Читать книгу По вашему слову память: да будут их грады построены - Роман Дальний - Страница 11

Держаться воды, держаться воды, держаться воды – бессловесно пульсировала мысль в голове, а я цеплялся за неё, как утопающий за соломинку. Соломинку, которая отчаянно норовила выскользнуть из рук в том лихорадочном потоке, которым меня закружило, понесло. И воды мне требовалось много. Я потел уже просто не переставая, как жиробас в июльский полдень. И даже ночью не находил покоя: сон не шёл, я отчаянно ворочался с боку на бок, а вокруг меня толпами вились странные образы и видения, некоторые из которых я не узнавал совсем, что ничуть не мешало им изводить меня.

Через трое суток полной бессонницы и дневная реальность стала рассыпаться на плохо связанные между собою клочки и обрывки смутных картинок и приглушённых звуков. Для полноты ощущений оба полушария пустились во все тяжкие: одно пошло откаблучивать ламбаду, другое макарену, а от такой дополнительной напасти даже элементарное перемещение в пространстве стало превращаться в эволюции, сопоставимые по осмысленности с пляской святого Витта.

Тут бы и сказочке конец, поскольку добывать еду я уже определённо не мог, но на моё счастье что-то перемкнуло в ушастой башке моего недавнего знакомого, и он подкинул мне, сермяжно выражаясь, на предмет чо пожрать. Он просто отдалённо промелькнул на пути моего следования, пока я пытался идти в приблизительно одном направлении, уже заметно обессиливая, а я даже не осознал толком, уже не разбирая – не привиделось ли. Просто вдруг наткнулся на пару кусманов мяса, валявшихся на земле, которым там неоткуда было взяться. Кое-как протёр их от налипшей трухи со слюнями и немного подкрепился. После короткого приступа сонливости, во время которого умудрился и вправду ненадолго отключиться, я почувствовал некоторое облегчение. Не такое уж и большое, но достаточное, чтобы навсегда стать кошатником.

Шучу, конечно. Порядка полупроцента условно кошачьих генов, доставшихся нам в наследство от Папочки с Мамочкой, вызывают у нас обоюдную симпатию с кошаками разных размеров, хотя тем, кто в состоянии свернуть шею одним ударом лапы, мы предпочитаем симпатизировать всё же на расстоянии. В практическом смысле наследие дало нам способность немного лучше, чем обычный человек, видеть в темноте и врождённую способность к бесшумности. Очень хочется добавить «и некоторую грацию», но честность мешает: о грации кошачьих всерьёз может рассуждать только человек, который ни разу не видел, как задремавший кискис мешком падает с края дивана. А вот с собакерами… Не заладилось как-то.

Дело даже не в том, что встреча со стаей диких собак – событие малоприятное в любом случае, а в том, что с некоторых пор собакеры стали серьёзно осложнять нам жизнь. Не сразу. Когда их только приручили, ещё действовал Первый Договор Крови, и их появление в племени ничего особо не меняло. Даже наоборот, они стали отличным подспорьем в охоте. Но в эпоху первых городов наши навыки выживания перестали быть критически необходимы, наше влияние ослабло вместе с уменьшением необходимости, а кончилась подспудная возня за власть Изгнанием Патриархов и сначала маргинализацией, а потом и уничтожением любой памяти о них. Что в дописьменную эпоху не представляло особой сложности. Разумеется, мы никуда не изгнались, а ушли в тень, поменявшись подконтрольными городами. Но нам пришлось опять охотиться на людей. И вот тут как раз у нас и возник острый конфликт интересов со сторожевыми псами. Ну и как-то отложилось.

Максим Носков, полуофициальный историограф рода вампирского, иногда даже слегка лишнего увлечённый своим делом человек, а попутно автор монументального magnum opus аж в трёх томах «Вампиры: друзья или вечные враги?», как-то спросил меня – как мы в принципе умудрились проиграть борьбу за власть, когда мы элементарно могли растерзать всех тех, кто встал у нас на пути? И по тем незатейливым временам прошло бы на ура. Я долго смотрел в закат над альпийским озером с веранды шале, вспоминая, мысленно советуясь, дополняя, прежде чем начать говорить о том, почему не могли. Тогда уже не могли.

И наговорил на те самые пять глав первого тома, которые посвящены борьбе «кшатриев» и «брахманов». (В кавычках потому, что слова употреблены не в варническом смысле. Но в исходном тексте книги, после задания контекста, кавычки уже не используются. Ну а кто мы такие, чтобы возражать автору.) Именно с лёгкой руки Максима ушло в интересующиеся массы выражение «кшатрианский нарратив», в конечном итоге переросшее вампирскую тематику и ставшее применяться очень широко.

Вкратце же, парой-тройкой абзацев, дело обстояло так… Первые же аграрные эксперименты дали если не взрывной, то весьма заметный рост населения. Опыт широко применили для начала там, где сейчас плещутся Красное и Чёрное моря, а потом и в Междуречье с долиной Нила. Нам тут важно то, что людей стало настолько много, что локальный Патриарх за ними уследить уже не мог.

До протоурбанизации Патриархам регулярно бросали вызов и пытались убить во сне, но дело неизменно кончалось смертоубийством попытавшихся. На какое-то время воспитательного эффекта хватало, но потом обязательно находились новые долбошлёпы. А тут открылась целая тёмная дорога для заговоров, интриг и подковёрной активности не единичных властолюбцев, а групп лиц. Однако сами по себе они сломать Патриархов тоже не смогли: ложь Патриархи просто читали на лице, а убивали всё ещё быстрее. И тогда их противники подключили к борьбе рядовое население. Именно такой ход и сломал хребет патриаршеству.

Тут вот что ещё следует понимать: до описываемых событий деления на кшатриев и брахманов не водилось – Патриарх не столько совмещал, сколь олицетворял функции светской, так сказать, власти и жреца. Но властью они пользовались постольку-поскольку, в утилитарном сугубо смысле, а людей они не сильно любили, поэтому жили эдакими полуотшельниками на окраине, делегируя светскую власть племенным вождям, а мутную хрень вроде общения с духами – племенным юродивым. Divide et impera в своём первичном виде. Иными словами, осуществляли они только общий надзор, но не забывали время от времени дёргать за поводок, когда подопечные слишком увлекались. Что подопечных несколько бесило. Но сделать, как уже сказал, ничего не могли, даже догадавшись до того, что дружить можно и против кого-то.

А потом они подключили население. Жрецы, как первые пропагандоны, мыли мозг, вожди, как первые политутки, сыпали обещаниями и угрозами – дело постепенно пошло. Пусть и не сразу: ещё очень долго Патриархам достаточно было выйти к людям, сказать пару слов, чтобы люди разошлись. Но всё когда-то случается впервые, и однажды люди не разошлись. Точнее, разошлись, но не по домам. В принципе, сбившись в стаю единиц в десять, вампиры могли бы покрошить на лоскуты далеко не один майдан, но вот беда: Договор Крови к тому моменту существовал уже так давно, что вампиры совершенно искренне вжились в роль отцов-радетелей человеков, пастырей буквально, в чьих прямых интересах сохранение и приумножение рода человеческого. В результате приключился эдакий цунгцванг, и Патриархам пришлось выбрать более дешёвый вариант поражения. А начать резать население означало к тому моменту – перечеркнуть всё совместно достигнутое. И Агрегация протрубила общее отступление.

Так и тогда остались по разные стороны баррикад упыри и собачки. А вы думали, я уже забыл? Отнюдь. Хотя могу сказать, что наше отношение к одомашненным псовым заметно смягчилось после химической революции, позволившей нам создать эдакий дженерик, позволивший обходиться без человечины, и необходимость в охоте для выживания отпала.

Даже в городских условиях мы сносно относились к ним, покуда их хозяева водили их на поводках, не водили на детские площадки и стадионы, ну и не забывали убирать за своими любимцами отходы жизнедеятельности. Но иногда упырь в нас всё-таки включается даже в новые времена. Например, когда какой подвыпивший собачник вдруг начинает хаять кошаков, попутно нахваливая – какие собачки верные, преданные и вообще сюси-пуси. Тут типовой упырь физиологически не может удержаться от цитирования Цицерона на предмет рабов, которые мечтают не о свободе, а о своих рабах.

В общем, как вы уже поняли, типовой вампир – кошатник. Но не айлурофил: десятками хвостатых себя не окружает, намекая окружающим на тяжёлое поражение коры токсоплазмозом, а устанавливает добрососедские договорные отношения с одним-двумя представителями. Зато кошатник – по совокупности факторов: немножко генетически и множко исторически.

Тут вам поневоле должен вспомниться Древний Египет, но у того цивилизационного эксперимента вообще была своя атмосфера с интересными перегибами на местах, а в сферу моих полномочий он никогда не входил. Так что в моём конкретно случае едва ли не импринт получился именно благодаря тем двух кускам мяса, которые я как-то, давным-давно, нашёл в траве. И которые помогли мне не просто продержаться, а без малейшего преувеличения выжить. А вот защитить меня от хищников покрупнее кошак не мог. Каковая неприятность и произошла со мной под вечер того же дня. Медведя-то я и не заметил, едва ли не врезавшись в него, будучи уже совсем не в себе.

Тут мне больше всего хочется расписать мою эпическую битву с косолапым. Как я уворачивался от смертоносных когтей на мощных лапищах и лязгающих зубов на огромной башке с горящими глазами, героически поломав медвежутя голыми руками. Но вот беда: у вампиров идиосинкразия не только на официоз, но и на ложь. А потому случилось всё так: не ожидавший такой слабоумной отваги от примата пещерный мишка первым делом встал во весь рост и громогласно заревел, оповещая окрестности о том, что кто-то тут в край берега попутал и сейчас его будут немножечко убивать. Я же не придумал ничего лучше, не в состоянии был, как заорать на него в ответ. Да такой дурниной, как ни орал никогда прежде и никогда позже. Даже в Тевтобургском лесу. К такой отповеди косолапый оказался совершенно не готов, громко пукнул, бухнулся обратно на четыре лапы и упылил в лес, потрескивая кустами.

А я, на последнем издыхании, продолжил путь вдоль очередного лесного ручья, незаметно оказавшись там, где он впадал в очередную небольшую, но речушку. Направо, или налево? Вверх, или вниз по течению? Предзнание качнуло чашу вероятностных весов в сторону «вниз по течению». Элементарно: больше объём воды – больше живых организмов в окрестностях, а люди – живые организмы. Принято, одобрено и подписано, а я даже в сознание не пришёл. Но на всякий случай остановился, постарался сосредоточиться, насколько мог, и втянул воздух. И тут впервые моих обонятельных рецепторов коснулся запах, который в первое мгновение едва меня не добил, но тут же заставил собраться и в следующее мгновение раствориться в прибрежной растительности. Бесшумной тенью я заскользил вверх по течению. Теория без практики мертва, да.