Читать книгу Встань и иди - Николай Кикешев - Страница 19

Капитан Дугин торопливо шагал в штаб дивизии, теряясь в догадках: зачем это он понадобился начальнику политотдела. По службе вроде никаких проколов не было. Полковник Гриенко сразу прояснил ситуацию:

– Иван Семенович, мы должны направить трех человек в Афганистан советниками командиров отрядов Главного управления защиты революции по политчасти. Как вы смотрите в отношении командировки за речку.

Дугин удивленно вскинул брови:

– Александр Иванович, я же пропагандист танкового батальона!

– Карта пала на вас, – сказал начпо твердым голосом, не допускающим возражений. – Мы обсудили вашу кандидатуру и уверены, что с этой работой справитесь. Там ведь нужно не только словом увлекать, но и личным примером. Вы и с автомата стреляете отлично, и артиллеристом служили, не только в политических вопросах, а и в технике хорошо разбираетесь, так что ваша кандидатура вполне подходящая. К тому же, только окончили высшую партийную школу. Вот и будете полученные знания закреплять практическими делами в боевой обстановке.

– Ну, могли хотя бы сначала посоветоваться.

– Да, вроде я тебя за десять лет не изучил, – хитровато прищурившись, Гриенко перешёл на «ты», – я же твой девиз знаю: «На службу не напрашиваюсь – от службы не отказываюсь».

Несмотря на всю свою старательность, к тридцати восьми годам Дугин служебной карьеры не сделал, да и богатств не нажил. Главное его богатство – жена Раиса Павловна. Они знакомы еще с детства, учились в одном классе в средней школе станицы Михайловской Урюпинского района Волгоградской области. Она родила ему дочь Леночку. В подмосковной Балашихе им дали двухкомнатную квартиру. Только обжились. И вот нужно все бросать и ехать.

– Надо так надо, – сказал Дугин. – Я согласен!

– Пишите рапорт и отправляйтесь в отпуск.

Жене о командировке решил пока ничего не говорить. Бывало, начальство свое решение отменяло, а зачем ей лишние переживания.

– Меня в отпуск отправили, – сказал он супруге, вернувшись со службы.

– Мы же по плану должны в июне идти, – удивилась Раиса Павловна.

– Меня никто не отпустит.

– Ну, вот так начальство решило, – неопределенно сказал Иван Семенович. – А с начальством спорить не хочу. Я тогда сам на недельку в станицу съежу, с родней повидаюсь.

Станица Михайловская стоит над Хопром. Добротный бревенчатый дом в поселке Подгорном, в котором вырос Иван, располагался в трехстах метрах от низкого берега, и по весне в половодье вода подступала к крыльцу. В школу добирался вплавь на отцовском баркасе, прихватив соседских ребятишек. Возле школы стоял якорь, как напоминание о временах, когда царь Петр Первый строил здесь флот для похода на турок под Азов и подумывал перенести в эти казацкие места столицу Российской империи.

Свою станичку они с женой любили, и каждый год навещали, регулярно участвовали во встречах одноклассников. Классный руководитель Таисия Николаевна Камаревцева преподавала математику. Благодаря её таланту, алгебру, геометрию дети любили и учились отлично. Преподаватель географии Козловцев Василий Иванович в войну был чекистом, служил в СМЕРШе, как тогда сокращенно называли подразделения КГБ «Смерть шпионам». Он был очень жесткий, требовательный, но справедливый человек. Иван брал с него пример и вскоре стал заместителем секретаря комсомольской организации школы, выпускал «Комсомольский прожектор», в котором часто критиковал нерадивых, и его даже немного побаивались. Как активист, в 1964 году ездил на Черное море в пионерлагерь «Орлёнок» на слет комсомольских вожаков. В их классе все получили высшее образование, а Валентина Земцова стала директором Михайловской школы. В 1965 году Дугин получил аттестат о среднем образовании и удостоверение тракториста-машиниста. Тогда любовь к технике на селе мальчишкам прививали сызмальства. Иван все умел: и мотор починить, и радиоприемник на транзисторах собрать. После школы сразу пошел работать в колхоз, сел за рычаги ДТ-54 с гидравликой. Вспахал поле под колхозный сад, но сажать деревья не пришлось: в декабре принесли повестку в военкомат. Его призвали служить во внутренние войска. Когда в подмосковной Электростали заканчивал школу сержантов, ему посоветовали поступать в Саратовское среднее училище МВД. Успешно окончил его, получил звание «лейтенант», дипломом радиоэлектромеханика. При распределении, заместитель председателя комиссии по выпуску полковник Ларгин с любопытством посмотрел на новоиспеченного офицера и сказал:

– Иван Семенович, на вас пришли три запроса: из части, где вы начинали службу, из школы сержантов, и из полка, где вы проходили стажировку. Куда бы вы хотели поехать?

– Куда Родина пошлет, там и буду служить, – ответил Дугин.

Это была не бравада молодого лейтенанта, а его жизненная позиция. Он считал, что место службы не выбирают.

Полковник Ларгин по достоинству оценил этот ответ:

– Хорошо. Будете служить в Москве в прославленной дивизии особого назначения внутренних войск имени Феликса Эдмундовича Дзержинского.

Перед отправкой ему, как кандидату в члены КПСС, предложили пройти курсы замполита роты. Полтора месяца он добросовестно учился организовывать партийно-политическую работу в роте, батальоне, основы марксизма-ленинизма, но когда прибыл в дивизию, командир мотострелкового полка полковник Козырев, фронтовик, на первой встрече с молодыми лейтенантами спросил:

– Кому-то из вас в артиллерии служить приходилось?

В ответ – молчок.

Присутствовавший на встрече начальник артиллерии полка подполковник Лавренко, тоже фронтовик, поинтересовался:

– Кто может разделить 3 на 4?

– Ноль, семьдесят пять, – не задумываясь, выпалил Дугин.

– . Вот тебе минометчик! – довольно проговорил Козырев. – Пойдете, товарищ лейтенант, командиром первого взвода в минометную батарею. – У меня же предписание на должность замполита роты? – недоумевал Дугин.

– Вас учили стрелять третью и четвертую задачи. У вас артиллерийский ум, а остальное приложиться.

Скрепя сердце, Дугин согласился с новым назначением, и очень скоро уже числился в передовиках. В 1970 году весеннюю проверку начали в феврале, чтобы к 22 апреля – 100-летию со дня рождения Владимира Ильича Ленина, успеть подвести итоги социалистического соревнования, которое широко развернулось и во внутренних войсках.

Полк ранним утром подняли по тревоге и вывели на полигон. Минометная батарея заняла закрытую огневую позицию. Когда рассвело, артиллеристы поняли, что стрелять будет трудно: мела поземка, затягивая белой пеленой все вокруг.

Подполковник Лавренко вызвал Дугина на наблюдательный пункт и по-свойски сказал:

– Ну, что, пухнарь1, – есть возможность отличиться: будешь первым стрелять.

Выбор Лавренко был не случаен. Он знал, что в условиях метели важно не растеряться. А у Дугина нервы крепкие.

На НП было тесновато: кроме отделения разведки и связистов здесь были три полковника и подполковник из проверочной комиссии.

– Лейтенант Дугин к стрельбе готов! – бойко доложил «пухнарь», хотя на сердце было тревожно и от волнения засосало под ложечкой.

Когда метелица немного улеглась, проверяющий спросил:

– Куст видите!

Большой куст одиноко чернел среди белого безмолвия и Дугин твердо доложил:

– Вижу!

– Там пулемет. Уничтожить!

– Цель вижу!

В руках проверяющего беспристрастно щелкнул секундомер:

– Время пошло!

«До куста – метров восемьсот, – прикинул Дугин, и быстро подготовил данные для стрельбы, передал на батарею. Глазомер у него был хороший, натренированный. И без приборов он научился определять расстояние с небольшой погрешностью. Но здесь расстояние скрадывала белая мгла. Еле приметное облако разрыва вспухло впереди куста на приличном расстоянии. Дугин обрадовался, увидев его, взял вилку четыреста метров, и мина на этот раз разорвалась в ста метрах от цели. Третий выстрел был точно в цель.

Взвод, осколочно-фугасной, взрыватель осколочный, десять секунд выстрел, огонь!

– Стой! Записать, – остановил стрельбу проверяющий, и подытожил: – на выполнение задачи лейтенант Дугин потратил восемь минут и три снаряда. Экономия времени – тридцать процентов. Оценка «отлично».

Дугин засиял от радости и не мог понять: почему подполковник Лавренко показал ему исподтишка кулак и тихо спросил:

– Тебя кто учил вилку четыреста метров брать?

– Но я же вижу, – разрыв далеко. Если по двести метров скакать при шлось бы еще один снаряд давать, а так экономия.

– Экономия, – передразнил его Лавренко. – Моли бога, что проверяющие тебе простили.

Отличное начало стрельб придало уверенности и остальным офицерам. Командир батареи за девять минут выполнил задачу по переносу огня от пристрелянного куста и тоже получил отличную оценку. Дугина наградили тогда медалью в честь 100-летия В. И. Ленина, а минометную батарею внесли в Книгу почета внутренних войск.

Со временем Дугин все же стал замполитом батареи. Но снова в его службе произошел решительный поворот. Начальник политотдела полковник Гриенко вызвал его к себе и сказал:

– Иван Семенович, в танковом батальоне смена руководства. Там нужен пропагандист. Как смотрите, если мы назначим вас на эту должность.

– Положительно!

Вы тракторист, так что технику легко освоите. А в остальных вопросах – вы на хорошем счету у начальства.

12 лет служил Дугин танкистом, стрелял, водил, выполнял все задачи, что положено политработнику в танковых подразделениях, и вот новый поворот судьбы: командировка в Афганистан. На сердце было тревожно: вроде там и не воюют, а цинковые гробы постоянно привозят. И дурная молва уже вовсю ходила по Союзу, что афганцы партизанят, исподтишка, из засад убивают наших офицеров и солдат.

В станицу Михайловскую Дугин добрался только к вечеру. Отец удивился:

– Что это ты без телеграммы заявился?

– Ну, так получилось. Внепланово.

Он не стал объяснять родителям причину своего внезапного появления. Но мать сердцем почувствовала: что-то неладное нарушило размеренную службу сына, настороженно спросила:

– Наверное, в Афганистан посылают?

– Да нет, – соврал Иван, – что там милиции делать.

Вечером собралась родня, посидели как полагается, а на второй день он, приодевшись, пошел проведать своих учителей. Не удержался, завернул посмотреть на сад, который уже вырос, и по весне набухли почки, готовясь дать новый урожай. На въезде увидел фанерный щит, на котором местный художник аккуратно написал красной краской: «Сад заложили в 1965 году председатель колхоза имени В. И. Ленина Свинцов Сергей Яковлевич и тракторист Дугин Иван Семенович». Стало тепло, приятно на душе. Значит, помнят земляки его добрые дела.

В школе он выступил перед десятиклассниками, посоветовал поступать в военные училища, которые дают хорошую путевку в жизнь.

Когда вернулся домой, рассказал матери о табличке в саду. Она не преминула воспользоваться случаем:

– Сынок, ты бы сходил к председателю и попросил машину за углем в Урюпинск на базу съездить. Всю зиму чем попало топили.

На следующий день Дугин в военной форме пошел к председателю. Тот обрадовался встрече, сказал:

– Сад-то наш растет, урожаи хорошие дает. – Окинув Дугина цепким взглядом и заметив кант крапового цвета, спросил:

– Иван Семенович, так ты чекист?

– Нет, я в МВД во внутренних войсках служу, в дивизии Дзержинского.

– Знаю, знаю такую. Прославленная дивизия.

– Я к вам за помощью, – сразу решил перейти к делу Дугин. – Мать просит машину, уголь из района привезти.

– Машина есть, но она стоит на приколе без номеров.

– Давайте, я попробую проскочить.

– Хорошо, я тебе её дам. Но если гаишники поймают – поставят на штрафную стоянку вместе с углем.

– Да я постараюсь им не попадаться. Поедем задворками. Я те места хорошо знаю.

Выехали на ЗИЛу ранним утром и поспели на угольный склад к его открытию.

Начальник базы был в недоумении:

– Машина без номера, путевого листа нет. Если меня спросят: «Кому ты отпустил уголь?», что я скажу.

– Капитану внутренних войск Дугину Ивану Семеновичу. Вот деньги.

– Ладно, капитан, заезжай. Денег не надо. Это тебе будет в порядке шефской помощи.

– Погрузчик бросил в кузов три ковша по тонне, и они выехали с базы, без приключений к обеду добрались до станицы. Дугин зашел к председателю поблагодарить, а тот усадил его за стол, достал из холодильника бутылку водки, трехлитровую банку сливок, сказал:

– Ну и молодец! Давай посидим немного, пообедаем. Сливки только из-под сепаратора. Расскажешь, как сейчас служится. Ты мою молодость напоминаешь. Таким же проворным был. В войну я служил в системе СМЕРШ, возил большого начальника.

Хотя они из разных поколений, но действительно были очень похожи: оба повыше среднего роста, широкой кости, русоволосы, улыбчивы и во всех движениях проявлялась казачья стать.

За воспоминаниями быстро осушили одну бутылку, запивая сливками. Сергей Яковлевич достал вторую, до половины выпили, а остатки он накрыл «бескозыркой» и сказал:

– Это водителю отдашь на опохмелку.

Домой Дугин заявился навеселе, протянул матери деньги:

– Вот, возвращаю. Уголь мне бесплатно дали.

– А пил за что? – удивилась мать.

– Сергей Яковлевич угощал.

Неделя пролетела быстро в хлопотах по хозяйству: когда свой дом – работа всегда найдется: то подгнило, то покосилось. По возвращению в Москву, 15 апреля 1983 года Дугина вызвали в министерство внутренних дел на инструктаж, рассказывали, как должен вести себя советский военный специалист в Афганистане. Поняв, что командировку отменять не будут, сказал жене:

– Меня посылают на два года советником в Афганистан.

Раиса Павловна удивленно спросила:

– А нам это зачем?

– Меня особо никто и не спрашивал. Вот, дали список из 36 наименований, что нужно взять с собой в командировку.

Раиса Павловна начала вслух читать:

– Костюм выходной, костюм повседневный, костюм спортивный, пять сорочек, галстуки, два комплекта нижнего белья, десять комплектов постельного белья, лекарства, продукты на неделю, кастрюля-скороварка, утюг, молоток, плоскогубцы и другие предметы. Тут же нужно уйму денег. Тысячи две надо. Где их возьмем?

– Займем! – решительно сказал Иван Семенович.

27 апреля, в годовщину афганской революции, Дугин вылетал обычным гражданским рейсом на Кабул. Подвести его до Шереметьево приехал брат Евгений на уазике.

– Да тут тебе грузовик нужен! – удивленно воскликнул он, увидев приготовленную к погрузке кучу картонных коробок. – Как ты все это допрешь.

Коробки кое-как распихали, и довольно быстро добрались до международного аэропорта. Здесь у готовившегося к взлету Ту-154 командированных поджидал полковник из управления кадров МВД.

– Кто капитан Дугин? – спросил он.

– Я!

– Назначаю вас старшим! В Кабуле вас встретят. Передадите им вот этот пакет. В случае захвата самолета – пакет уничтожить. Нажмете вот эту кнопку, – показал он на пуговку в центре пакета. Вопросы есть?

– Никак нет!

– Тогда у меня вопрос: как на такую должность назначили капитана?.. Вам в ближайшее время присвоят майора. Счастливого полета и удачной командировки на войну!

Эти слова вызвали в душе Дугина бурю эмоций. Три часа лёта до Ташкента он держал в руках секретный пакет и думал-гадал: что ждет его на афганской земле.

В 13 00 благополучно приземлились в Кабуле. Пакет забрал офицер, а новичков на трех волгах повезли в советское посольство. Только разместились в отеле, – начался обстрел города реактивными снарядами. Дежурная группа заняла оборону. Представитель посольства дал Дугину автомат и сказал:

– Если полезут в окно – бей на поражение!

Стрелял Дугин отлично. В январе в соревнованиях на первенство «Динамо» из пистолета он вошёл в призовую десятку.

Обстрел эрэсами2, дэшэка закончился так же внезапно, как и начался.

Первомай отгуляли в Кабуле. Было прохладно, и все щеголяли в новеньких костюмах, сытно ели, облегчая коробки с припасами. 5 мая всех командированных вызвали в советское представительство при МВД ДРА. Начальник штаба в советнической форме начал распределять новичков.

Капитан Дугин, вы идете советником командира 13 оперативного батальона Главного управления защиты революции по политической части в город Адасабад, провинция Кунар.

– Всем сдать паспорта, – сказал он в заключение, – получить личное оружие – пистолет Макарова – и старайтесь с ним не расставаться никогда.

6 мая утречком новичков повезли в аэропорт и они начали ждать оказии. Повезло: в десять часов пара вертолетов летела в Джелалабад, и они быстро покидали свои коробки в ми-восьмой – безотказную рабочую лошадку афганской войны. Приземлились на аэродроме вертолетного полка. Если в Кабуле было прохладно, то в Джелалабаде из открывающейся двери пахнуло духотой, как из бани. Рубашка сразу прилипла к телу, по спине струйками побежал пот. Хотелось сорвать с себя всю одежду, но Дугин, сцепив зубы, тащил свои коробки. Встречавший его афганец, заметив состояние мушавера, сказал:

– У нас субтропики, большая влажность. Давай, помогу.

Метров через сто он остановился, поставил коробки, вытер со лба пот и требовательно произнес:

– Мушавер, давай афгани!

– Сколько?

– Сто пятьдесят.

Дугин, чертыхаясь про себя, отсчитал деньги. Афганец с превеликим удовольствием сунул их в карман и бодро зашагал к машине царандоя. На ней переехали на вертолетную площадку в Шамархейль. Здесь то и дело взлетали и садились вертолетные пары. В провинции Кунар шла армейская операция, и Дугин сразу почувствовал пульс войны. Из района боевых действий привозили убитых и раненых, а туда везли подкрепление, боеприпасы, продукты. Через час вылетели в Асадабад. Вертолеты шли низко над дорогой. Вдоль неё по горам были выставлены посты охранения, обеспечивающие не только проезд, но и пролет техники. Летчики бросали машину из стороны в сторону, выполняя противозенитный маневр, и от болтанки с непривычки начало мутить.

Борттехник предупредил:

– Подлетаем к Асадабаду! Вокруг центральной площади расположены административные здания, дуканы. На окраинах – дувалы жителей, ростут цитрусовые сады. А на северной окраине по дороге к Асмару паромная переправа через Кунар связывает город с кишлаком Маравара. А из него в Пакистан идет дорога через перевал Гхакгай.

Дугин смотрел в иллюминатор и увидел большую излучину реки, в которой располагался городок. За тысячелетия тихие воды Печдары поддавливали стремительные потоки Кунара на гору Басмач. На правом берегу образовалась большая отмель. От городка её отрезал отводной канал от Печдары.

– На острове расположен батальон 66-й мотострелковой бригады, – пояснил борттехник. – По левую сторону Кунара никто не селился. Там пограничная зона, контролируемая «духами».

Сели на небольшом аэродроме на берегу Кунара. Несущий винт нехотя закручивал последние обороты, а борттехник уже сдвинул дверь, выставил лесенку и улыбнулся на прощание:

– Добро пожаловать в Асадабад!

Здесь было несколько прохладнее, чем в Джелалабаде. Стремительные воды Кунара несли с гор запах талого снега, смешанного с запахом цветущей сочной травы, наполняя ущелье сказочным ароматом. «Неужели в этом райском месте стреляют, люди убивают друг друга», – подумал Дугин.

Возле полосы толпились встречающие и провожающие. Его встречал на уазике радист-шифровальщик старший лейтенант Валерий Тряжкин.

– Все на операции, – пояснил он. – К вечеру должны вернуться. Мне поручено привезти вас, помочь обустроится.

Они быстро погрузили имущество Дугина в машину и поехали в советнический городок. Когда переезжали Печдару по добротному каменному мосту, Валерий пояснил:

– Его немцы до революции построили, для себя жилье добротное возвели – шесть коттеджей. Теперь это советнический городок. Один домик выделили для советников ГУЗРа; в остальных живут советники комитета ХАД, советники девятой пехотной дивизии, партийные советники, штаб мотострелкового батальона.

– Городок маленький, а частей много, – удивился Дугин.

– Асадабад – город особый. За рекой – граница. Через неё местные ходят свободно. Кругом родня. Народ то один – пуштуны… Этим все спецслужбы и пользуются, вербуют из местных жителей разведчиков, соглядателей, информаторов. Семьи кормить, детей растить, учить-то надо. Война войной, а жизнь идет своим чередом. Афганцы всю жизнь воюют: то с англичанами, то сами с собой дерутся за власть, за пастбища, за воду и просто за место под солнцем. Здесь и похлеще бывает: днем царандоевец, а ночью – душман. Отец в опербате служит, дядя – в царандое, а брат в горах в банде…

Они вошли в просторное здание. Валерий открыл дверь одной из комнат:

– Вот здесь вы будете жить.

В комнате размером три на шесть метров стояли три солдатские кровати. На спинке одной из них висела выстиранная полевая форма.

– Это для вас приготовили на первый случай, – пояснил Валерий. – Потом новенькую выдадут.

Они занесли ящики, сложили штабелем под стенку.

В три часа подъехал несколько человек на запыленном уазике. Дугин вышел познакомиться.

– Майор Николай Федорович Малеваный, советник командира батальона по боевой подготовке, – представился старший из них. Я приехал из Приволжского военного округа, был заместителем начальника штаба.

Худощавый, чуть выше среднего роста в запыленной советнической форме, которая была ему к лицу, он сразу понравился Дугину.

Малеваный окинул взглядом статную фигуру Дугина и предложил: – Давай будем на «ты», не против? Мы почти ровесники.

– Нет, конечно, – согласился Дугин. Ему даже польстило, что Николай сделал такое предложение, свидетельствующее о дружеском расположении.

– А это наш переводчик старший лейтенант Сафар Ачилов, узбек.

Язык знаешь?

– Нет, – растерянно ответил Иван.

– Ну, ничего страшного. Здесь будешь учить по ходу дела. Сафар поможет. А я год учил дари на спецкурсах при Ташкентской высшей школе МВД. Каждый день: четыре часа – грамматика, и два часа – разговорный. Потому хорошо пишу, но плохо говорю. Лучше бы они все наоборот сделали. – Николай пощупал материал пиджака и с улыбкой сказал: – Хороший костюмчик… Я сюда в «тройке» приехал. Нам в Москве наобещали, что будем ходить в костюмах, белых рубашках. А я как в 1982 году надел робу, так с ней и не расстаюсь. Боевые выходы – чуть ли не каждый день. Да ладно, о службе потом поговорим. Ты с дороги, пойдем, пообедаем.

Они вышли в холл, который служил и столовой, и залом для заседаний. Во всю его длину стоял стол. К Николаю тут же подлетела невесть откуда появившаяся обезьянка.

– Это заведующая столовой Маша, – пояснил он и предупредил: – Дама привередливая. Если первое ей во время обеда не нальешь – может в тебя миской запустить. Кушает ложкой, как все, и притом довольно улыбается.

– Здесь недавно вообще цирк был – сказал, улыбаясь, Сафар. – Наш переводчик Эльбон постирал простынь и повесил сушиться на бельевую веревку. Потом пришел посмотреть – высохла ли, а простынки нет. Её Маша в арыке решила перестирать. Пока тащила по земле – всю извазюкала. Эльбон взвился, с криком «Убью гадину!» схватил автомат и к Маше. Та от него на дерево, потом на крышу. Так они долго по городку гонялись. Эльбон с горя выпил и они помирились. Смотрю, сидит Эльбон, а Маша гладит его лапкой по лицу и улыбается. Хитрющая зверюга.

За обедом Николай вводил нового сослуживца в обстановку:

– В Асадабаде днем власть принадлежит губернатору, а ночью – «духам». Идешь по городу, а они сидят по дуканам, четки перебирают, вроде молятся, а взглядом тебя насквозь пробивают. Почти у каждого автомат у ног: то ли из отряда самообороны, то ли «дух». Никогда не знаешь, что произойдет через секунду. Мой предшественник полковник Виктор Фесюн и переводчик Александр Галоев были зверски убиты. Целую спецоперацию проводили, чтобы забрать их изуродованные тела. На меня тоже готовили покушение. В службе безопасности предупредили, что в нашей части служит сержант, которому поручено меня убить. Вызвал его, сели чай пить. Спрашиваю: правда ли это?

– Да, я член Исламской партии Афганистана Гульбеддина Хекматияра. Мне выдали пистолет, чтобы, когда поступит команда, я тебя убил.

– И что, ты действительно будешь в меня стрелять?

– Да! – ответил сержант.

Вот так поговорили. Все открытым текстом. Он еще три месяца в батальоне служил, пока я не потребовал перевести сержанта в другую часть. Вот такие вот, брат, дела. Я мечеть строю, а исламисты хотят меня изничтожить. Вообще-то к советникам местные относятся уважительно. Духи тоже нас терпят. Может потому и терпят, что мы действительно помогаем строить, кормить население. Нас считают грамотными специалистами. В большинстве своем афганцы – народ неплохой, но многие доведены до крайней нищеты и готовы ради денег на все. Детей жалко: грязные, голодные, каждый день приходят с мисками за остатками солдатского обеда. Особенно наш солдатский белый хлеб с полевого хлебозавода им нравится: пахучий, вкусный, не то, что их пресные лепёшки.

А что собой представляет опербат? – поинтересовался Дугин.

– Командира батальона пока нет. Командует начальник штаба старший лейтенант Фазиль Альраби – пуштун, из богатой семьи. Замполит старший лейтенант Нажмудин, тоже пуштун. Жены и дети живут в Пакистане.

– Как это так? – удивился Иван.

_______________________________________________

¹ Боевая разведывательно-дозорная машина.

– Вот так, – загадочно улыбнулся Николай. – Нажмудин учился в Ташкенте, человек надежный. К нему люди тянутся. Вероятно, он имеет задачу вести пропаганду среди беженцев, чтобы возвращались на родную землю. Правда, нам от этого не легче: как уедет в отпуск по семейным обстоятельствам так долго ждать приходится. Почти все офицеры прошли обучение в Ташкенте, знают русский язык. По количеству личного состава – почти наш полк. Техника старенькая: бронетранспортеры, БРДМ¹, три 82-миллиметровых миномета на Газ-66, ЗИЛы бортовые. Обеспечиваем проводку колонн, доставляем грузы для города, продукты возим. До Джелалабада выставляем 13 постов. Наш самый большой начальник – министр Гулябзой – один из активных участников апрельской революции. Он при Амине попал в опалу, а когда Амина убили – снова вернулся в руководство страны.

По советско-афганскому договору все обеспечение царандоя шло из Советского Союза, начиная с оружия и боеприпасов, техники, снаряжения и обмундирования и заканчивая питанием, всем необходимым для улучшения быта личного состава. Обеспечивали всем необходимым не только царандой. Советские люди и сами жили небогато, но делились с афганцами чем могли. Все провинции распределили между краями, областями, республиками, крупными предприятиями и они шефствовали не только над располагавшимися в них гарнизонами советских и афганских войск, но и над предприятиями, учебными заведениями, больницами. С самого начала апрельской революции десятки самолетов, автомобильные колонны безостановочно везли в Афганистан муку, леденцы, одеяла, одежду, обувь, машины, тракторы, строительные материалы, фабрики, заводы, электростанции. В начале восьмидесятых годов была надежда: еще чуть-чуть поднажать и афганский народ вырвется из нищеты и родоплеменных отношений феодализма на широкую дорогу строительства социализма с его благородными лозунгами: мир, дружба, равенство, братство. Некоторые афганцы за всю жизнь не могли купить пару приличной обуви. В резиновых галошах бегали по горам и стреляли в тех, кто протягивал им мозолистую руку помощи.

После обеда Николай предложил:

– Давай, быстро переодевайся, и поедем к Навабадскому мосту. Там все руководство собралось: командование царандоя, губернатор. Познакомишься с ними, так сказать, в боевой обстановке.

Когда выехали за город, Малеваный с некрываемой гордостью показал рукой в сторону Кунара:

– Смотри, Иван, слева на берегу наше стрельбище: все чин чином, как в Союзе – мишени подъемные. В батальоне день стрельб как праздник. Роты готовятся заранее, соревнование организовываем, боевые листки выпускаем об отличившихся. За отличную стрельбу из автомата приз – банка сгущенки, из пулемета на бронетранспортере – две, а из миномета – три. Только минометчиков хороших пока нет.

– Ничего, это дело поправимое, – сказал Дугин. – Я начинал свою офицерскую службу минометчиком.

Не доезжая до моста, в ущелье их разговор прервал свист пуль, звяканье металла. Уазик обстреляли душманы. Малеваный осмотрел автомобиль, нашел слева у подножки три дырки.

– Нам, ребята, крупно повезло, – сказал он и показал автомат: – пуля попала в магазин,.. пять патронов всмятку.

– Гиблое здесь место, – подтвердил Сафар. – Месяца два назад из кишлака Наранг попросили: приезжайте, человеку плохо, нужна помощь. Послали врача и пропагандиста с охраной. Когда машина вошла в ущелье – «духи» шарахнули из гранатомета, и пять человек не стало.

Дугина поразило, что почти рядом с руководством армейской операцией шастают душманы. Заметив торчащие из под масксетей танковые стволы, спросил:

– А это что у вас?

– Тридцатьчетверки закопаны, – пояснил Малеваный. – Приданы для охраны моста, – и толи в шутку, толи всерьез добавил:– один танк ездит, но не стреляет, второй стреляет, но не ездит, а третий и ездит, и стреляет, но стрелять никто не умеет.

У Дугина загорелись глаза:

– Давай, я посмотрю.

– Иван, не лезь! Это не твоя забота – танки чинить.

– Почему не моя? Я же танкист. Да и самому интересно в прославленном танке покопаться.

Он сел на место наводчика, проверил все механизмы – работают, сектор обстрела хорошо виден, спросил Сафара:

– Душманы где окопались?

– Вот там, высота 1450.

Заметив в стане душманов шевеление, навел туда пушку и скомандовал:

– Осколочным, заряжай!

Сафар перевел, и сарбоз беспрекословно дослал снаряд в казенник.

Лязгнул затвор.

Прогремел выстрел.

– Недолет 50! – определил Дугин, уточнил наводку и еще выстрелил.

Малеваный увидел, как разрывы кучно легли, радостно крикнул:

– Давай, давай, Ваня, бей «духов»!

Николай хорошо знал тактику, а с техникой сталкивался меньше, потому с уважением пожал руку Дугину:

– Ну, молодец! Теперь пойдем знакомиться с начальством.

Старшим советником по линии МВД в провинции Кунар был подполковник Поддубный Юрий Федорович с Украинского управления внутренних дел. Выслушав доклад Дугина, он крепко пожал руку:

– С прибытием! Вижу: настрой у вас боевой. Желаю хорошей службы. Если что нужно: обращайтесь без стеснения. Пойдемте знакомиться с губернатором.

Губернатор Гульвасиль был небольшого роста, щупловатый на вид в больших очках с пластмассовой оправой, над которой высилась пышная шевелюра, прибавляя ему роста. В костюме, белой рубашке и зеленоватом клетчатом галстуке он был больше похож на молодого профессора, нежели на властителя провинции.

– В опербат прибыл мушавер сиаси3 Иван Дугин, – сказал Поддубный.

Гульвасиль добродушно улыбнулся в пышные усы, обнажив два ряда крепких белых зубов, переспросил по-русски:

– Точно советник по политчасти? А нам больше специалисты по технической части нужны. Красиво говорить все умеем, а вот так стрелять из танка как вы – не каждый сможет.

– Я же танкист! – улыбнулся в ответ Дугин. – Политработник должен все уметь.

– Кстати, познакомьтесь, – сказал губернатор, указывая на солидного пуштуна, – первый секретарь провинциального комитета НДПА Абдул Расул. Вам надо тесно сотрудничать.

Рядом стоял командующий царандоем провинции полковник Маздурхан Мазарад Хабиб, худощавый брюнет, загорелый до черноты. Он тоже сносно говорил по-русски.

– Пока командира отряда нет, – сказал он. – Обещают скоро прислать. Прошу помочь офицерам в воспитании солдат. Они у нас надежные – знаний мало.

– Чем смогу, тем и помогу, – ответил Дугин.

Когда колонна возвращалась с операции в Асадабад, он еще раз удивил своих новых сослуживцев. Движение колонны сдерживал танк. Он еле полз.

– Коля, обгони и останови машину, – сказал Дугин. – Посмотрим, что с тридцатьчетверкой.

Малеваный поднял руку, привлекая внимание механика-водителя, и затем резко махнул вниз. Танк остановился, открылись люки. Появились головы в черных шлемофонах.

– Что случилось? – спросил он командира по-афгански.

– Мутар харап4, – ответил недовольно танкист.

– Пусть откроют силовую установку, – сказал Иван.

Посмотрев на двигатель, он сразу понял причину неисправности: изпод накидной гайки, крепящей форсунку, сочилась солярка.

– Ключ на двадцать четыре есть?

Подали ключ, и он подтянул разболтавшуюся форсунку, проверил крепление остальных и скомандовал:

– Заводи!

Двигатель заурчал, пыхнул сизым облаком и заработал устойчиво.

– Все, поехали! – приветливо махнул танкистам Дугин, и с переводчиком пошли к своему уазику.

Вечером вернулся в расположение и опербат, располагавшийся в северо-восточнее центральной площади города. Николай повез Дугина в штаб, познакомил с офицерами. За чаем разговор перетек и на не касающиеся службы вопросы. Начальник штаба Фазиль Альраби сказал:

– Я уже давно древней историей увлекаюсь, изучаю истоки нашего народа, и знаю: мы со славянами – родня. Русский и пушту языки – братья! Счет одинаковый: еу, два, дри. Мы плохо читаем топонимику – открытую книгу земли – в которой запечатлено далекое прошлое в Названия гор и рек, городов и кишлаков просто кричит о нашем родстве. У нас река Кунар, на ней стоит кишлак Наранг, а в Подмосковье течет река

Нара. Напротив Наранга, по левому берегу – кишлак Дунай. А в славянском пантеоне Дунай – бог воды. Скажу больше: на той стороне реки стоит кишлак Маравара – в переводе – дом, святилище богини Мары – матери бога солнца Ра. Имя Марья, Мария – самое распространенное у русских.

– Мария стала матерью Иисуса Христа, – сказал Дугин. – Это имя широко распространено.

– Да, конечно, – согласился Фазиль. – Многие народы произошли от индов-ариев. Там, за Мараварами есть кишлаки Рай, Хазарна, гора Малина и много других названий, знакомых русскому слуху.

Священные книги ариев – «Ригведа», «Авеста» и особенно её первая книга «Вендидат», свидетельствуют, что наши предки когда-то жили на севере. А когда 10 месяцев лета внезапно сменились десятью месяцами зимы и наступили нестерпимые холода – ушли на юг и поселились в наших горах. Асадабад – переводится как город асов. Севернее стоит город Асмар. А прежде Обь называлась Ас. Между Гиндукушем и Хиндураджем на севере Пакистана в самом сердце Азии есть область Балтистан. В третьем тысячелетии наши общие предки венды, асы и ваны ушли из Балтистана в Европу и назвали море Балтийским. Те, что обосновались на берегах Балтики стали называться венедами, а кто пошел по Балканам и долинам Дуная – венетами. В низовьях Дуная тоже есть район Балта.

– Город Балта есть в Одесской области, – подсказал Дугин и тут же поинтересовался: – А откуда пошло название – пуштун? Я читал, что степные районы в долине Дуная называют пуштой. Есть Дунайская пушта, Венгерская пушта. Сдается мне что пуштун – по-нашему – степняк. Посуди сам: Пушта – степь, у белорусов есть Беловежская пуща – лес, но смысл-то один: пустынь, безлюдье.

– Пуштунская земля лежит по обе стороны афгано-пакистанской границы, – включился в разговор Нажмутдин. – Но и здесь, и там покоя нет. В начале года в северо-западных провинциях Пакистана начались столкновения пуштунских племен с пакистанской армией. Там не смолкает канонада и льется кровь. – Нажмутдин горестно вздохнул, выдавая тем свое беспокойство: увез семью в Пакистан, надеясь, что спрятал от войны, а она и там нашла его близких. Помолчав, он продолжил:

– Пуштунские племена шинвари, африди, моманды, джадзи, вазири и другие живут по обе стороны границы и исстари пользуются широкой автономией.

– А сколько сейчас пуштунов? – поинтересовался Дугин.

– 20 миллионов. В каждом племени есть свои кланы. Они делятся на роды, а роды – на большие семьи. Занимаются пуштуны, в основном, скотоводством, перегоняют свои отары и стада с одного кочевья на другое, не особо обращая внимание на границы. В этом году в Афганистане принята программа обеспечения водой отгонных пастбищ. В течение десяти лет с помощью советских специалистов будет пробурено 160 скважин и колодцев. Больше всего в Исламабаде разгневаны тем, что вожди пуштунских племен велели соплеменникам не пропускать через свои кочевья вооруженные банды, засылаемые в Афганистан. Осенью прошлого года представители пакистанских пуштунов приехали в Кабул на джиргу приграничных племен.

– Джирга по-русски – совет, – пояснил Фазиль, и не без гордости добавил: – Так что у пуштунов тоже советская власть. На этой джирге они приняли решение не оказывать никакой помощи бандитам, воюющим против афганского народа. На местных джиргах племена потребовали от Исламабада ликвидации созданных на их землях лагерей. Только на северо-западе Пакистана создано 120 лагерей по подготовке террористов и диверсантов. В ответ Исламабад бросил против племен карательный корпус в 20 тысяч штыков с приданными ему танками, артиллерию и авиацию. В расправах участвуют и афганские контрреволюционеры.

– Недавно я был в этом районе, – сказал Нажмутдин. – Пакистанские танки сровняли с землей целые кварталы в Ланди-Котале. Разрушены кишлаки Шейпур, Сафир, Сур Камар, Малек Голь Рахман, Камдак, Шинпокх, более двух десятков других пуштунских селений. Есть достаточно убедительные свидетельства, – Нажмутдин утвердительно покачал головой, – что усмирение пуштунов началось по прямому сигналу из Вашингтона. США важно, чтобы гражданская война в Афганистане разрасталась, и как они выражаются, «надрать задницу Советам в отместку за Вьетнам». Им нужны все новые и новые отряды наемников, чтобы они убивали наших активистов, нападали на советских солдат. И чем больше, тем лучше. Денег на это не жалеют. А страдают ни в чем не повинные люди.

Этот разговор продолжался до позднего вечера, и Дугин понял, что он ничегошеньки не знал о стране и её людях, которых приехал учить умуразуму. Хотя его опыт и знания пригодились. В минометной батарее его ждал сюрприз. Когда он зашел в канцелярию из-за стола поднялся молодой офицер, представился:

– Командир батареи лейтенант Нур Мохамад Бора.

– Где учил русский? – спросил Дугин.

– На курсах МВД в Ташкенте. Благодаря подполковнику Василию Симоненко я и матчасть хорошо изучил.

– А Василий – высокий, худой, русоволосый?

– Да-а, – удивленно протянул лейтенант. – А откуда вы его знаете?

Дугин не стал рассказывать, что старший лейтенант Василий Симоненко в 1970 году служил в их полку командиром батареи и занял на весенней проверке в честь 100-летия со дня рождения Ленина второе место.

Улыбнувшись, сказал:

– Все артиллеристы – братья на земле. Потому я знаю Василия.

– Тогда я тоже брат Василию.

– Значит и мы с тобой братья. Теперь о деле. Когда последний раз были учебные стрельбы?

– Очень давно. Я и не помню, – смутился Бора.

Таблицы, курс стрельб есть?

– Нет.

– А мины есть?

– Много.

– Значит, будем готовиться к стрельбам. Пойдем, посмотрим минометы.

Дугин лично осмотрел стволы, хлебным мякишем проверил выход бойков. Все три миномета были исправны. Стрельбы прошли отлично. А для себя Дугин сделал вывод: в горах пристрелку нужно вести с фугасным взрывателем: мина глубже входит в каменистый грунт и разрыв легче заметить.