Читать книгу По вашему слову память: да будут их грады построены - Роман Дальний - Страница 9

Первые дни я не сильно торопился в поисках людей: еда вокруг бегала и росла в изобилии, воды по весеннему времени плескалось вокруг хоть залейся, хищников я быстро научился избегать, а предустановленные эмпирические навыки позволяли справляться с незатейливыми задачами выживания в древнем мире, не приходя в сознание. Но приключались и неожиданные открытия, вызывавшие у меня самый живой интерес. Например, дурацкий «шёпот», который меня местами отвлекал, а местами и раздражал, вдруг оказался поразительно удобным подспорьем в поиске не только воды, но также звериных троп и логовищ. Да и в деле обеспечения себя ночлегом оказался не лишним. Ночёвки в кронах деревьев, как вы уже поняли, меня не вдохновляли, а где-то спать требовалось. И желательно так, чтобы не просыпаться по несколько раз за ночь потому, что какой-то ещё приблудный хищник не в теме – кто в подлеске самый главный.

Мицелий. Рос повсюду в лесу и знал всё, что мне тогда требовалось знать. Оставалось просто научиться понимать. И постепенно я научился. Далеко не всему, разумеется, ограничившись принципом разумной достаточности. Тем же принципом руководствовался и Папочка, составляя нашу базу знаний, поэтому о мицелии там не упоминалось ровным счётом ничего – не снизошёл ввиду избыточности. А мне вот пригодилось.

Очень удобными на предмет поспать, например, оказались разного рода пещеры. И достаточно скоро я понял, что пробелы в общей «карте» леса, возле которых обрывались следы зверей, они и есть. Не сами пещеры, а то, в чём они находятся: скальные образования, сквозь которые мицелий прорасти не мог, а потому в живом ковре появлялись разноразмерные лакуны. На удивление: не уродовавшие его, а гармонично дополнявшие.

Вот только регулярно из пещер приходилось на пинках выгонять их постоянных обитателей, вплоть до пещерных медведей. Мишутки и другие собственники энтузиазма не проявляли, делиться плацкартой не хотели, а я не умел объяснить, что незваный гость прибыл всего на одну ночь перекантоваться. Но трудозатраты на ставший едва ли не ежевечерним ритуал стоили того. Если удавалось просто выпнуть, а так удавалось в подавляющем большинстве случаев, я получал также добровольно-принудительного охранника периметра.

Не сказать, чтобы некоторые из них посреди ночи не пытались вернуть нажитое, но пара дополнительных пинков всё же оставалась менее трудозатратной, чем полноценная стычка с какой-нибудь очередной стаей волков. А та особенная стать и бессознательные навыки, которыми мы обязаны аж десяти процентам неандертальских генов, щедро отсыпанных Папочкой в наш геном для адаптации к суровым условиям, позволяли зачастую и не накручивать себя лишнего, хватало обычной для наших троюродных кузенов настырности и ломового дружелюбия.

Появился у меня и друг. Мелькнувшие на днях в тёмном лесу жёлтые глаза на поверку оказались средних размеров кошаком. Скорей всего рысь, точнее уже не вспомню. Помню только, что в плане габаритов помельче гомотерия, но явно больше лесного кота. Кошак достаточно быстро смекнул, что после меня остаётся заметный избыток, а питочить добытое я теперь предпочитаю в укромных местах. И стал таскаться за мной, посещая места моих трапез после моего отбытия. Я его не видел и не слышал толком, но постоянно чувствовал чужое присутствие. А потому, чтобы расставить точки над Ё, как-то выследил, подкрался, и мы столкнулись нос к носу. Кошак ошалело выставился на меня, коротко подвзрыкнул и стал медленно пятиться от меня в лес. А я не стал преследовать. У нас не было причин для ссоры.

Случались и тревожные моменты… Благодаря всё тому же «лесному интернету», я смог обнаружить первую для меня стоянку людей. Относительно давно покинутую, но всё же. Тот же мицелий показал мне и несколько других, отстоявших друг от друга на разные временные отрезки. Не нужно было иметь семи пятен во лбу, чтобы выстроить вектор движения. И, благодаря мицелию же, мне впервые удалось, и на достаточно большом расстоянии, пообщаться с другими своими собратьями, обменявшись каким-никаким первичным опытом. Хотя «общение» в данном случае – вряд ли удачный термин.

Условно говоря, я подключился к базе данных мицелия, в которой имелось эхо каждого из нас, наш совокупный образ. И каждый из нас что-то в него привнёс. И каждый из нас мог получить оттуда то, что ему ещё неведомо. И вот при первом же контакте из нашей общей протокопилки мне поступила пара подтверждающих мои самые худшие опасения… видений?.. не знаю, как сказать точнее… видений, но наполненных мыслями и чувствами. Состояниями. И они однозначно говорили, криком кричали: мне действительно следует ускориться.

К тому моменту я потратил на первичное ознакомление с окружавшим меня миром где-то пару недель. Не считал, но где-то так. И поначалу лёгкое, но с каждым днём становившееся всё сильнее беспокойство, вбивало всё больший и больший клин между моими субъективными ощущениями и объективной реальностью. Иначе говоря, я терял адекватность. Регулярно начал без причины подвисать, вдруг осознавая себя на том же самом месте, но спустя некоторое произвольное время. И провалы в восприятии становились чаще и дольше.

А к концу второй недели вообще начались приступы того, что позже назовут нарколепсией: временами мне приходилось буквально прорываться через накатывавшую на меня вязкую черноту. Я стал ошибаться даже в элементарных действиях и оценках. Мне всё чаще приходилось прилагать неимоверные усилия для сосредоточения и концентрации на текущих задачах. Ментально я рассыпался на части, и каждая моя часть норовила безвозвратно кануть в зыбучие пески небытия.

Отдельно добавляло веселья то, что лёгкое сначала фоновое беспричинное недовольство, которое я ощущал с момента выброски и потому воспринимал как часть своей натуры, стало перерастать в приступы плохо контролируемых ярости и озверения. Даже кошак стал держаться подальше, хотя и не уходил совсем. И считанные из мицелия состояния, наложенные на моё собственное, породили твёрдое знание: оставшегося времени у меня – буквально неделя. Через неделю пока ещё относительно лёгкие и спорадические сумерки сознания перейдут в полное затмение, и я окончательно превращусь в совершенно обезумевшего зверя, то мечущегося по лесу в слепой ярости, пока не сядут батарейки, то безжизненно валяющегося где-нибудь в подлеске без малейшего интереса к окружающему и к себе. Итог предсказать несложно.

И набатные звоночки прозвучали даже на уровне физиологии. Я хорошо поохотился вчера, прямо с самого утра. Вот только поесть нормально так и не смог. Голод накатывал зверский, но я смотрел на добытую дичь, а аппетита не было. И я не смогу, извините, сформулировать точнее – я буквально передал то, что тогда чувствовал. Но я заставил себя поесть, поскольку бессознательное понимание того, что мне как-то надо поддерживать силы, вполне себе присутствовало. И ел даже жадно – голод постепенно подключался в процессе. Но меня вывернуло. Я попробовал снова, снова стал жадно набрасываться – меня снова вывернуло. Тогда я целенаправленно отложил столько, сколько нужно, а остальное зашвырнул далеко в лес, на радость мохнатому. И заставил себя поесть, контролируя едва ли не каждый укус. Стало получше.

И описанный приступ гастрономической идиосинкразии был далеко уже не первый, но впервые настолько капитальный, чтобы исторгать из себя съеденное. Ну а вторая моя проблема напрямую выходила из первой. Уж извините, но если начал живописать, историческая честность требует жертв. В общем, у меня всё хуже и хуже работала перистальтика ЖКТ. Вот и в тот несчастливый день кое-как усвоенной пищи я шёл себе спорым шагом по растворявшимся в лесу следам людей, но почувствовал необходимость в небольшой паузе. В деталях живописать не буду, но дежурная в нормальных условиях процедура обернулась тем, что я то прыгал на месте, то бился о ближайшее деревце, то валялся по земле… и для полноты картины время от времени подвывал.

Кое-как добившись желаемого, я снова выдвинулся в нужном направлении, покрытый испариной и на слегка заплетающихся ногах. Дело принимало совсем скверный оборот: у меня отключалась корректная работа жизненно необходимых функций организма, что не сулило ничего хорошего в самой ближайшей перспективе. Мне срочно требовались люди. Мне срочно требовалась человечина. Предзнание нашёптывало: съешь кусочек, и все твои беды закончатся. Утробно застонав, я перешёл на лёгкий, размеренный бег.