Читать книгу Встань и иди - Николай Кикешев - Страница 28

Через пыльное, давно немытое оконное стекло Боков увидел, как к зданию штаба подкатил уазик. Из машины вылез высокий майор и, опираясь на коричневую пластмассовую палку, стал медленно подниматься по ступенькам крыльца. Несмотря на разительную перемену, он узнал Быстрова, вышел ему навстречу, пожал протянутую руку.

– Здравствуй, Григорий, – в голосе Сергея послышались извиняющиеся нотки. На его все еще красивом лице заиграла обаятельная улыбка, которая вызывала не только любовь женщин, но и расположение друзей и начальников, выдавая добродушный, открытый характер. – Ты на меня за Надю зла не держи… Меня уже жизнь за нее наказала.

– Я и не держу, с чего ты взял, – ответил с деланным равнодушием Григорий. – Я потом узнал, что моя бывшая благоверная успевала за день, кроме нас, еще двух мужиков пропускать.

– Ну, а ты как тут живешь?

– Да хреново. С должности сняли и никак не определят, куда меня деть.

– Знаю, Гриша, но ничем помочь не могу: приказ подписан, а кто против командарма попрет?

– Стеклов сказал, что его должны аннулировать: меня же на должность командующий округом назначал, он и снимать должен. Командарм не имеет права.

– Ладно, я сейчас с Зубовым поговорю, а потом мы все обмозгуем. У меня есть связи, надежные люди. Могут помочь.

У комбата Быстров пробыл недолго. Вскоре они оба зашли в штабную комнату. Зубов с кислым видом сказал:

– Отдай ему быка, которого привезли из Сурубая, и будешь сопровождать до Кабула. Тебе все равно лететь туда утверждать месячный план.

Он ушел, а Быстров, недоуменно пожимая плечами, удивленно сказал:

– Слушай, Гриша, у тебя комбат какой-то непонятливый. Мне же такая халява подвернулась: начальник тыла армии дал разрешение на бестаможенный провоз груза. Я с этой бумагой могу все что хочешь через границу протащить, а он заладил свое: «У меня ничего нет, ничего нет».

Гриша, может, ты что-нибудь подбросишь?

А что тебя интересует?

– Оружие трофейное есть?

Боков открыл сейф, достал из него маузер:

– Это подойдет?

– Конечно! Еще спрашиваешь, – загоревшиеся жадным блеском глаза Быстрова высматривали подходящую вещь: – А что это у тебя там блестит?

– Душманские ножи.

– Слушай, дай мне. Мне ножи во как нужны! – провел он ребром ладони по горлу. – Я начальнику курса пообещал. А ты себе еще достанешь. Дашь? – радостно бормотал Сергей, любуясь наборными рукоятками.

– Бери! Меня это барахло вообще не интересует. От прежнего начальника штаба осталось.

– Это ты зря, Гриша. Нож для мужика – самый лучший подарок. – Сергей улыбнулся своей обезоруживающей улыбкой. – Я вижу, ты не понимаешь, что движитель служебного прогресса в армии – башляние. Мы ублажаем начальство подарками. А тебе надо делиться с офицерами штаба, если хочешь, чтобы служба шла гладко. Это жизнь. От нее не уйдешь. Я как решаю свои проблемы? Например, отвез начальнику разведки округа мумие и оказался в штабе армии. Так что учти на будущее.

Григория покоробило от этих слов. Он был противником подобных подношений, считал их делом зазорным, недостойным. Порылся в углу, вытащил два карабина, шашку.

– Давай, Гриша. Вот это уже серьезно! – обрадовался Быстров, который сам любил одаривать и подобной щедрости ждал от других. – Мне надо еще магнитофон японский загнать. У тебя есть знакомые дуканщики?

– Я еще в Джелалабаде толком не был, – смутился Григорий. – Один раз только проскочил через город, когда гнал колонну на боевой выход.

– Ну ладно, не беда. Сейчас подойдет машина, свожу тебя на экскурсию. Совсем из батальона не вылезаешь. А личные дела?

– Да какие тут личные дела. Текучка заедает.

Григорий предложение прокатиться в город принял неохотно. Коль срочно лететь в Кабул, значит, нужно немедленно писать месячный план боевых действий батальона. 25 числа каждого месяца его утверждали в разведотделе армии. Прихватив карту зоны ответственности батальона и писаря, он летел в Кабул, докладывал о каждом предполагаемом боевом выходе: какая рота или взвод, в ка¬кой день и куда собираются идти, при всем при том, что ни в батальоне, ни в штабе армии никто толком не знал, что будут делать завтра. Тем не менее планы регулярно писались, их с умным видом обсуждали, заставляли устранять недостатки, ругали за ошибки, и никто всерьез не задумывался о бесполезности подобного занятия на войне, которая постоянно вносила коррективы в армейскую жизнь.

Автомобиль вскоре подъехал, и через десять минут они оказались уже в центре города. Григорий с интересом рассматривал неширокую улицу, застроенную двухэтажными зданиями. Первые этажи занимали дуканы. С правой стороны в основном торговали вещами и промышленным товаром, а на левой, прямо на улице, варили плов, жарили шашлык, продавали овощи и фрукты. Тут же размещались мастерские, где ремесленный люд шил, чеканил, лепил горшки и другую посуду. На вторых этажах домов, как правило, жили сами торговцы, ремесленники, хозяева лавчонок, владельцы дуканов и мастерских.

В этом шумном и многолюдном торжище Быстров был словно в родной стихии. Поскрипывая протезом, ходил от дукана к дукану, отчаянно торгуясь с их владельцами. Ему сказали, что в Джелалабаде японский «Шарп» можно продать за 15 тысяч афгани, а давали только тринадцать. Он не уступал ни афгани, хотя сам приобрел магнитофон в военторге за половину той цены, которую запрашивал.

– Понимаешь, Гриша, – пояснил он, – если сдам маг за две цены, а потом поменяю афгани у советников по курсу один к двенадцати на чеки, тогда смогу купить двухкассетник.

Григорий тащился за ним с десантной сумкой и прятал лицо от знакомых офицеров, которые пришли не продавать, а покупать. Душу жег горький стыд. Свой первый и последний торговый опыт он получил в станице Крымской, когда после третьего класса приехал к родителям матери на летние каникулы. В тот год выдался прекрасный урожай слив. Ветки деревьев ломились от желтого налива, ароматного, сладкого, как сахар.

Изголодавшийся в Москве по фруктам, он ел их до отвала.

Как-то бабушка разбудила пораньше:

– Вставай, Гришуня, поможешь мне донести сливы к поезду. Может, курортники купят.

Его тогда словно током ударило. «Он, пионер, будет торгашом. Да никогда!» Но, поостыв, решил, что только довезет, а там пусть бабушка сама их продает.

Нарвали четыре ведра с горкой. Сливы были одна к одной, желтые, упругие, с пыльцой. Был уверен, что такой товар не залежится. До станции ехали автобусом. На каждой остановке его штурмовали пассажиры с ведрами, наполненными такими же янтарными упругими сливами, и это начало тревожить. А когда вышел на перрон – остолбенел: вдоль здания вокзала на асфальте выстроились шеренги продавцов с ведрами слив.

Когда подошел московский поезд, Григорий решил схитрить – полез с ведрами в вагон. Там было до одури душно. Воняло туалетом, горелым углем и человеческим потом. Никто не спрашивал слив, а он стеснялся предлагать свой товар, молча шел с тяжелыми ведрами. С трудом протиснувшись сквозь узкие боковые двери, перешел в следующий. Здесь тоже не нашлось покупателей.

– Мальчик, выходи! – грозно крикнула проводница. – Поезд отправляется.

Он слез по крутой лесенке, еле сдерживая слезы. Сквозь их радужную пелену увидел, что на перроне осталось еще много таких же неудачников.

Стали дожидаться следующего поезда. Он подошел через два часа, пыльный, пышущий жаром разогретого железа. Гриша в этот раз действовал смелее, тащил по вагонам тяжелые ведра и выкрикивал срывающимся голосом:

– Сливы! Кому сливы!

– Почем, мальчик? – поинтересовалась толстая женщина в спортивном трико и мятой белой кофточке.

– Рубль пятьдесят ведро, – обрадовался он.

– Давай два ведра за полтора рубля.

Берите, – выдохнул он с болью.

Со смешанным чувством горечи и облегчения высыпал сливы в большую картонную коробку. Таких коробок под столом было много.

Только к вечеру продали оставшиеся ведра: одно – за 80, а другое – за 50 копеек. Скаредный мужик все сбивал и сбивал цену. Ему казалось, что и полтинник за ведро – это очень много.

Домой добрались поздно. Гриша уснул как убитый после дневных хлопот, а утром бабушка снова разбудила пораньше. Они нарвали слив и поехали на вокзал, надеясь, что в этот раз им повезет больше. Но вышло все наоборот: два ведра удалось продать по рублю, а два высыпали возле туалета, чтобы не тащить их обратно домой. За два дня тяжких трудов и унизительных просьб они выручили на двоих 4 рубля 80 копеек.

И вот спустя два десятка лет он снова оказался в роли торговца. Только теперь на нем были не коротенькие штанишки, а форма офицера Советской Армии, для которого считал подобное занятие унизительным. От запаха шашлы¬ка текли слюнки, но он забыл взять деньги, а Быстрову было жалко тратить афгани на еду. Он шустро ковылял на протезе по пыльному тротуару, не теряя надежды выгодно продать магнитофон.

Наконец добрались до последнего дукана. Невысокий сухощавый афганец засуетился, расхваливая свой товар. Но узнав о цели визита, вдруг преобразился в надменного, знающего цену и себе, и товару покупателя.

– Двенадцать тысяч – больше не дам! – решительно сказал он.

Никакие уговоры не действовали, и незадачливые продавцы ушли ни с чем. На двухкассетник Быстров не добирал, а докладывать приличную сумму не хотел.

Операция «Шарп» закончилась неудачей. Теперь предстояла операция «Бык». Быстров решил устроить на прощание грандиозные проводы в штабе армии. Бык ему понадобился на закуску.

К готовящемуся к взлету самолету – ретранслятору Ан-26 по аэродрому потянулась примечательная процессия. Впереди шел солдат с подаренным Быстрову трофейным оружием, упрятанным в мешок. За ним Григорий тащил на веревке быка, а поодаль, словно он не имел ничего общего с этой экзотической компанией, хромал Сергей.

Григорий начал затаскивать перепуганное животное на аппарель. Из чрева самолета выскочил разгневанный бортмеханик, грозно замахал руками:

– Стой! Куда со скотиной прётесь! Поворачивай обратно!

Вперед вышел Быстров, громко постукивая палкой о железо аэродромного покрытия, сказал примирительно:

– Не шуми, летун. Что раскричался? Где командир?

Не дожидаясь ответа, он поковылял по ребристому дюралю вглубь самолета, а Григорий остался с быком. Животное нервно трясло лобастой головой, морщинило кожу и постоянно лупило себя хвостом, отгоняя назойливых мух.

Вскоре в темном чреве самолета появился бортмеханик и возмущенно сказал:

– Черт знает, что творится! Превратили самолет в скотовоз. Заводите быка.

Но подниматься по громыхающему скользкому металлу бык отказался наотрез, сел по-собачьи на задние ноги, вжал голову. Григорий изо всех сил тянул веревку, но сдвинуть его с места не мог. Начали собираться зеваки, давать советы:

– Ты ему по яйцам врежь, иначе не встанет.

– Капитан, пристрели его и не мучайся.

– Нет, пока долетим, завоняется.

Григорию было не до шуток. Он уже взмок и посинел от натуги.

На подмогу подбежал солдат, пинал быка сапогами, а тот только упрямо мотал мордой. С горем пополам они все же затащили животное в самолет. Григорий привязал веревку к крюку и вздохнул с облегчением. Но он рано обрадовался. Как только захлопнулся люк и взревели двигатели, по отсеку поплыл едкий запах мочи. С перепугу бык напустил лужу, и зарябивший от вибрации ручеек побежал к пилотской кабине. Бортмеханик был вне себя от ярости:

– Ну, б…, ретранслятор, набитый аппаратурой, в скотовоз превратили. Вонища! – Он сморщил свой отвислый нос, порылся в загашнике и бросил Григорию под ноги старый комбинезон: – Ваш бык, вы и вытирайте.

Солдат поддел его сапогом и начал размазывать мочу по полу.

– Хорошо, что он еще кучу не наложил…

– Подожди, еще успеется.

– Как взлетим, так и аккурат, – загалдели попутчики.

Быстров спрятался где-то впереди и носа не показывал, словно его все это не касалось, пока самолет не приземлился в аэропорту Кабула. Ошалев от грохота, бык съехал по аппарели и не хотел вставать на ноги. Подошла машина с солдатами, и его с трудом затолкали в кузов.

С аэродрома Боков сразу же направился в отдел кадров штаба армии, к подполковнику Крутову. С порога попросил:

– Иван Петрович, проясните, ради Христа, мою судьбу!

– А что тебя волнует?

– Ну как что? Есть приказ командарма номер 0113 от 11 июня о снятии меня с должности и направлении в мотострелковые войска. А куда конкретно – никто мне не говорит. Слышал мнение, что приказ командарма должны аннулировать, так как он превысил свои полномочия. Не может он снимать с должности офицера, назначенного командующим войсками округа. На меня послали представление на командира десантно-штурмового батальона 66-й бригады. Я не знаю, что с ним. Мне уже осточертело жить в подвешенном состоянии.

– Твое представление на комбата не прошло, – ответил кадровик. – Пока оно к нам добиралось, на эту должность назначили командира танкового батальона из Герата.

– А как же со мной? – Григорий немало подивился, что танкиста назначили командовать десантниками. – Надо же в конце концов мою судьбу решать.