Читать книгу Встань и иди - Николай Кикешев - Страница 10

Часть первая
Глава 6. УБИЙСТВО ТАРАКИ

Оглавление

На пути из Гаваны 10 сентября Тараки прилетел в Москву, побывал у Брежнева. Они обнялись, как старые друзья. Тараки поделился впечатлениями о конференции. Леонид Ильич с нескрываемым чувством тревоги сказал:

– Дорогой Тараки, мы предупреждали вас о коварстве Амина. Наши худшие опасения подтвердились. Воспользовавшись вашим отсутствием, он отстранил от должности всех преданных вам людей. Повсюду и в партии, и в государстве он посадил на руководящие должности своих родственников и преданных ему людей. Его племянник и зять Асадулла занимает 9 постов в госу¬дарственных учреждениях и по партийной линии. Причем Амин обосновы¬вает свои действия тем, что проводит чистку государственного аппарата от лиц, которые, пользуясь покровительством генсека, ведут разгульный образ жизни и совершенно неспособны выполнять служебные обязанности. По его утверждению, к ним относились министр внутренних дел Ватанджар, министр связи Гулябзой, министр по делам границ Маздурьяр, начальник службы безопасности Сарвари и другие преданные вам товарищи. Может, вы пока останетесь в Советском Союзе, дорогой Тараки. Я очень беспокоюсь за вашу безопасность.

Это известие подействовало на Тараки, как ушат холодной воды, но он надеялся, что произошло какое-то недоразумение, и по прилету в Кабул все уладиться.

– Не беспокойтесь, Леонид Ильич, – сказал он, стараясь подавить волнение. – Я контролирую обстановку полностью, и ничего там без моего ведома не случится.

– Мы озабочены сосредоточением чрезмерной власти в руках Амина, – Леонид Ильич стоял на своем. – Вряд ли целесообразно, чтобы ктото, кроме генерального секретаря ЦК НДПА, занимал исключительное положение в непосредственном руководстве страной, вооруженными силами и органами государственной безопасности. Может, мы отправим батальон для вашей охраны?

– В этом я не вижу необходимости, – гордо проговорил Тараки и встряхнул копной волос.

После Брежнева Тараки беседовал с Андроповым, Устиновым и Громыко. Они уверяли, что когда он вернется в Афганистан, Амина уже не будет в Кабуле. Но когда 11 сентября Тараки прилетел в Кабул, его самолет целый час кружил над аэродромом, ожидая разрешения на посадку. За это время начальник Генерального штаба Якуб полностью заменил охрану аэродрома на военных, а также поставил армейские подразделения на пути, намеченном для движения правительственного кортежа. Генерального секретаря ЦК НДПА встречало афганское руководство. Обходя шеренгу встречающих, спросил: «Все здесь?». В ответ – молчание. Он и так видел, что ряды его сторонников поредели.

Амин приехал на аэродром для встречи «своего учителя», сидя за рулем белого «фольксвагена». Цел и невредимым. Увидев его, Тараки опешил и даже пошатнулся. Получается, что советские товарищи его обманули. Потом они расцеловались, как добрые друзья, сели в машину и поехали в ЦК НДПА. Их сопровождали Пузанов, Павловский, Иванов и Горелов. Пили «за встречу» коньяк и кофе. Договорились, что все останется попрежнему. Как было, так и будет. Тараки – генеральный Секретарь ЦК НДПА и председатель Ревсовета, Амин – премьер-министр и министр обороны.

На заседании совета министров Тараки рассказал о конференции в Гаване и итогах визита в Москву.

– Я глубоко удовлетворен итогами встречи с Леонидом Ильичом Брежневым. Но неудовлетворен нашими делами. Все ли руководители во время моего отсутствия остались на своих постах?.. Я обнаружил в партии раковую опухоль. Будем ее лечить!

Тараки, видимо, запамятовал, что болезнь полностью поразила партийный организм, а на последних стадиях рак неизлечим.

Утром 12 сентября Тараки пригласил Амина для доклада в свою резиденцию. Он приехал с многочисленной вооруженной охраной и с порога заявил:

– Против меня организована травля со стороны четырех министров.

Я требую отстранения этих лиц от занимаемых постов.

Тараки попытался сгладить остроту ситуации, предложил:

– Это самые верные и преданные революции люди. Они ее соверша-

ли. Хафизула, прими извинения от этих министров и будем считать вопрос закрытым.

– Вы идете на поводу министров и не хотите слышать премьер-министра! – на лице Амина было написано недоумение. А затем он властным, не терпящим возражений, голосом сказал: – Я отстранил от занимаемых должностей всех, кто наносит ущерб государству. Министров Ватанджара, Сарвари, Маздурьяра и Гулябзоя снимешь ты сам! И отправишь послами в различные страны, как мы это сделали с Бабраком Кармалем и его сообщниками.

– Нет! – гневно воскликнул Тараки. – Этого не будет! Они мои самые верные соратники.

В ответ Амин зло усмехнулся. Он уже провел подготовительную работу по захвату власти и теперь был готов к окончательной схватке: заранее организовал распространение слухов, что Тараки теперь больше верит четверке, чем премьер-министру и собирается его убить.

О конфликте в Кабуле быстро стало известно Москве. Огарков пригласил к себе Ивашутина и Варенникова.

– Есть информация по линии КГБ, – сказал он, – что в день прилета Тараки афганские патриоты должны были ликвидировать Амина. Они устроили засаду на дороге, по которой он обычно ездил на аэродром. Но Амин поехал по другой дороге.

– А у меня есть информация, – заметил Варенников, – что в числе тех, кто готовил эту акцию, были купленные Амином люди. Он подкупил все ближайшее окружение Тараки, охрану, в том числе и его адъютанта подполковника Таруна, который сообщает все, что говорит и о чем думает Тараки. Зная редкостное коварство этой личности, можно предположить, что «покушение» подготовил сам Амин и дал «утечку» информации на наших советников, а те сообщили в Москву.

– Как бы там ни было, – сказал с горечью Огарков, – но предназначенный для охраны Тараки батальон спецназа не вылетел 10 сентября, а вернулся с аэродрома в пункт постоянной дислокации.

– Это ошибка! – решительно сказал Варенников. – Даже если бы этим, так сказать, патриотам и удалось осуществить свой замысел, то Тараки все равно нуждается в нашей охране, потому что его личные телохранители попросту уже продались. И об этом должно знать руководство нашей страны. Пусть Дмитрий Федорович подробно доложит ситуацию Брежневу.

* * *

13 сентября Тараки вновь пригласил Амина к себе, надеясь продолжить разговор, но тот не приехал, узнав от своих осведомителей, что на обед также приглашены Ватанджар, Гулябзой и Маздурьяр. Когда назначенное время вышло, Тараки позвонил Амину:

– Хафизула, почему ты не приехал?

– Банда четырех собирается меня убить. Я требую снять их с постов и наказать за организацию заговора и фракционную деятельность в партии. – В голосе Амина появились металлические нотки:

– Иначе я перейду к активным действиям.

– Вы что вздумали не подчиняться мне! – вспылил Тараки. – Я вас сниму со всех постов!

– Не получиться, – ответил с ухмылкой Хафизула. – Армией командую я, Амин!

Он сразу же вызвал к себе начальника Генерального штаба Якуба и начальника национальной гвардии Джандада и приказал:

– Никакие указания, исходящие от Тараки, не выполнять, ясно!

– Так точно! – ответил Якуб.

Джандад молча кивнул головой. Они и так уже все последнее время выполняли команды премьер-министра и готовы были служить ему дальше верой и правдой.

– Я буду жить и работать в министерстве обороны, – предупредил подчиненных Амин.

Противостояние в Кабуле нарастало. Вечером во двор советского посольства въехал автомобиль. В нем сидели опальные министры Ватанджар, Гулябзой, Сарвари и Маздурьяр.

– Посла нет, – предупредил их сотрудник КГБ полковник Богданов.

– Он сейчас на встрече с Тараки. Чем могу быть полезен?

– Амин хочет нас арестовать, – сказал Ватанджар. – Мы просим временного убежища.

– Проходите в посольство, – пригласил их Богданов. – Чайку попьете?

– Мы готовы защитить Тараки и завоевания революции, – сказал Ватанджар. – В армии есть преданные нам люди.

Из холла посольства по открытому телефону он начал обзванивать командиров частей кабульского гарнизона. Первым вышел на связь командир танковой бригады.

– Амин звонил тебе? – спросил Ватанджар.

– Нет!

– Революция в опасности! Не выполняй приказы Амина, а только мои команды!

Но никаких конкретных задач Ватанджар не ставил. Видимо, конкретного плана у четверки пока не было.

Командиры частей, которых обзванивал Ватанджар, сразу докладывали Якубу. Тот доложил Амину:

– Ватанджар призывает командиров кабульского гарнизона выступить на защиту генерального секретаря ЦК НДПА.

– Выяснил, откуда он звонил?

– Из советского посольства.

Амин взвился. Арестовать министров в посольстве он не мог.

– Поехали к Тараки!

Вместе с министром без портфеля Сахраи и Таруном в сопровождении трех охранников он приехал в резиденцию Тараки и с порога заявил:

– Я требую решить вопрос относительно четверки. Они уже обосновались в советском посольстве и оттуда подстрекают войска выступить против меня. Можешь сам в этом убедиться.

Тарун позвонил Богданову и спросил:

– По какому поводу прибыли гости?

Богданов замялся, не зная, что ответить, извиняющимся тоном сказал первое, что пришло на ум:

– Я только сегодня вернулся из отпуска и пока не в курсе дел.

– Так вот, Хафизула Амин сейчас прибыл в резиденцию Тараки и ведет с ним переговоры.

– Наш посол Пузанов тоже поехал на встречу с Тараки. Скоро будет у вас.

По приезду в Дом народов, Пузанов попросил Тараки:

– Пригласите Амина.

Тот появился сразу и Пузанов крепко, по-дружески пожал ему руку, сказал:

– Я привез послание советского руководства. Политбюро ЦК КПСС и лично Леонид Ильич Брежнев выражают надежду, что руководители Афганистана проявят высокое чувство ответственности перед революцией. Чтобы спасти ее надо сплотиться, действовать с позиций единства. Раскол в руководстве губителен для афганского народа. Он будет незамедлительно использован внешними врагами.

Оба лидера внимательно слушали посла. Тараки с пафосом проговорил:

– Прошу передать руководству СССР, что все будет нормально. Мы тоже за единство партии. Но иногда возникают вопросы, которые трудно решать. Я хочу откровенно признаться, что у меня недостаточно опыта для ведения государственных дел. В эпоху революционных перемен это бывает. Но мы с этим справимся, правда, Амин?

– Да! Я тоже благодарен советскому руководству за глубокое и емкое послание, – сказал премьер-министр. – Я как искренний последователь Тараки, сделаю все для продолжения дела своего учителя.

Обычно такие слова говорят на траурных митингах, но тогда никто не придал значения смыслу сказанного. Посчитав, что примирение Тараки и Амина состоялось, Пузанов по-свойски предложил:

– Хафизула, может, ты сам переговоришь с четверкой.

– Хорошо, пусть меня соединят с ними.

Тарун связался с посольством, попросил к телефону Ватанджара.

– Ну что, герои, испугались? Прячетесь, – крикнул в трубку Амин.

– Тараки пригрел на своей груди змею, – зло ответил Ватанджар. – Мы будем с тобой бороться.

Амин передал трубку Тараки и снисходительно проговорил:

– Может, ты их уразумишь?

– Ватанджар, все вопросы урегулированы, – горячо проговорил Тараки. – Во имя революции надо сплотиться и действовать сообща. Езжайте по домам и не волнуйтесь.

Домой поехал только Маздурьяр. Ватанджар, Гулябзой и Сарвари решили укрыться в советском госпитале. Гулябзой позвонил Тараки, предупредил:

– Я прошу вас вызвать советский батальон из Баграма для личной охраны. Амин замышляет недоброе.

– Сынок, мы уже обо всем договорились, не беспокойся. Да и потом, негоже мне, пуштуну, укрываться под охраной советских штыков.

Утром 14 сентября Гулябзой снова позвонил Тараки:

– В 9 часов в приемной начальника службы безопасности убит его заместитель Наваб и начальник политотдела Салтан, пришедшие арестовывать Сарвари, а также его адъютант-телохранитель Касым. Он не пропускал их в кабинет начальника и первым открыл огонь из автомата.

Учитель, надо предпринимать срочные меры!

– Сынок, не волнуйся, – успокаивал его Тараки, – все идет по плану.

Но все шло по плану Амина. Он назначил Азиза Акбари исполнять обязанности начальника службы безопасности и попросил представителей КГБ СССР приехать к нему. Утром Иванов и Богданов прибыли в Генеральный штаб, где временно располагался Амин, и попытались выяснить его позицию по всем спорным вопросам.

– Почему вы решили снять с должности Сарвари? – спросил Иванов.

– За бездеятельность. Предлагаю заменить его Таруном, а Тараки предлагает кандидатуру Акбари.

Я при вас сейчас позвоню Тараки. Вы сами убедитесь.

Тараки выслушал Амина и предложил:

– Приезжайте ко мне без оружия и охраны, за обедом все обсудим.

В это время в кабинет вошел Якуб и что-то сказал на пушту. Тут же появился начальник канцелярии Тарун и тоже начал эмоционально говорить с Амином на пушту. Но тот перебил его:

– Говори по-русски!

– Я специально приехал предупредить Амина, чтобы он не приезжал к Тараки на обед. На него готовится покушение.

– Об этом мне говорил и начальник Генерального штаба Якуб, – сказал с вызовом Хафизула. – Как вы думаете, ехать мне или нет? Если скажете «ехать» – я поеду.

– Конечно, мы не уполномочены давать такие ответы, – растерянно проговорил Иванов. – Надо посоветоваться в посольстве.

– Вот вы посоветуйтесь и дайте ответ до 17 часов. Я должен принять решение по составу правительства. Тараки не хочет увольнять четверку. Я буду вынужден собрать пленум ЦК НДПА и серьезно обсудить этот вопрос.

Собирать пленум без команды Тараки он не имел права. Но он знал, что в ЦК больше половины – его сторонники, потому и пошел «ва банк».

Возвратившись в посольство, Иванов позвонил в Москву, доложил начальству о складывающейся обстановке. Ему поручили передать устное послание Брежнева и советские представители в сопровождении вооруженной охраны поехали в Дом народов. Тараки выглядел несколько подавленным, хотя старался не подавать виду.

– Я искренне благодарю Леонида Ильича Брежнева за заботу о судьбах афганской революции, – ответил он, выслушав послание. – Я сейчас позвоню Амину и приглашу к нам.

– Нет, я не приеду! – сказал решительно Амин.

Трубку взял Иванов и твердо сказал:

– Дорогой Амин, пока советские представители находятся в резиденции Тараки вам опасаться нечего.

– Хорошо, я приеду. Но только с охраной.

Он продиктовал свои условия, вплоть до того, через какой вход зайдет, кто его будет встречать.

Амин подъехал к тыльному входу в резиденцию генсека. Как и договаривались, его встретил подполковник Тарун и пошел впереди по лестнице. Вдруг сверху ударили автоматные очереди. Стреляли охранники Тараки. Тарун и двое сопровождающих рухнули на пол, а Амин рванулся назад, выскочил в дверь, добежал до своей машины и спешно уехал.

Приехав к себе в резиденцию, Амин позвонил Иванову:

– Вот видите, я же говорил вам, что Тараки хочет меня убить.

– В 16.20 по команде начальника генштаба Якуба войска кабульского гарнизона блокировали резиденцию Тараки, отключив все линии связи.

В 17.50 по кабульскому радио передали сообщение об изменениях в правительстве. На ключевые посты Амин назначил своих сторонников.

Иванов по правительственной связи позвонил в Москву, доложил Громыко:

– В Амина стреляли. Тараки арестован, находится в Доме народов под усиленной охраной. Правительство сформировано из сторонников Амина.

– Была ли кровь? – спросил настороженно Андрей Андреевич.

– Афганские руководители не пострадали. Убит начальник канцелярии президента Тарун.

– Это очень плохо. Есть ли человек, способный удержать власть в Афганистане?

– Кроме Амина таких людей в Кабуле нет. – Значит, работайте с ним.

В 19.30 Иванов приехали к Амину. Тот встретил его возбужденными восклицаниями:

– Тараки давно хотел меня убить!.. Я ждал покушения еще в аэропорту, когда он вернулся из Гаваны. Но, очевидно, не хотел делать это при советских товарищах. А теперь он и вас не постеснялся.

– Мы сожалеем, что этот инцидент случился, – сказал Иванов. – Призываем вас во имя революции проявлять хладнокровие и не допустить расширения конфликта.

– Нет, я не намерен больше терпеть! Завтра будет созван пленум ЦК партии и Тараки сместят со всех постов. Мне трудно удержать партийцев после теракта. Погибли люди!

– Если Тараки будет отстранен от власти, то вас руководство Советского Союза не поймет.

– Вы передайте в Москву, что я готов и дальше следовать советам Леонида Ильича Брежнева и других товарищей. Но пролита кровь, – зловеще сказал он, показав на бурое пятнышко на костюме, – а кровь у нас, афганцев, смывается только кровью! Мы предложим Тараки добровольно отказаться от всех постов, сославшись на плохое здоровье.

– А если он не согласится?

– Тогда мы его лишим этих постов!

– Можно ли встретиться с Тараки?

– Все контакты с Тараки будут проходить только с моего разрешения, чтобы не было недоразумений с охраной и только тогда, когда я сочту их нужными для страны.

– Но вы понимаете, что это может привести к тяжелым последствиям и для партии, и для страны?

– Хуже не будет! Я наведу порядок и в партии, и в стране.

Иванов понимал, что рвущийся к власти Амин сделал последний прыжок, и его уже не остановить. Поэтому примирительно сказал:

– В случае ухода Тараки с занимаемых постов мы рекомендуем не принимать к нему никаких репрессивных мер. Его жизнь должна быть вне опасности. Мы призываем вас также удержаться от репрессий против его сторонников и других лиц, не являющихся врагами революции.

– Рекомендации советского руководства и лично Леонида Ильича Брежнева после урегулирования создавшегося положения я буду выполнять неукоснительно. Уход Тараки не нарушит единства в партии, а наоборот, сплотит ее.

***

Как только Варенникову стало известно о произошедшем в Кабуле, он доложил Огаркову:

– Поступила информация о покушении на Амина в резиденции Тараки. Подполковник Тарун убит, двое охранников ранены. Но есть вопросы. Как я выяснил, стрельба велась с верхней площадки под небольшим углом и все идущие по лестнице хорошо просматривались. Спрашивается: почему пострадали сопровождающие, а Амин остался цел и невредим? Видимо потому, что стрелявшие тоже из аминовской компании. Если бы они имели задачу убить Амина, то выскочили бы вслед за ним во двор и там застрелили. Но они не сдвинулись с места. В момент стрельбы у Тараки находились советский посол и главный военный советник. Видимо, хотели их помирить, а получилось, что они стали свидетелями покушения. И теперь Амин может обвинить нас в заговоре.

– Да, Амин «убил двух зайцев», – согласился Огарков. – Во-первых, блестяще исполнена инсценировка с покушением на его жизнь и теперь вся инициатива, а, следовательно, и власть полностью перешли в его руки. Во-вторых, Амин избавился от подполковника Таруна, который много о нем знал. Теперь Тараки, лишенный своих сторонников, для Амина не представляет никакой опасности.

Огарков оказался прав. В 20.00 кабульское радио сообщило об отстранении от занимаемых должностей сподвижников Тараки – Ватанджара, Гулябзоя, Маздурьяра и Сарвари. Вместо них Амин назначил министром внутренних дел Факира, министром по делам границ – Сахраи, министром связи – Зарифа, начальником службы безопасности – Акбари. В течение ночи были убиты многие сторонники Тараки, в том числе его адьютанты Касым и Бабрак, стрелявшие в Таруна.

В ночь с 14 на 15 сентября Амин провел заседание Политбюро ЦК НДПА, на котором было принято решение о созыве пленума ЦК. Он состоялся утром 15 сентября. Тараки и его соратники были сняты со всех постов и исключены из партии. Генеральным секретарем ЦК НДПА избрали Амина. Кроме того, прошло заседание Революционного совета ДРА, на котором Тараки был освобожден с поста председателя, а на его место «единогласно» избран Амин.

На утреннем совещании Варенников проинформировал офицеров и генералов:

– В Афганистане произошла смена власти. Тараки изолирован. Его резиденция блокирована войсками. Связь отключена. В Кабул вошли воинские части и взяли под охрану все важнейшие объекты, в том числе здание правительства. Необходимо срочно перебросить в Кабул для спасения Тараки наш батальон специального назначения, но Амин приказал частям ПВО сбивать все прилетающие и взлетающие самолеты и вертолеты. «Мусбат» сидит в самолетах, ждет команды на взлет.

Огарков коротко бросил порученцу:

– Свяжите меня с генералом Гореловым!

Главный военный советник ответил тут же.

– Вы можете обеспечить пролет наших самолетов с десантом на Кабульский аэродром? – спросил его маршал.

– В сложившейся ситуации я не могу что-либо решить. Амин никого не принимает, даже посла. Считает, что он выступал против него, и требует его и моего отзыва из Кабула. Начальник Генштаба генерал Якуб получил приказ Амина сбивать все самолеты, и никто, кроме самого Амина, отменить его не может. Я считаю, что в данной ситуации кто-то из советского руководства должен выйти непосредственно на Амина и вынудить его принять батальон? Тем более, что он настоятельно просил в свое время прислать десантников для охраны объектов.

К сожалению, никто из членов Политбюро конкретных шагов по спасению Тараки так и не предпринял. Амин продолжал свою игру. 16 сентября он направил во все организации письмо ЦК НДПА: «…Попытка Н. М. Тараки осуществить террористический заговор против товарища Хафизуллы Амина провалилась…

Товарищ Амин проявил свою принципиальность, разоблачая культ личности Тараки. Активные сторонники Тараки – Асадулла Сарвари, Сайд Мухаммед Гулябзой, Шир Джан Маздурьяр, Мухаммед Аслан Ватанжар всячески способствовали утверждению культа личности Тараки. Он и его группа желали, чтобы значки с его изображением носили на груди халькисты. Товарищ X. Амин решительно выступал против этого и заявил, что даже В. И. Ленин, Хо Ши Мин и Ф. Кастро не допускали подобного при своей жизни. Н. Тараки при согласии и с одобрения своей банды хотел, чтобы города, учреждения, улицы были названы его именем. Кроме того, они пытались соорудить большой памятник Тараки, что вызывало резкий протест со стороны товарища Амина… Банда Тараки постепенно самоизолировалась, перестала подчиняться председателю Совета министров страны и действовала как независимая группа во главе с Тараки…».

Семью Тараки Амин заточил в центральную тюрьму Пули-Чархи. Всю вторую половину сентября и первую неделю октября Тараки был еще жив, надеялся, что Брежнев не оставит его в беде. Но никаких активных мер советское руководство по его спасению не предпринимало. Амин решил довести дело до конца. 9 октября кабульское радио мельком сообщило, что арестованный бывший генсек НДПА Тараки и его жена скоропостижно скончались. 10 октября 1979 года в газетах было обнародовано короткое сообщение, что после непродолжительной тяжелой болезни Тараки скончался и его похоронили на кладбище Колас Абчикан на «Холме мучеников». Началась повальная резня его сторонников.

Иванов попросился на прием к Амину, чтобы высказать мнение советского руководства.

– Мы призывали вас удержаться от репрессий против сторонников Тараки и других лиц, не являющихся врагами революции, – сказал он еле сдерживая негодование. – Как же можно бомбить мирные кишлаки?

По вашему приказу уничтожено почти все племя Тараки?

Амин с решительным спокойствием ответил:

– Вы не знаете наш народ! Если какое-то племя взялось за оружие, оно его уже не сложит.

Единственный выход – всех уничтожить от мала до велика. Такие у нас вековые традиции.

– Но это же безнравственно и жестоко!

– Нравственно все, что выгодно для революции. У нас 10 тысяч феодалов. Мы уничтожим их, и вопрос с аграрной реформой будет решен, уверяю вас. Афганцы признают только силу.

* * *

Известие о гибели Тараки потрясло Брежнева до глубины души. Он собрал экстренное заседание членов Политбюро.

– Товарищи, Тараки убит! – сказал Леонид Ильич с дрожью в голосе. Было видно, что он искренне переживал случившееся. – И убит по приказу Амина. Это коварное убийство Амину мы не можем простить. Я воспринимаю расправу над Тараки как личное оскорбление, как вызов Амина. Всего месяц назад при возвращении из Гаваны Тараки был моим гостем. Я обещал ему всяческую поддержку, а теперь наш искренний и преданный друг мертв. Я только вчера лично просил Амина, чтобы он сохранил Тараки жизнь. Он клялся, что исполнит мою просьбу, и при этом без зазрения совести лгал. Оказывается, Тараки уже не было в живых! Какой же подонок Амин: убить человека, с которым вместе участвовал в революции! Кто же стоит во главе афганского государства? Я получил пощечину, которую невозможно проигнорировать! – решительно сказал Леонид Ильич. – Разве можно верить слову Брежнева, если его заверения в поддержке и защите – пустой звук. – Он обвел тяжелым взглядом присутствовавших, словно ища кого-то, затем уставился на Андропова и со злостью проговорил: – Вы обещали обеспечить Тараки безопасность? Что за беспомощность? Кто же у вас работает в Кабуле, что не смогли соблюсти наши интересы, сохранить авторитет Генерального секретаря ЦК КПСС, который обещал Тараки безопасность. Почему не было использовано все наше влияние и возможности, чтобы сохранить жизнь друга Советского Союза? Что там, в Кабуле делают ваши представители, которые обязаны не допустить расправы над лидером апрельской революции? Кто теперь в мире будет серьезно относиться к моим словам и заверениям?

Брежнев замолчал, и в зале заседаний повисла гнетущая тишина. Все члены политбюро в какой-то мере были повинны в том, что состоялось политическое убийство. И жажда мести притупила чувство разума.

– Подумайте, кем его заменить, – нарушил тишину Леонид Ильич. – Мы не можем иметь дело с человеком, который способен на подобное коварство и подлость. Египет, Чили, Сомали мы упустили, теперь вот Афганистан…

Андропов решил подлить масла в огонь.

– Внешняя политика Афганистана в отношении США буквально на глазах претерпела изменения, – сказал он. – Участились контакты с американским посольством. Последнее доносит в Вашингтон о благоприятном развитии событий. Группировка Амина может пойти на сговор с США, и это неизбежно приведет к появлению на юге еще одного недружественного нам режима. Этого мы не можем допустить. По нашим данным, Амин после многократных обращений к нам с просьбой ввести войска и нашего решительного отказа начал заигрывать с американцами.

– Нам нельзя больше спокойно смотреть на развязанный Амином террор против своего народа, – сказал Громыко. – Я думаю, что присутствие наших войск в Афганистане остудит горячие головы сторонников Амина, да и оппозиционных сил и, наконец, исключит возможные поползновения американцев, стабилизирует обстановку.

– Мы беседовали в Чехословакии с Бабраком Кармалем, – как бы между прочим заметил Андропов. – Он ведь был в партии вторым лицом.

– Очень хорошо, – оживился Брежнев. – Вот и готовьте его на руководителя Афганистана.

– Нам надо сменить руководителей наших представительств, – предложил Громыко. – У Амина нет доверия к людям, которые сотрудничали с Тараки.

– Это верно, – поддержал его Брежнев, – заменяйте.

Быстро подобрали подходящие кандидатуры. Посла Пузанова заменил Табеев. На пост главного военного советника вместо Горелова поехал Магометов. Обновлялись лица и на других постах.

Амин прислал в Москву телеграмму: «Леонид Ильич, прошу Вас принять меня, чтобы все объяснить лично». Но ответа не было. Решив, что его телеграммы не доходят до Кремля, Амин передал конфиденциальное письмо кремлевским руководителям. В послании он уверял в своей полной лояльности Москве и вновь просил Брежнева принять его. Но в Кремле уже сделали ставку на Бабрака Кармаля…

«СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО»

ОСОБАЯ ПАПКА

Записка в ЦК КПСС от 9 ноября 1979 года

Обстановка в Афганистане после событий 13—16 сентября с. г., в результате которых Тараки был отстранён от власти и затем физически уничтожен, остаётся крайне сложной. В стремлении укрепиться у власти Амин, наряду с такими показными жестами, как начало разработки проекта конституции и освобождение части ранее арестованных лиц, на деле расширяет масштабы репрессий в партии, армии, государственном аппарате и общественных организациях (…).

По имеющимся данным, в настоящее время Амином готовится расправа над группой членов Политбюро ЦК НДПА (Зерай, Мисак, Пандшири), которым предъявляются вымышленные обвинения в «антипартийной и контрреволюционной деятельности». На состоявшемся недавно Пленуме ЦК НДПА Амин взял в руководящие органы партии наиболее преданных ему лиц, в том числе ряд своих родственников (…).

В последнее время отмечаются признаки того, что новое руководство Афганистана намерено проводить «более сбалансированную политику» в отношениях с западными державами. Известно, в частности, что представители США на основании своих контактов с афганцами приходят к выводу о возможности изменения политической линии Афганистана в благоприятном для Вашингтона направлении.

С учётом изложенного и, исходя из необходимости, сделать всё возможное, чтобы не допустить победы контрреволюции в Афганистане или политической ориентации Амина на Запад, представляется целесообразным придерживаться следующей линии:

1. Продолжать активно работать с Амином и в целом с нынешним руководством НДПА и ДРА, не давая Амину поводов считать, что мы не доверяем ему и не желаем иметь с ним дело. Использовать контакты с Амином для оказания на него соответствующего влияния и одновременно для раскрытия его истинных намерений (…).

6. Находящимся в Афганистане советским воинским подразделениям (узел связи, парашютно-десантный батальон, транспортные эскадрильи самолётов и вертолётов), а также отряду по охране советских учреждений продолжать выполнять поставленные задачи (…).

При наличии фактов, свидетельствующих о начале поворота X. Амина в антисоветском направлении, внести дополнительные предложения о мерах с нашей стороны.

А. Громыко, Ю. Андропов, Д. Устинов, Б. Пономарёв».

В Москве начали спешно формировать новое правительство Афганистана. Его основу должны были составить опальные министры, поэтому Андропов приказал нелегально вывезти их в Советский Союз. В подмосковной Балашихе умельцы соорудили три контейнера, похожие на ящики с оружием, но только значительно длиннее. В крышках и по бокам просверлили отверстия, чтобы министры не задохнулись, на дно постелили полосатые бело-красные матрасы. Контейнеры погрузили в крытую машину и доставили ее 18 сентября на авиабазу Баграм транспортным самолетом «Аэрофлота». А с Баграма автомобиль направился в Кабул на арендованную у афганцев виллу, где прятали опальных министров под охраной 17 офицеров КГБ. Из Советского Союза специально прислали гримера, который изменил их внешность в соответствии с фотографиями заранее подготовленных советских паспортов для пересечения государственной границы. Одели министров в спецназовскую форму, чтобы выдать за своих.

Непосредственно операцией руководил Богданов. Он собрал подчиненных на инструктаж:

– Легенда нашей операции: мы выезжаем в отпуск в Союз. В грузовике лежит багаж, личные вещи. В автобусе едут сами специалисты и провожающие помочь погрузить вещи в самолет. В автобусе шесть человек и шесть в грузовике. Для подстраховки рядом с нами будут идти «Жигули» и УАЗик. Там семь наших. Итого: два десятка хорошо вооруженных и обученных бойцов. В случае чего, конечно, отпор мы дадим, но нам нужно добраться без приключений до Баграма и загрузить три ящика в самолет. Вот и все. Таков приказ. И мы его выполним любой ценой! Если будет заварушка, то в любом случае грузовик с контейнерами должен прорваться к авиабазе.

В середине дня во двор виллы въехал крытый тентом грузовик с местными номерами. Он привез контейнеры. Ворота на всякий случай подперли автобусом, контейнеры споро перетащили в дом. Опальные министры залезли в них, прихватив с собой по автомату и фляге с водой. Они сотворили афганскую революцию, а сейчас вынуждены убегать от нее в деревянных гробах, но живыми, опасаясь, чтобы их мертвыми не завернули по афганским обычаям в ковер. Гулябзой выбрал себе короткоствольный «Хеклер и Кох». Видимо, посчитал, что из него сподручнее стрелять в стесненном пространстве.

– Ну, с богом! – сказал Валерий Курилов и наглухо заколотил крышку ящика гвоздями-шестидесяткой.

Во втором ящике лежал Ватанджар с автоматом Калашникова. Дюжие молодцы подхватывали потяжелевшие контейнеры, выносили из дома и грузили в кузов машины.

Закидайте сверху картонными коробками, чтобы не так было заметно, – распорядился Валерий.

В кузов запрыгнули подчиненные Далматова. У каждого автомат, пистолет, гранаты и два боекомплекта. Тент наглухо закрыли, затянули веревкой.

В автобус сели офицеры в гражданке. Оружие положили на пол и прикрыли куртками, брезентом. Дежурный распахнул ворота, и колонна выехала на улицу. Долго петляли по переулкам и только затем вышли на проспект Дар-уль-Аман.

– К колонне пристал автомобиль афганской «наружки», – сказал подчиненным Долматов. – Будьте наготове.

На КПП при выезде из Кабула афганцы остановили колонну для досмотра. Наблюдавший в щелку Долматов тихо предупредил:

– К нам идут… Всем приготовиться. Без моей команды не стрелять!

Афганский офицер, высокий сухощавый молодой парень с тщательно ухоженными усами, подошел к кабине и о чем-то спросил водителя. В кузов долетал приглушенный тентом голос переводчика Нурика, однако разобрать слова было трудно. Потом офицер подошел к автобусу. Афганские солдаты лениво глазели по сторонам, немного отстав от него. В узенькую щелку, образовавшуюся на стыке, Курилов тоже напряженно наблюдал за происходящем. Не заходя в автобус, лейтенант заглянул в салон через переднюю дверь. Тут открылась задняя дверь и из нее вышли два наших сотрудника, подошли к афганцу вплотную. Не обнаружив ничего подозрительного, лейтенант снова подошел к заднему борту грузовика, попытался отогнуть туго прихваченный веревкой край брезента.

– В кузове ящики, личные вещи советских специалистов, – сказал по-афгански Нурик.

Лейтенант все же развязал веревку, оттянул тент, правой рукой ухватился за борт и приподнялся на цыпочках. Вытянув шею, он пытался рассмотреть, что находится в кузове. Но ничего не было видно, и он левой ногой стал на буксирный крюк, чтобы пролезть под брезентом, и вдруг скривился от боли. Его правую кисть придавил тяжелый спецназовский ботинок Долматова. Афганец попытался выдернуть руку, но ботинок давил все сильнее. Он поднял глаза и увидел направленную в лоб пахнувшую оружейной смазкой бездонную дыру автоматного ствола со скошенным компенсатором. Долматов поднес указательный палец к губам. Лейтенант вдруг увидел еще несколько направленных на него автоматов. Лицо его посерело, зрачки расширились от ужаса, и он безвольно опустил левую ногу на землю. С лица градом покатились крупные капли пота. Челюсть медленно отвисла, в уголке рта вскипела белая пенка слюны. Сзади стояли еще двое здоровенных шурави со зловещими физиономиями. Наверняка с оружием… Опустив глаза, лейтенант обреченно кивнул головой. Долматов кивнул в ответ и убрал ботинок с побелевшей кисти афганца. Опустив голову и не снимая руки с борта, он стоял у грузовика, приходя в себя. А затем, переставляя непослушные ноги, словно на ходулях, пошел прочь. Затем что-то злобно крикнул солдатам и махнул рукой. Полосатый шлагбаум поднялся, и колонна выехала из Кабула.

После КПП к колонне присоединилась машина с советскими военными советниками с авиабазы и до Баграма доехали без приключений. Две машины афганской «наружки» долго тянулись за колонной и отстали только при въезде в город. Наконец, машины вырулили на бетонку аэродрома, и все вздохнули с облегчением. Огромный транспортный Ан-12 с эмблемой Аэрофлота ждал их на дальней стоянке. По мере того как колонна подъезжала к нему, открывалась задняя рампа. Из бокового люка на бетонку спрыгнули спецназовцы с автоматами наготове и большими рюкзаками за спиной. Они быстро заняли круговую оборону. Как только край рампы коснулся бетона, грузовик, взревев, въехал по направляющим в чрево самолета. Внутри засуетились техники в синих комбинезонах, ставили под колеса колодки, цепями закрепили машину, и уже через несколько минут самолет покатил по взлетной полосе, дрожа от напряжения и слегка подпрыгивая на стыках. Вибрирующий дюралевый пол начал крениться, и самолет взлетел, круто забирая вверх, взял курс на север.

Курилов достал штык-нож, лезвием поддел крышку ближайшего ящика и поднатужился. Гвозди вылезали нехотя, но все же образовалась небольшая щель. Упершись ногой в край ящика, Валерий ухватился за крышку и с силой потянул ее вверх. Гвозди со скрипом вылезали из дерева. Крышка оторвалась, и он увидел лежащего на матрасе Гулябзоя с автоматом в руках. Он был мокрый до ниточки от пота, но жив. Вскочив, бросился обнимать Курилова:

– Я спасен! Спасибо, шурави!

Вырываясь из объятий, Валерий начал спешно срывать крышку второго контейнера, затем третьего. Ватанджар тоже был мокрый от пота, но жив и радостно возбужден. Все радовались спасению министров.

Самолет зашел на посадку, и благополучно приземлившись, долго катил по бетонке. Наконец, остановился, заехав на самую дальнюю стоянку, подальше от любопытных глаз. Техники открыли боковой люк, скинули металлический трап. Курилов подошел к люку. Держа наготове автомат, выглянул, осматривая аэродром, и по надписи на вокзале понял, что приземлились в Ташкенте. Неподалеку стояли четыре черных волги, два уазика и машина скорой помощи. Хотя встречающие были в штатской одежде, при галстуках, но наметанным глазом он определил: «Похоже, первый Главк приехал».

Министры в спецназовской форме спустились по лесенке вниз. Они сразу посуровели, стали какими-то чужими, отстраненными и только влажная одежда свидетельствовала, что им пришлось пережить. Их развели по волгам и кортеж, резко набирая скорость, рванул в сторону города. С 18 сентября по 14 октября они жили в отдельном двухэтажном особняке ЦК компартии Узбекистана, отгороженным от мира высоким забором. Затем на самолете их отправили из Ташкента в Болгарию, где они жили на специальной вилле у Черного моря в ста километрах от Варны. А в Кабуле распространили слух, что после исчезновения из Афганистана министры были замечены в Иране.

В начале ноября в Москву сотрудники КГБ доставили всех членов будущего правительства Афганистана: Бабрак Кармаль и Анахита Ротебзад приехали из Чехословакии; Ватанджар, Гулябзой и Сарвари – из Болгарии. Они приступили к формированию общей политической линии нового руководства и разработке конкретных планов по устранению Амина и его клана от власти. Вся работа проходила под неусыпным оком ЦК КПСС.

Подготовка советских войск к вводу в Афганистан тоже шла своим ходом. В ноябре провели отмобилизование войск Туркестанского военного округа. В 5-ю дивизию в Кушке и 108-ю дивизию в Термезе призывали из запаса военнослужащих зрелого возраста, которые имели семьи, детей. В «мусульманском» батальоне снова появились крепкие мужчины в «гражданке» и резко изменили программу боевой подготовки: вместо обороны зданий начали учить спецназовцев их штурмовать. Если раньше большая часть личного состава обороняла здания, а небольшие группы любыми путями стремились проникнуть в них, то теперь с утра и до вечера основные силы учились карабкаться на покрытые копотью напалма стены, лезли в проемы окон, прыгали по разрушенным пролетам лестничных маршей. Выезжали спецназовцы на занятия в советской форме, а уже на полигоне переодевались в афганскую без знаков различия. Впрочем, тогда они даже не знали, что она афганская. Старались ни у кого, ни о чем не спрашивать. Отзанимались, иностранную одежду сняли, сложили в грузовик, а свою вновь надели и домой. Офицерам батальона начали выделять квартиры в Чирчике, отправлять в отпуска.

Встань и иди

Подняться наверх