Читать книгу Вельяминовы. Время бури. Часть третья. Том второй - Нелли Шульман - Страница 2

Легкая, решетчатая конструкция бросала тень на песок. Солнце вставало из-за зубчатых вершин дальних гор, на западе. У крыльца деревянного барака, у колеса армейского виллиса, в тени, застыла красивая, блестящая ящерица. Дверь скрипнула, зверушка мгновенно исчезла из виду. Крепкие ботинки прогрохотали по ступеням, на заднее сиденье виллиса бросили вещевой мешок, темно-зеленого брезента.

Поднявшись до рассвета, Мэтью сам сварил себе кофе, на кухоньке научного сектора, как называли барак. Неподалеку, за новой конструкцией, для запуска ракет, поблескивала алюминиевая, гофрированная крыша Строения 1538, как оно называлось в документах. Здешнюю территорию именовали Площадкой для Запуска Номер Один.

Владения ракетчиков были только частью огромного полигона, в юго-западном углу пустынного штата Нью-Мехико, на границе с Техасом. Немного севернее лежала площадка, где в июле испытывали Штучку, атомную бомбу. Мэтью думал о бомбе почти с нежностью:

– Мы были уверены, что творение Вороны не подведет. Так оно и вышло… – вчера с базы на Марианских островах, на самолете, прислали снимки разрушенного Нагасаки. Америка знала об атаке. После бомбардировки Хиросимы президент Трумэн, находясь в Потсдаме, записал обращение к нации.

– Он объяснил, что мы должны были опередить немцев в создании атомного оружия… – Мэтью прислонился к еще не нагревшемуся на солнце борту виллиса. Трумэн утверждал, что атомная бомба спасла жизни тысяч американских солдат, воюющих на Тихом океане:

– В конце концов, он прав, – хмыкнул генерал Горовиц, – взять хотя бы гибель «Индианаполиса» … – в последний день июля японцы, у берегов Филиппин, пустили ко дну тяжелый крейсер американского флота. Почти тысяча моряков, четыре дня, ждала помощи, в кишащем акулами море:

– Погибло шесть сотен человек, потому, что неправильно организовали эвакуацию, – вздохнул Мэтью, – вернее, совсем не организовали. Покойный Аарон, хоть и не моряк, но справился, сохранил жизни большинства экипажа. Не зря он Медаль Почета получил… – после визита в Гнездо Мэтью намеревался навестить столицу и Нью-Йорк. Он соскучился по Деборе:

– Я к ней почти месяц назад заезжал, перед испытанием Тринити… – Мэтью рассматривал готовое к приему груза Строение 1538, – только сначала я завершу дела с Вороной… – у него в кармане лежала подробная, военная карта залива Пьюджет-Саунд, с отмеченной точкой рандеву.

Мэтью собирался сделать вид, что увез кузину на северо-запад, в лесную глушь, по ее просьбе. Куратор из советского посольства снабдил его отлично состряпанной, предсмертной запиской доктора Кроу. Женщина прощалась с братом, объясняя, что не в силах жить дальше, из-за вины перед человечеством:

– Я не могу нести столь тяжелое бремя, Стивен. Мои труды привели к гибели невинных людей. Я чувствую преступность своего дальнейшего существования, и пришла к выводу о необходимости его прекратить… – письмо написали, пользуясь образцами почерка кузины, сохраняя ее стиль. Записку Ворона оставляла в комнате уединенного санатория, на одном из островов залива. Мэтью заранее, телефонным звонком, забронировал пребывание в лечебнице. Ему, а вернее, его родственнице, мисс Смит, оставили палату высшего класса. Отследить звонок никто бы не смог. Генерал воспользовался телефоном-автоматом, на кампусе Калифорнийского Технологического Института, в Пасадине. Мэтью не боялся появляться в санатории:

– Констанца впала в шок, в депрессию, – он отхлебнул холодного кофе из стальной фляги, – она хотела спрятаться в глуши, вдалеке от людских взоров. После известий о разрушении японских городов, она даже Оппенгеймера видеть не могла. Но я родственник, кузен, близкий человек. Я, можно сказать, спас ее… – в вещевом мешке он спрятал письма полковника Воронова, к его возлюбленной Констанце.

Несколько раз отрепетировав монолог о дружбе с летчиком, начавшейся в Мурманске, Мэтью остался доволен:

– Она мне поверит. Я ей объясню, что делать… – Констанца должна была взять в санатории лодку, и уплыть в залив:

– Она поймет, что только имитировав самоубийство, она сможет воссоединиться со Степаном. Я ей пообещаю, что в СССР Степан устроит их побег… – Мэтью сомневался, что кузина, когда-нибудь, встретит русского возлюбленного:

– Он от голода польстился на уродину. Констанца, хотя бы, не лошадь, как норвежские женщины… – Мэтью мало интересовала судьба полковника Воронова. Участь кузины была ясна. Доктор Кроу отправлялась в закрытую атомную шарашку:

– Может быть, она меня еще увидит, когда я начну курировать советский ядерный проект, – понял Мэтью, – но я уверен, что она, к тому времени, погрузится в свои вычисления. Она даже не обратит внимания, в какой стране находится. Какая ей разница, на рубли или на доллары, ей покупают кофе, яблоки и сигареты… – кузина питалась привычной едой. Констанца продолжала носить стоптанные тапки, с простыми, школьными юбками. Она сама подстригала волосы, и заказывала только мыло и мятный зубной порошок:

– Истинно, существо не от мира сего, – Мэтью кинул окурком в сидящую поодаль ящерицу, – в отличие от фон Брауна, здравомыслящего человека… – здравомыслящий человек пока не поехал в Пасадену, в Калифорнийский Технологический Институт. Профессор фон Карман, еврей, бежавший от Гитлера, не обрадовался бы сотрудничеству с самым известным инженером рейха:

– Но это пока, – напомнил себе Мэтью, – война едва закончилась. Фон Карман остынет, они начнут работать вместе, в Техасе… – на базе Форт-Блисс армия собиралась возвести новый центр, для подготовки космических полетов, как о них говорили фон Карман и фон Браун.

Мэтью вскинул голову, лучи рассвета заиграли на светлых волосах:

– С другой стороны, правильно, что я, на какое-то время, остаюсь в Америке. СССР нуждается в сведениях о тарелке, о костюмах для высотных полетов, о баллистических ракетах… – генерал Горовиц обсудил результаты испытания тарелки с профессором фон Карманом.

Ученый обещал немедленно заняться улучшением аэродинамики проекта. Высотный костюм конструировали тоже в лабораториях Калтеха. Мэтью забрал с авиационной базы, в калифорнийской пустыне, фон Брауна и еще тридцать ракетчиков, немцев.

Сбегая с трапа дугласа, на аэродроме полигона Уайт-Сэндс, Мэтью, широким жестом, указал на бескрайнее, каменистое пространство:

– Здесь теперь ваши владения, герр Вернер… – они с фон Брауном разговаривали на немецком языке:

– До войны на этом полигоне работал наш знаменитый инженер, мистер Годдард… – Годдард, создатель ракет на жидком топливе, умирал от рака в Мэриленде. Мэтью со стариком встречаться не собирался:

– У нас есть более перспективные кадры, что называется. Вернер оснастит армию США своими ракетами… – фон Браун, по-хозяйски, оглядывал пустыню, – а если США, то и мою страну тоже… – Мэтью скрыл улыбку. Для ученых выстроили благоустроенные бараки, с системой охлаждения воздуха. Ангар ждал транспорта из ближайшего городка, Лас-Крусес. Сегодня на тамошнюю железнодорожную станцию приходил первый состав с побережья. В Америку из Германии морем везли детали ракет фау. Всего ожидалось триста вагонов:

– Вернер и его ребята не подведут. Сборка механизмов пройдет быстро… – взглянув на часы, Мэтью решил заехать в Лас-Крусес, и лично встретить военный эшелон. Он завел виллис:

– Время у меня есть. До Лос-Аламоса немногим больше трехсот миль. Машина выдает восемьдесят миль в час. Перекушу по дороге, вечером увижу кузину… – Оппенгеймер, на радостях, взял отпуск. Руководитель проекта Манхэттен сейчас развлекался где-то на калифорнийском побережье. Генералу такое было только на руку:

– Спокойно увезу Констанцу в Санта-Фе. Мы сядем на гражданский самолет, доберемся до Сиэтла, с пересадками. Охрана в Гнезде не станет чинить препятствий… – машина петляла между высокими кактусами. Мэтью оглянулся на спящие бараки:

– Питер тоже мог бы фау собрать. Он на конвейере работал, в Доре-Миттельбау. И в СССР заключенные на заводах трудятся. Кузина в шарашку поедет. Здесь у нас американская шарашка… – Мэтью усмехнулся:

– Немцы пленным ученым тоже сливочное масло и сахар давали. Тем более, Вернера, или профессора Стругхольда никто, ни в чем не обвиняет. Они не пленные. В будущем они получат американское гражданство. Пусть занимаются наукой, с хорошим кофе и сигаретами, под рукой. Немного позже мы доставим им жен, из Германии… – Мэтью, тоскливо, вспомнил теплое, смуглое плечо Деборы, горячие губы:

– Я с ней даже никогда ночь не проводил… – он разозлился, – надоело прятаться. Ничего, недолго осталось. Года через два-три, мы окажемся дома, в Москве… – наехав на зазевавшуюся ящерицу, Мэтью погнал виллис к далекой ограде, колючей проволоки, к воротам полигона.