомком старейшины:

– Моя бабушка после смерти отца родилась, не знала его… – хозяин, бережно, листал книгу, – но матушка ей много рассказывала о жизни в Солт-Лейк-Сити, о ее отце… – вдова Элайджи потом еще раз вышла замуж:

– Прабабушке шестнадцать лет было, как старейшина погиб… – Анна заставила себя не вскидывать бровь. Муж говорил ей, что Смит умер от сердечного приступа.

– Все его молодые жены тоже потом замуж вышли… – Палмер помялся:

– У него сорок жен имелось, детей, кажется, – он задумался, – больше семидесяти. Вся Юта его потомками полна. Но сейчас мы больше так не делаем, миссис Смит… – торопливо, добавил хозяин. Анна, довольно весело, подумала, что у Горовицей много родни:

– Впрочем, они себя, конечно, Горовицами не считают… – Палмер, с гордостью, сказал, что его прадед был первым евреем, принявшим истинную веру:

– С тех пор к нам пришло много его соплеменников. Мы ведь потомки евреев, бежавших в Америку, после разрушения Храма… – Палмер показал ей карандашные пометки, на полях, руки Джозефа Смита:

– Мы завещали книгу церкви… – хозяин, едва дышал, – когда в Солт-Лейк-Сити построят музей, мы отдадим реликвию, чтобы истинно верующие смогли увидеть слова пророка… – на заднем развороте виднелись бурые пятна.

– Кровь моего прадеда, – Палмер вытер глаза, – книга была с ним, той ночью, миссис Смит… – оказалось, что старейшина Элайджа удалился, как выразился хозяин, в молитвенный приют, под Солт-Лейк-Сити, чтобы провести время в уединении и размышлениях:

– Ночью ему было послано испытание… – хозяин помолчал, – искушение, в образе женщины. Прадедушка устоял, как его ни соблазняли демоны. Тогда Сатана, разгневавшись, убил его. Как сказано… – Палмер повысил голос:

– Молитесь неустанно, чтобы одержать верх над дьяволом… – история, по мнению Анны, была шита белыми нитками:

– Церковь не стала выносить сор из избы, – хмыкнула она, – но вряд ли убийство Смита, дело рук Сатаны. Скорее всего, он кому-то дорогу перешел, или от него правительство США избавилось… – все это случилось сотню лет назад.

Анне было более интересно получить от Палмера адрес женского пансиона.

Все сложилось, как нельзя лучше. Услышав, что ее родственнице, вдове, надо оправиться от потери мужа, Палмер, с готовностью, отозвался:

– Конечно. Иисус велел нам заботиться о вдовах и сиротах, миссис Смит… – Анну снабдили адресом мормонского лагеря, для юных леди, как, церемонно, сказал хозяин. Лагерь уже десяток лет устраивал его брат с женой, тоже старейшина церкви:

– Место красивое, – улыбнулся Палмер, – наши старшие девочки сейчас там отдыхают… – от Грин-Ривер, до гор Уосатч, под Солт-Лейк-Сити, было всего сто пятьдесят миль.

Анна погладила голову спящего Пети:

– Завтра туда поедем, доктор Кроу. Переждем немного, пока все успокоится, и улетим из Солт-Лейк-Сити в Сиэтл. Я вас доставлю в наш дом… – она искоса, посмотрела на женщину, – и свяжусь оттуда с Лондоном. Линия безопасная, ни о чем не беспокойтесь… – за окном стемнело, в саду трещали кузнечики.

Констанца молчала, глядя на свое отражение, в черном стекле. Луна плыла над Грин-Ривер, призрачный свет наполнял звездное, высокое небо:

– Альдебаран, Канопус, Возничий… – вспомнила Констанца, – Он исчисляет количество звезд, каждую называет по имени. Он исцеляет сокрушенных сердцем и врачует скорби. Степан жив, жив… – Констанца, незаметно, сжала хрупкие пальцы: «Он жив, и я должна его увидеть».