Читать книгу Поэзия на европейских языках в переводах Андрея Пустогарова - Сборник - Страница 12

Вот и продали старое пианино из травы

арденнскому снегу. Прощайте, зеленые музы Олимпа,

не застанете больше врасплох двух влюбленных,

зима вморозила их в лед Мааса.

А Ремб, как придет в норму,

завернется в хрустящую корочку в витрине у мясника,

где, словно на троне, голова теленка

(две ее красные дырки моргают почем зря —

в Шарлевиле ведь есть электрическое освещение).

Тюль, штора, ставни – и больше ничего, что смогло бы,

Мадам, заслонить меня от вашего глядящего из темноты

глаза циклопа. Он следит за моим длинным голым туловищем —

за этой подделкой под лежачую надгробную статую,

подточенную невоздержанностью, за упавшим без чувств

перед вашим балконом, где сушится нижнее белье монашки,

спускающей гончую свору, – ядовитые цветы для одинокого,

которого смерть сводит с ума, возбуждает, потрошит в ночи,

наглухо приклепывает к вашим белым бедрам.

О, дни дождя и поста,

забегаловка открыта для поэтов,

всплакнувших, что море ушло

за вечный этернит[3] и шифер.

Позволь, схожу быстро

за солнцами, что пьяней, чем

игрушечный этот Восток под голубыми

тентами рынка, позволь, вгрызусь в лазурь,

чтоб, будто ангел с глазами варвара,

cделав круг, принять внутрь

головокружительный алкоголь Гесперид.