Читать книгу Нити Судьбы - Ульяна Петровна Подавалова-Петухова - Страница 11

– Заходи, мам, – прошептал Яша, толкнув дверь квартиры.

Полина Яковлевна шагнула в темную прихожую, наступив в чью-то обувь. Но тут под потолком вспыхнул свет, и женщина зажмурилась. Откуда-то с боку вышла молодая цыганка и, улыбнувшись, забрала сумку из рук поздней, вернее ранней, гостьи: на часах стрелки едва перебрались за цифру 5.

– Это моя троюродная сестра Зара, – так же шепотом сказал Яша, передавая на руки Малушку.

Женщину отвели по длинным коридорам в комнату. Там на одной из кроватей спала чернявая девочка. Полина Яковлевна раздела спящую Ромалу и сама устроилась подле нее. Она смотрела на черные локоны внучки, пушистые длинные ресницы и думала. Утром она даже и предположить не могла, как закончится день. Да только верно говорят: человек полагает, а Бог располагает. Собрались очень быстро. Взяли самое дорогое и наиболее ценное. В доме остался жить один парень, у которого на руках были документы, где говорилось, что он снимает дом у Филимоновой на неопределенный срок. О чем свидетельствовали подписи обеих сторон и печать нотариуса, которую поставил Яша прямо на глазах у изумленной тещи. Постоялец усмехнулся и, дунув на штамп, изрек:

– Не подкопаешься.

У женщины от увиденного пошел озноб по спине. Что там не говори, а Яша занимается темными делами. И от таких мыслей становилось жутко.

***

На следующий день, вернее рано утром. Яша за завтраком предложил теще съездить и посмотреть дома.

– В деревню, мама, ты не вернешься, – припечатал зять, – жить вам там не дадут. Да и Ромале будет лучше в городе. Здесь можно и в музыкальную школу отдать и на танцы или пение. Но в квартире тебе будет тесно. Ты такой человек, которому нужна хоть пядь земли. Так что будем искать дом на земле, но благоустроенный, с водой, но с печкой. У меня на примете есть несколько вариантов. Сама увидишь.

Она и увидела. Весь день вместе с зятем она ходила по домам и всегда была чем-то недовольна: то расположением комнат, то окружающей местностью, то еще чем-нибудь. И вот после очередного осмотра, они удрученные стояли у калитки и тихо говорили. Мимо них медленно проходила сухощавая женщина. Она нарочно замедлила шаг возле непонятной парочки пожилой русской и молодого – хотя и не совсем, голова-то седая – цыгана услышала обрывки фраз и подошла.

– Здравствуйте, – произнесла она тягучим, словно мед, голосом.

Яша с Полиной Яковлевной уставились на нее, здороваясь в разнобой.

Сухая и твердая, будто жердь, женщина извинилась и предложила посмотреть ее дом. Солнце клонилось к горизонту. От хвалебных речей хозяев болела голова, и уже с трудом можно было вспомнить, где они видели садик яблоневый, а в каком из дворов их встретила огромная псина. Но, несмотря на все это, Полина Яковлевна согласилась взглянуть. Лицо пожилой женщины-продавщицы даже просветлело, и, ускорив шаг, она повела потенциальных покупателей к своему дому, будто боялась, что они передумают. И едва она вскинула руку, указав на островерхую металлическую крышу, венчавшуюся петушком-флюгером, Полина Яковлевна уже поняла, что купит этот дом, сколько бы за него не запросили.

Дом стоял обособленно от прочих. Большие белые окна блестели, отражая лучи заходящего солнца. И весь он утопал в цветах, многие из которых сельский бухгалтер видела впервые. Огород был намного меньше ее собственного, но ведь и хозяйства такого она здесь держать, наверняка, не станет, так что огромные сотки ей без надобности. Росли на участке и яблони, и груши, и сливы, а уж смородины, крыжовника по несколько сортов. Буквально в десяти метрах от дома стояли, будто игрушечные, банька и летняя кухня с резными окошечками и петушками на блестящих крышах.

– Раньше у нас баня с летней кухней под одной крышей были, да вот в прошлом году по весне загорелась проводка в летней кухне, так и сгорела вместе с баней, – объяснял вышедший из дома седовласый, но довольно крепкий на вид мужик. Видимо, муж хозяйки.

– Они у вас будто из сказки какой! – восхитилась Полина Яковлевна.

Мужик довольно хмыкнул в усы с проседью, и от его улыбки к вискам побежали лучики морщинок.

– А то! – воскликнул он.

– А что, дом-то благоустроенный? – подал голос Яша.

– Конечно, – ответил хозяин, и по голосу теще показалось, что этот вопрос будто бы даже задел самолюбие старика.

– Вы не обижайтесь на нас, просто у нас девочка маленькая, вот и интересуемся, – сказал мягко Полина Яковлевна, тронув мужика за локоть. Тот глянул на нее цепким взглядом и повел шеей.

– В доме и ванна, и туалет есть, – сказал он, сменив гнев на милость.

– Да вы проходите, проходите в дом, – зачастила сухая, как жердь, хозяйка.

Дом был большим. Намного больше, чем тот, что остался у Филимоновой в селе. Высокие потолки, просторные квадратные комнаты, оклеенные на городской манер обоями. Стены кухни, как и русская печь, наполовину была выложены керамической плиткой. То же самое обстояло с ванной и туалетом. Хозяин объяснял рядом, рассказывая о доме, отоплении, печи, воде и прочем. А Полина Яковлевна уже прикидывала, как расставит здесь мебель. Яша ходил следом за тещей и видел, что дом матери пришелся по душе.

– Комнат только многовато, – вдруг вздохнула покупательница.

Эти слова, будто радаром, уловила хозяйка и глянула на мужа. Тот, поймав ее взгляд, посмотрел на странную пару. Да к тому же они еще говорила о маленькой девочке. Не уж-то муж с женой?

– Мам, – словно услышав его мысли, произнес цыган, – наоборот хорошо. Пусть будет просторно. Малушка скоро начнет таскать подружек в дом – от шума можно будет сойти с ума.

– Не сошла же до сих пор, – усмехнулась женщина.

– А сколько здесь человек вообще собирается жить? – вдруг поинтересовался хозяин.

Яша в ту же секунду насторожился. Теща кожей это почувствовала. Он положил свою смуглую руку поверх материной, и даже взгляд стал жестче.

– А почему вас это интересует? – спросил он.

Хозяин переглянулся с женой. Та как-то неопределенно повела худыми плечами, словно не знала, что сказать.

– Ну, вы что-то про девочку говорили, – начал было он. Супруга его перебила.

– Вот, глядите. Это – детская, – сказала она, показывая светлую комнату, в которой не было и намека на присутствие детей, лишь стены сплошь зайки да мишки с воздушными шарами.

– Там, – тараторила продавщица, тыча пальцем в комнату напротив, – спальня для родителей. А здесь наша спальня, а там дальше – зал. Всем места хватит: и внучке, и молодым, и у вас будет своя отдельная комната, – выпалила та, преданно глядя в глаза Полине Яковлевне.

Селянка посмотрела с грустью на Яшу. Тот сжал ее пальцы в своей ладони…

– Тебе нравится? – спросил он, когда они уже ехали домой.

– Очень, сынок, – ответила вдохновенно женщина. Она уже знала, что этот дворец будет принадлежать ей.

***

Надежда Львовна и Антон Михайлович с нетерпением ждали приезда покупателей. Это было так сильно заметно, что Яша встревожился. Он хмурил черные брови, и все как-то поглядывал в сторону.

Что-то тут нечисто. Дом прекрасный, участок великолепный, даже детская площадка во дворе такая, что закачаешься! Вот и спрашивается: зачем продавать, когда, понятно, что лучше не найти?! – думал парень.

Мысли цыгана были близки и теще.

– Такой прекрасный дом, – проговорила Полина Яковлевна. – Извините, что спрашиваю, но почему вы продаете его?

Хозяева сразу посуровели и переглянулись.

– Сын со снохой разошлись, – ответил, тяжело вздохнув, Антон Михайлович. – Они с нами все жили, а потом сын другую встретил.

– Вот дочка и не смогла его простить, да и он сам подал на развод. Уж как мы его уговаривали остаться! – подхватила Надежда Львовна.

– Только сами понимаете, как ей остаться с нами, если разлучница через два дома живет. Вот она и уехала. Дочек, кровиночек наших забрала, – проговорил с тоской брошенный дедушка.

– Вот мы и уговорила ее, Сонечку нашу, что уедем все вместе. Антон вон какой еще сильный, да и я еще кое-чего могу. Как-нибудь проживем. Построили один дом, построим и другой. Лишь бы вместе быть с Любочкой, Ладочкой и Сонюшкой, правда?

Полина Яковлевна кивнула, соглашаясь, но тень, мелькнувшую по ее лицу, дед с бабкой заметили.

– Вы уж нас тоже извините, – вдруг сказал Антон Михайлович. – Мы с женой приметили, что вы родственники, но ведь не муж с женой? Да и на мать с сыном тоже не очень походите.

– Яша мне зять, – ответила покупательница, – детей, когда те родителей теряют, называют сиротами. Мужей, схоронивших жен – вдовцами. Не придумали лишь, как называть матерей, которые проводили своих детей в мир иной.

– О Господи, прости и помилуй нас грешных! – горячо прошептала Надежда Львовна, истово крестясь.

– Вот уж шесть лет минуло, как мы схоронили Свету. Малушка, дочка, совсем и не помнит ее. Зовет меня мамой. Яша сжалился, не забрал девочку. Так и живем, не тужим.

– Бедная ты, бедная, – запричитала Надежда Львовна, прижимая свои натруженные пальцы к щекам.

– А мы своему охламону сказали, что дочка у нас одна, и другой не надо. Коль уж ему покабелиться хочется, так, пожалуйста! Без тебя проживем, было бы здоровье. А коль Соня повстречает кого – не век же ей одной куковать – так мы и свадьбу сыграем. Она у нас такая, что в целом свете не сыскать! – сказал вдохновенно хозяин дома.

– А ведь когда он знакомиться ее привел, думала, издевается! Худющая, страшненькая, всей красоты – коса в руку толщиной. Детдомовка, всего и вещей-то было – кошелка небольшая, а ней два платья – одно на выход, другое на работу, да юбочка с кофтенкой. Сыну мы никогда не перечили, и тогда не стали.

– И ведь как хорошо, что не стали. Соня малость оклемалась, отъелась чуток и давай тянуться, что есть силы, на благо всей семьи. А мастерица какая!

– Опять меня хвалите, – раздалось от калитки. Полина Яковлевна оглянулась. Оттуда шла высокая, статная русоволосая красавица. Косу, видать, она никогда не стригла. Волосы были собраны на макушке в огромный конский хвост, и хитро сколоты шпильками, образуя корону. Да и выглядела девушка истинной королевой. Старики при виде ее сразу смягчились, заулыбались.

– Это у них привычка такая, хвалить нас, – сказала Соня. – Ладно, пойдемте в дом. Я торт купила, чай пить будем.

К концу недели Полина Яковлевна совсем освоилась в новом доме. Многочисленные цыганские родственники помогли с переездом, наведением порядка.

Малушке пришелся по душе маленький, красивый домик, где раньше играли Лада и Люба. Площадку для них дед оборудовал на загляденье. Рядом с домиком стояла металлические качели и большой гриб, где можно было играть в тени. Скоро у Ромалы собиралась детвора со всей округи. Лайма долго обвыкалась на новом месте, но она столько лет верой и правдой служила своей хозяйке, что, видимо, решила, что коль та рядом, то и здесь ей будет житься неплохо.

***

Первого сентября Полина Яковлевна с Яшей отвели Ромалу в новую школу. Накрахмаленные банты топорщились колкими углами, белоснежный фартук и огромный букет астр, из-за которого выглядывала восторженная девочка, навевали бабушке воспоминания о том, как Света пошла в первый класс. Яша смотрел на счастливую дочь и видел грусть в глазах тещи.

– Ты чего, мам? – спросил он, услышав очередной вздох.

– Смотрю на Малушку нашу, а вспоминаю Свету. Быстро выросла наша девочка, вот в школу пошла. Ох, Яша, оглянуться не успеем, как заневеститься Ромала. Жаль только, мама ее этого не увидит, – ответила женщина и все-таки не выдержала, навернулись на глаза предательские слезы. Отвернулась, промокая глаза платочком, чтоб внучка – не дай Бог! – не увидела. Яша вздыхал рядом и молчал. Потом тронул тещу за плечо.

– Она видит все. Видит и радуется, – сказал твердо парень, глядя прямо в глаза Полины Яковлевны. Женщина и, хоть и хотела, но возражать не стала. Верит во все это, пусть верит. Она даже не стала возражать против крещения Ромалы, как и против нательного крестика, что носила внучка. Вот только уши она не разрешила проколоть.

– Мала еще, ни к чему, – сказала женщина. Яша спорить не стал.

***

Жизнь покатилась по накатанной колее. Когда Ромала пошла во второй класс, бабушка записала ее в музыкальную школу. В тот же день в доме появилось пианино. Помимо этого девочка еще ходила на занятия в балетную школу, пела в хоре и с удовольствием участвовала во всех школьных мероприятиях. Яша старался не пропускать ни одного спектакля или концерта, где принимала участие дочь. С приходом перестройки он сумел выкупить пару киосков на вокзале. Теперь он занимался торговлей. Полина Яковлевна работала бухгалтером в хлебопекарне. После того, как Яшу обманул нанятый им человек, теща взялась за дела зятя. Парень был этому несказанно рад. А как женщину проводили на пенсию, она вела денежные дела многочисленных цыганских родственников. С годами она привыкла к черным глазам и белозубым улыбкам, даже понимать их стала. Те тоже приняли русскую женщину. А как не принять?! Знали ведь, случиться что – не дай Бог – то она всегда поможет. Одно терпеть не могла – пустых слов. Считала, коли, сказал – обязан сделать, а сомневаешься, так и трепаться нечего. Да воровства на дух не переносила. Как-то раз жену Михаила – брата Яши, Марику – положили в больницу с маленьким сыном, так Полина Яковлевна забрала Анжелу, старшую, к себе, и та прожила у женщины почти два месяца. Яша удивлялся: девчонке было всего два года, а теща не побоялась взять чужого ребенка. Он даже высказал это вслух.

– Какая же она чужая?! – изумилась Полина Яковлевна. – Анжела – двоюродная сестра Малушки. И, глядя на тебя, я все больше укрепляюсь в своем подозрении, что родных братьев и сестер у моей внучки не будет.

Яша сначала оторопел даже, потом нахмурил брови и только хотел высказать теще что-то по данному поводу, но та повела на него своим тяжелым взглядом, и парень отвернулся. Теща вздохнула.

– Тяжко, конечно, но жизнь-то продолжается. Вон Мишаня уж женился, а ты все вдовствуешь, губишь молодость свою. Светочка, Царство ей Небесное, была такой славной, но… Яша ее уж восемь лет как нет.

– Она есть, – глухо ответил парень, отвернувшись, – она в моих мыслях, в моем сердце. Когда я закрываю глаза – вижу ее. Вижу свет, чувствую тепло и знаю, что она всегда – ежесекундно – рядом! Я всем своим существом ощущаю ее присутствие. Уж так сложилась судьба, но я однолюб. Светы нет – другой не надо. Ромала вырастет – поймет.

Слова ему давались с трудом. Он выговаривал их так, будто впервые произносил, будто пересиливал себя. Дня не прошло в его жизни, чтоб он не думал о жене, так безвременно ушедшей. Лежал бессонными ночами в одинокой постели, и порой гладил то место, где обычно спала Света. И виделось ему в полумраке ночной комнаты облако белокурых волос на соседней подушке. Не было у него до Светы другой женщины и после не будет… И тут парень услышал сдавленные рыдания за своей спиной. Полина Яковлевна, всегда держащая себя в руках, плакала, уткнувшись в шторку. Яша бросился к ней.

– Мам, мам, ну, ты чего это? – приговаривал цыган.

Теща трясла головой, но успокоится все никак не могла. Парень обнял ее и молчал, радуясь тому, что Ромала убежала к подружке и не видит этого.

– Прости, сынок, прости, пожалуйста, – кое-как проговорила женщина, утираясь передником. – Вроде бы ничего-ничего, а потом как прорвет. Знаю, что тебе тоже не сладко. Ты уж прости меня, лезу к тебе. Свету жалко, тебя жалко, а уж Малушку и подавно. Гляжу на нее и боюсь: страшно, когда ребенок в семье один. Вот погоди, пройдет год-другой, глядишь, и твоя рана зарубцуется. Приглянется кто-нибудь, а у Ромалы братья-сестры будут, а у меня внуки. Поди, не станете делить на моих и ваших, а?

Зять улыбнулся уголком рта, глаза же оставались печальными.

– Ну, уж, коли дойдет до детей, то делить не будем, – пообещал он.