Читать книгу По вашему слову память: да будут их грады построены - Роман Дальний - Страница 16

Сестра!

Наш масса опять бросил меня на съедение волкам. В ряду прочих мне задали вопрос о том, какую скорость развивает «Маленький Мук», а какую «Анзуд». Наша очаровательная Милена явно получила от массы исчерпывающий пакет мыслеобразов, но не менее явно транслирует его – излагает прилежно и где-то даже вдохновенно, но выражению глаз позавидовал бы любой стекольный мастер. Паре человек в зале уже стало очевидно, что она попросту воспроизводит набор слов. Когда же её косплей патефона на дворовых танцульках станет очевиден всем, они возьмутся за меня. Выручай!

lilit@vlair.neuro -> lelia@vlair.neuro

Subject: Вот уж новость

Сестра!

Да что эта пресстетутка себе позволяет! Краткий ответ (который ты бы знала, если б меньше времени тратила на маникюр): никакую. Поскольку они не движутся в пространстве вообще. Они меняют свои координаты в нём. Потому говорить о скорости, ускорении и инерции применительно к ТП – совершенно бессмысленно. То же, что может субъективно выглядеть для наблюдателя «движением» и называется «тонким пилотированием» (которое обычно имеет место после прыжка там, где нет приводных маяков), представляет из себя всего лишь ещё один режим работы двигателя – серию высокочастотных микропрыжков. При этом частота прыжков постоянна и составляет порядка мегагерца, а «рычаг тяги» меняет не ускорение, а условную длину каждого прыжка, что величина уже изменяемая. Она же определяется весьма хитрым образом угловой минутой – разрешающей способностью человеческого глаза. У кого тут возникнут вопросы глубже – отправляй к открытой документации, ибо нехрен, в самом деле. И нет, я тоже не в курсе – оставил ли уже масса попытки адаптировать управление под людей, или нет. Извини, но в тот момент тоже отвлеклась на ноготки.

lelia@vlair.neuro -> lilit@vlair.neuro

Subject: RE: Вот уж новость

Вот обязательно быть такой стервой? :-D :-D :-D

lilit@vlair.neuro -> lelia@vlair.neuro

Subject: RE: RE: Вот уж новость

Не плачь. Тушь потечёт – станешь страшная, господин назначит меня любимой женой.

P.S. И да, заранее отвечая на «сучку»: я тебя тоже люблю, фифуня.

Лилит, или моя дорогая (во всех смыслах) Лиля, умудрилась войти в кабинет одновременно и вальяжно, и стремительно. Так тут умеют только она и Котангенс, когда шуршит пакет с едой. Бросила взгляд на экран. Хмыкнула:

– Продолжаешь составлять список претензий человечеству?

Вообще, настройки нейроинтерфейсов во всех моих четырёх кабинетах по умолчанию выставлены на приватность, и потому любой посторонний человек не увидит, войдя, ничего кроме воздуха, но Лилит, как и её сестру, настроили на мои мозговые волны непосредственно по проекту, а потому прекрасно всё видела.

– Ну, не то, чтобы очень…

– Почитаю?

– Всё, что угодно, лишь бы вы улыбались…

Намёк на улыбку на её лице стал чуть более явным, а бесенят в глазах больше. Она села по-турецки, прямо на пол перед мной, в паре метров напротив, но эдак вполоборота. И я ничуть не сомневался, что специально. По-хозяйски вошла в систему и перемотала на то место, где остановилась в прошлый раз. «Ослик Иа» в первое мгновение немного дёрнулся, отчего у меня возникло лёгкое чувство дезориентации и тошноты, но тут же выровнялся, синхронизировав каналы. Лилит тоже неуловимо поморщилась, но она всегда так входит. В холодную воду, говорит, надо прыгать сразу, а не жеманно семенить, кокетливо попискивая. И мотивация таких речей двойная: явная – объясняет почему так вламывается в сени и что извиняться не собирается, неявная – дразнит свою сестру Лелю, которая тут (да и не только тут) её противоположность. Леля садится на волну так мягко и деликатно, что я не раз чертыхался, вдруг обнаружив её присутствие.

Указательный палец левой руки, свободно лежавшей предплечьем на колене, еле заметно подрагивал, листая текст. Вовсе не обязательно, но почему бы и нет. Тёмные, едва ли не чёрные, глаза бегали по строчкам. Поза расслабленная, по лицу всё также блуждала тень улыбки. Я откровенно и в который раз залюбовался ею. Лилит и создавалась, как образец зрелой, умопомрачительной красоты – такое сочетание подтянутостей и округлостей, от которого у любого здорового мужчины должен приключаться незамедлительный стояк и, если не полный, то близко к полному отказ когнитивных функций. Да, сделано специально.

Такой типаж и в обычной жизни иногда встречается: эдакая, знаете ли, нимфетка-бомба сомнительного возраста согласия, неожиданно столкнувшись с которой нос к носу мужик теряет дар речи и способность соображать, а рука будто сама тянется помацать, каким-то вывертом вдруг оказываясь безымянным пальцем в кольце. Вот только обычно такие буквально за пару-тройку лет перерастают свой половой триумф, превращаясь в жопастых индифферентных яжматерей с цепляющимися за подол сопливыми этождетьми, а их благоверные потом бухают с друзьями на гаражах.

Потому что то, на что повёлся, осталось в прошлом навсегда, а то, что есть сейчас – глаза б не видели. Вот только и жена, и дети уже прописаны. И даже завещание на всякий случай составлено. Но некоторым из таких прелестниц выигрыш в генетические кости позволяет таки будто замереть во времени, лишь слегка сглаживаясь и округляясь местами, что только придаёт им той пикантности, от которой в голову непроизвольно лезет всякая хрень вроде «лоно», «нега», «перси», «истома» и прочие потраченные молью реликты золотого века поэзии.

Вот по такому исходному типажу Лилит и дизайнилась. Тут тебе и крепкие икры, тут тебе и округлые бёдра (и не будем заострять внимание на том, что своими прелестными ножками она на раз может хребет сломать). Отчётливо выраженная, но не анорексично-осиная талия. Есть даже очень-очень тонкий в данном случае, но намёк на животик. Упругие груди между вторым и третьим. Обманчиво мягкие руки, обещающие сурдоперевод «Книги тысяча и одной ночи» (и не будем заострять внимание на том, что своими прелестными ручками она на раз может шею свернуть). А венчает всё это гентехово великолепие идеально пропорциональная голова с разметавшимися, будто ненарочно, иссиня-чёрными волосами до середины спины.

Но самый шедевр – лицо. О, сколько мы над ним просидели. Настолько правильное и точёное, что ещё бы шаг в том же направлении, и мы бы все дружно оказались в «зловещей долине». Собственно, такова идея и была: в некоторой степени передать через фенотип функционал, а функционал у Лилит – не только то, что в традиции эвфемизмов называется «эскорт», но и телохранитель + специалист по весьма деликатным поручениям. Каковые поручения иногда требуют, как бы это поделикатней тоже выразить, несколько деструктивного подхода. Но никто ни в коем случае не хотел делать её лицо пугающим.

Поэтому в его черты сознательно привнесены почти незаметные, но очень располагающие буколические нотки, которые в итоге только добавляли сногсшибательного эффекта. Буколический типаж вы тоже наверняка встречали: взглянешь на такую девчулю бывает – вроде простушка простушкой, только про сеновал и корову с отвалившимися рогами не рассказывает, но почему-то приходится прилагать почти физические усилия, чтобы не отдать ей ключи от квартиры. А теперь представьте, что такой девчуле ещё и роковой красотой в лицо щедро плеснули. Представили? Вот. Результат получился поистине ошеломительный: будто на одном полотне смешали самое лучшее из пасторали и самое лучшее (в хорошем смысле) из Гигера.

– Папаша, дырку проковыряете… – Отпустила шуточку Лилит, не отвлекаясь от чтения. Шуточка хотя и многогранная, но каждая из граней – так себе. И она сие понимала прекрасно: цель заключалась не в том, чтобы поразить меня глубинами остроумия, а кольнуть. И, находясь на одной волне, я никак не мог скрыть истинной реакции. Лилит усмехнулась.

Вообще, в геноме каждого биолема красной нитью проходит безусловная лояльность. Но ни один дурак ещё ни разу не захотел себе послушную куклу. Не, отказать биолем не мог, но мог обставить дело так, что мало не покажется. Остальное решала заложенная ширина «коридора» дозволенного. У Лилит само его существование вызывало вопросы: она не то, что на грани фола иногда ходила, иногда она отчебучивала такое, что у какого другого биолема сошло бы за неприкрытый бунт и гарантийный случай. Каковых, слава богу, ещё ни разу не происходило.

Я не стал отвечать. И даже в лице не изменился. Не потому, что чертовка не попала, а потому, что она о том и так прекрасно знала, и мимическая реакция становилась избыточной. Но через некоторое время меня посетил образ: Леля вытирает мне слёзы, ласково мурлыкая себе под нос. Тут я не сдержался и усмехнулся уже сам. А Лиля закончила чтение, вышла из системы и, посмотрев на меня в упор, отчеканила:

– Не прокатит.

– Что именно? – Спросил я, давно уже смирившись с тем, что обе сестры предпочитают вербальную коммуникацию передаче ёмких мысленных пакетов. Не из вредности, а по исконной женской природе.

– Как бы ты не разрисовывал себя под бедную, несчастную овечку, жертву обстоятельств, тебе никто не поверит.

– Спасибо на добром слове.

– И дело даже не в том, что ты лжёшь – «О, нет, как можно?» – Изобразила она короткую сценку, обхватив лицо руками в деланном испуге. – И даже не в том, что ты переигрываешь. Хотя, прямо скажем, не без этого. Дело в том, любимый-мой-родной, что ты – упырь. А вам не верили, не верят и никогда не поверят.

Закончив играть в Кэпа, Лиля повернулась к подошедшему облизывающемуся Котангенсу и, дав тому возможность выразить признательность мелким дрожанием хвоста, подхватила его на руки. А я спросил:

– Понимаю так, в Нью-Йорке всё прошло не совсем гладко?

Взглянув на меня исподлобья, она явно захотела ответить какой-то очередной колкостью, но передумала и спокойно ответила:

– Шестнадцать паралитиков, из них четыре координатора. Ближайшие Чёрные НОДы оказались настолько перегружены, что подозреваю целевую атаку. Я битый час, едва ли не побайтово, через совсем уже левые прокси и ретрансляторы, передавала им коды деактивации. Вроде не заметили, но Леля на всякий случай уже там.

Ага, теперь знакомьтесь: Леля – сестра Лили. Прошу любить и жаловать. Боевые протоколы в неё тоже встроены, но ровно столько и так, чтобы продержаться в случае шухера до подхода сестры, которая уже и повыдирает из туловищ всё то, что из них лишнего выпирает. А основная задача у Лели – представлять меня там, где требуется сгладить углы и шероховатости разной степени запущенности.

Нет, не она пресс-секретарь, но они регулярно работают в паре. Леля же моё, если можно так выразиться, публичное лицо. По странному стечению обстоятельств частенько оказывающееся там, где уже успела приложить руку Лиля. При одном важном условии: если Лилю даже близко не заметили. Нам ведь не нужны лишние нездоровые ассоциации, верно? И да, я понимаю – каково звучит: не заметили ту, которая создавалась так, чтобы не заметить было невозможно. Но даже некоторые люди обладают врождённым навыком отвода глаз, а у нашей ночной фурии такой навык усилен многократно.

А Леля… Леля – воплощение деликатности, такта и святой невинности. Она и внутри, и снаружи спроектирована так, чтобы любой человек чуть что испытывал непреодолимое побуждение грудью или грудьми встать на защиту невинного дитяти, даже если дитятя стоит с зазубренным тесаком в руке, сверху донизу в кровище и с чужими кишками вокруг шеи. Фигурально выражаясь, там, где они с Лилей работают в тандеме, в каком-то условном смысле делегирования ответственности иногда так и происходит. После таких случаев они страшно ругаются, потом мирятся, потом опять ругаются… А мы с котом, фигурально же выражаясь, едим попкорн.

Субтильненькая вся такая. Тоненькие ножки с забавно выпирающими при определённом угле зрения коленками девочки-подростка. Что ничуть не мешает им, однако, быть вполне красивыми и стройными. Ручки может и не плёточки, но возникает острое желание помочь донести на край света всё, что крупнее клатча. Кто ж знает, что, если очень нужно, она и сотку на бицуху вытянет. Грудки-единички, но совершенно сформованные.

А от напрашивавшихся вроде к образу грудок-дуличек отказались по двум соображениям. Первое: всё же одна из функций Лели подразумевает вполне взрослые дела, а срываться в дружелюбного медведя мне как-то не улыбалось. Вторая: требовалось производить на людей впечатление природной невинности, но ни в коем случае не сорваться туда, где Лелю будут воспринимать ребёнком: агу-агу, сюси-пуси, и кто тут у нас такая лапуся в ситцевом платьишке мненьице имеет? К чести дизайнеров, соблюсти баланс вполне удалось: Леля говорила – её слушали.

И в её случае тоже много сил ушло на лицо. По понятным из вышеизложенного причинам. Требовалось создать такое сочетание черт, которое совмещало бы в себе едва тронутую зрелостью свежесть ранней юности эдакой девушки-весны и в то же время придать ему некоторую серьёзность, достаточную для того, чтобы её в тот же момент не начинали слепо любить обладатели внешних половых органов и не менее слепо ненавидеть обладательницы внутренних. Но как ни крутили, ничего не выходило. Точнее, выходило, но до определённого предела, за которым невинность начинала сползать, как позолота, а сама Леля постепенно превращалась всего лишь в сексапильную молодку.

В конечном итоге я начал несколько психовать, а дизайнеры – прятаться. Но потом у кого-то хватило отваги прислать два изображения будущей Лели: одно без очков, а другое – как раз в декоративных очках. Решение оказалось насколько простым, настолько и эффективным: без очков, элементарного аксессуара, Леля выглядела так, как её изначально и задумали, а вот, надев элегантные очки в строгой оправе, превращалась в серьёзную мадмуазель может и юных, но вполне годных для обложки мнегазина лет. И не только в категории «для мужчин». Её фото в очках вполне могло бы сопровождать статью под заголовком: «Юная аспирантка научного подразделения „ГенТеха“ бла-бла-бла» в каком-нибудь профильном журнале.

Так что все выдохнули и расслабились. А Леля очень скоро в совершенстве научилась дозировать свои ипостаси. Иногда применяя свои умения и ко мне: начнём бодаться по некоему произвольному поводу, а она берёт вдруг и снимает очки. И, хотя я всё понимал, понимание не особо помогало: переключение происходило практически моментально. Чисто гипотетически я каждый раз мог вернуть контроль, но ни разу ещё ни одной веской причины не нашёл. Из-за чего как-то пришёл к выводу, что, кажется, создал чудовище. И чудовищем у нас получилась вовсе не Лилит. Та всего лишь не забыла по случаю наддать парку, заметив, будто ни к кому не обращаясь: «По образу и подобию…» – А когда я поинтересовался, кто же именно, бросила: «Обе». На том разговор иссяк. Не потому, что чушь, наоборот – замечание показалось мне не лишённым глубины и остроты.

Но в самом деле: условно выражаясь, каждый Творец творит вокруг себя в первую голову свои отражения. Так не подразумевает ли сие, что каждый раз, когда в нашем скромном menage a trois приключается интим, с моей стороны сие суть нарциссизм, возведённый в такую крайнюю степень, что его даже извращением не назовёшь? Вам может смешно сейчас, а я эту мысль так и не додумал: в самый разгар мыслительного процесса меня отвлекла Леля, чем укрепила мои подозрения на свой счёт, а потом я этой мысли ловко избегал, как мясоед без малейших умственных усилий избегает мысли о том, что его стейк ещё вчера может мычал и откладывал лепёхи. Ни к чему – решило за меня моё бессознательное, приняв лелин облик – одно беспокойство и томление духа. На том тему и закрыли.

И как вы уже наверняка поняли, мои юные радиослушатели, и Лилит, и Леля – биолемы с глубокими модификациями. Как же я обошёл запрет? А вот так. Обе сестры после своего «рождения» честно прошли процедуру тщательного генетического сканирования в лаборатории при Наблюдательном Совете. И сканирование никаких нарушений не выявило. А потом, в уютной домашней обстановке на Острове, я создал может и скромную, но торжественную атмосферу и, взяв обоих сестёр за руки, произнёс кодовую фразу: «Incipit viva nova!» Активаторный рекомбинантный ген, замаскированный под то, что и сейчас в человеческой генетике отчасти считается «мусорным ДНК», сработал в лучшем виде и перепаял таких разных близняшек в полном соответствии заложенным подпрограммам. Да, я применил к своим красавицам маленький упыриный секрет. Но – тсссссс! – только между нами.