Читать книгу По вашему слову память: да будут их грады построены - Роман Дальний - Страница 5

Воду я нашёл. Иначе, как подсказывает Кэп, стал бы совсем мёртвый и ничего сейчас не писал бы. А нашёл буквально в паре километров. Вполне себе такой живописный лесной ручей – на рыбалку не сходишь, но жажду утолить – самое то. Вода, негромко журча, весело бежала в окружении буйной на тот момент зелени и прочей флористики. Извините, но на этом всё, ибо не старина Жюль ни разу, а потому описаний рододендронов на полстраницы не будет. Вкратце: меня действительно окружала красота, так красиво может быть в лесу только поздней весной.

Да, упыри, будучи относительно человеческой статистической нормы весьма своеобразными существами, всё же не лишены чувства прекрасного. Другое дело, что наше понимание красоты тесно связано с пониманием функциональности. Одной фразой: бесполезное для упыря красивым быть не может. Как фразу не читайте. Но из ручья напился? Напился. Ставим галочку в поле функции. А на полях замечаем: для того же упыря функция, не облечённая в достойную форму – недоразумение. И пока достойная с его точки зрения форма не будет задана, упырь будет чувствовать смутное беспокойство. Тем сильнее, чем функция, так сказать, ближе к телу. А после утоления жажды ближе к моему тогдашнему телу оказались вопросы пропитания. Один выполненный приоритет акцентировал второй – зверский голод.

Но никакого беспокойства по поводу я не испытывал. Пока дошёл до ручья, всем своим нутром успел понять, что для голодной смерти в таких краях нужно как следует покалечиться. Каковой участи я благополучно избежал совсем недавно, а ваши далёкие предки даже в те лохматые времена умели заботиться о своих сородичах, временно выбывших из общественно-полезного строя. По крайней мере тогда, когда забота о нетрудоспособных не ставила племя в затруднительное в плане выживания положение. Так что в мимими тут впадать несколько преждевременно.

Чего уж там: для современного человека «выкинуть на мороз» – забавный фразеологизм, а вот по тем незатейливым временам – суровая необходимость. Время от времени. Что ничуть не облегчало участь того, за чей счёт продолжался праздник жизни. И уж тем более не делало её забавной. Особенно в голодную годину, когда человек человеку становился другом, товарищем и кормом. Отдельно можно упомянуть и ритуальный каннибализм, но тут пришлось бы вспоминать и другой фразеологизм: «рыльце в пушку». А потому окончательно закроем тему тем, что привычка не бросать своих павших и раненых на поле боя возникла задолго до того, как кто-то из ваших предков произнёс первое слово и в итоге подвёл под неё сказительно-героический базис.

Но то, повторюсь, касалось случаев неудачного стечения времени, места и сопутствующих обстоятельств. В норме своей то были времена мегафауны. Охотничий рай. А дичь тоже хочет пить. Я стал осматриваться, прислушиваться и принюхиваться, медленно продвигаясь вниз по течению ручья. И принюхиваться не в смысле фигуры речи. Чувства у упырей в общем обострены по сравнению с человеческими, нюх тут просто не исключение. Не как у собаки, просто острее. То есть действительно важный для нас канал сенсорной информации, хоть и не ключевой. Мешает ли нам собственный запах? Разумеется. Поэтому все хищники, и мы с вами тут не исключение, нападают с подветренной стороны. А при таком подходе и свои запахи уносит за спину.

Довольно скоро я обнаружил следы присутствия подходящей жертвы. Мои бессознательные, запороговые эмпирические данные подсказали мне по совокупности факторов, что обедать предстоит олениной. Они же подсказали мне и подходящую тактику: так как найденная по течению небольшая заводь-водопой используется регулярно и последний раз использовалась достаточно давно, то наилучшее решение – засада.

Вот только спрятаться оказалось особо негде – ни тебе подходящих кустов, ни укрытий. Проследив взглядом за звериной тропой по направлению от водопоя, отметил пару подходящих деревьев неподалёку. Осмотрел их: одна из ветвей над тропой по всему должна выдержать мой вес, но плохо укрыта листвой, зато вторая с тропы почти наверняка не просматривалась, но потребуется такой изрядный прыжок, что возникла некоторая неуверенность. Однако решил всё же рискнуть.

Подошёл к дереву и глянул вверх. Лезть определённо не хотелось. Особенно в свете обстоятельств моего недавнего прибытия в благословенные края простых импульсов и несложных действий. Но, как говаривала бабушка одной из моих инкарнаций: «Есть такое слово „Надо!“, внучек…» Тогда же столь простую мысль до меня доносило моё актуальное туловище, которое хотело кушать. Вот и полез… И для меня до сих пор являются загадкой те патологические для нашей миссии изъяны в нашей конструкции, которые делают из нас отвратительных верхолазов и, если уж на то пошло, пловцов.

Последнее я мог бы списать на процент-другой генов кошачьих, впаянных изобретательным Папочкой в наш геном, пусть и ненамеренно. Хотя и кошаки плавают, по необходимости. Но, извините, норовить сверзиться с любой вертикальной поверхности, имея в генеалогии древолазающих? В общем я понимаю, что сей функционал Папочка принёс в жертву какому-то другому, но даже когда в наших генетических лабораториях все наши гены, без единого исключения, расставили по своим местам, некоторые решения остались непонятными. Не сами даже по себе, а изначальная логика их построения. И непонятными местами от слова совершенно.

Дело ведь не в вестибулярном аппарате. Тут как раз всё отлично: типовой упырь даже бухой до окостенения в состоянии пробежать по верхушкам штакетин покосившегося сельского забора, ни разу не оступившись. И имелись прецеденты: перед девахами на районе писáлся один, бегая то по заборам, то по крепостным зубцам, то вообще по расставленным в ряд пивным бутылкам. Как начал со времён Древнего Египта, так и бегал до времён эдвардианской Англии, а потом его рекомбинантный ген с активатором был утерян Агрегацией где-то на полях Первой мировой. Странно, учитывая количество детей, но так тоже бывает. Вопрос статистики при мейозе. Иногда неудачной. Корни которой уходят во всякие конъюгации и законы больших чисел, а одним словом – непруха. Та самая на старуху проруха, которая редко, но метко.

Но лаборатории – то намного позже пришло, а пока я пыхтел и сопел, неимоверными усилиями отвоёвывая вертикальные сантиметры. Кое-как долез до нужной ветви, там пошло полегче – ползком-ползком, но то уже по горизонтали. Полз, пока ветвь не стала ощутимо проседать и потрескивать. Немного сдал назад, зафиксировался, оценил расстояние. Счёл приемлемым. Потом одним, без ложной скромности, грациозным движением вскочил вертикально, приняв позицию для прыжка. Погасил первичные колебания, стабильно. Пару раз подпрыгнул проверить прочность опоры. Опора выдержала. Всё, теперь ждать. Снова приняв горизонтальное положение, растянулся вдоль ветки и отключился.

Замедлилось сердцебиение, почти остановилось дыхание, все функции организма перешли в режим едва ли не терминальных состояний. И только гипертрофированные сторожевые пункты почти отключившейся коры зорко следили за окружающим. Затрудняюсь описать вам такое состояние… Рефлекторный анабиоз. Способность к которому нам в генетический код внедрили с целью банальной экономии ресурсов.

Созданные на основе людей, мы должны быть, для успеха возложенной на нас миссии, быстрее и сильнее. Умнее оставляю за кадром, как включающее оба подпункта в известной степени. Как того достичь без перепроектирования всей системы от и до? Ну, кроме глубоких модификаций структуры тканей, которую не увидишь без молекулярного сканирования, самоочевидным решением представляется способность к эдаким метаболическим форсажам, выдержать которые позволяют как раз те самые изменения микроструктуры, но за счёт (увы и ах, ничего в этом мире не даётся бесплатно) времени действия. Минут десять на «полной тяге» – и упырь становится бесполезен и уязвим, ему требуется немедленно где-то сныкаться и окуклиться до восстановления мало-мальских запасов энергии. Иными словами: технически Папочка сделал нас уберубийцами, но на коротких дистанциях.

А чтобы мы не падали каждые тридцать метров от упадка сил и досуха сожжённой АТФ при любом движении рукой, наш создатель применил интересный чит – управляемый метаболизм. Ну, до определённых пределов, разумеется. На практике такое решение означало более глубокий диапазон активных состояний: в отличии от людей мы очень долго можем сидеть без еды и воды где-нибудь в отключке, что особо замечательно для разного рода засад и длительных периодов вынужденного бездействия, но по щелчку пальцев, что называется, мы можем бросать в метаболическую топку всё, что у нас есть, моментально переходя в режим тотальной смерти и разрушения.

Тут следует также понимать, что я только что описал крайние значения. В обычном, что называется, режиме мы ничем от людей не отличаемся. С маленьким бонусом: возможностью себя слегка подогревать в прохладные периоды и слегка охлаждать, когда жарко. В первом случае, как нетрудно догадаться, становишься слегка перевозбуждённым и нужно чаще кушать, во втором – анемичный тормоз и есть. А в обоих случаях прилагается эдакая акклиматизация, по симптомам – один в один простуда. Так что и тут мы стараемся лишнего не шалить.

А прекрасно тут то, что Папочке потребовалось всего лишь разблокировать вполне себе человеческие возможности, но заблокированные у людей на аппаратном уровне. Вы ведь все слышали истории про то, что в критических ситуациях у отдельных людей может вдруг просыпаться нечеловеческая сила? Ну вот. Чисто технически средний человек раз в пять сильнее, чем сам о себе думает. Вот только применение силушки богатырской направо и налево чревато разрывами мышечных тканей, связок всяких там и прочими переломами костей. Мудрая природа и пророк её – естественный отбор – приложили все усилия для того, чтобы «ума нет – считай калека» к большей части популяции не относилось, но иногда аномалии всё же случаются. Именно поэтому порой требуется штуки три-четыре дюжих санитаров, чтобы спеленать одного тщедушного шизика, у которого болячка попросту выбила предохранители.

Тут я мог бы в очередной раз напомнить про модифицированную у нас микроструктуру тканей и осветить тем самым вопрос о том, что Папочка ничем особо не рисковал, но как-нибудь уже в другой раз. А пока: итак, я застыл на дереве и ждал. Долго ждал.