Читать книгу Постмодерн между модерном и контрмодерном - Вадим Беляев - Страница 13

Начну с анализа того, как Павлов представляет в своей книге теорию гипермодерна Оже. В своей монографии «Постпостмодернизм. Как социальные и культурные теории объясняют наше время» Павлов анализирует те идеи, которые в современности предлагаются в качестве альтернативы логике постмодерна и постмодернистскому отношению к идеям. При этом в фокус анализа попадают идеи, обозначаемые словом «модерн» с различными приставками. Одним из таких слов является «сверхмодерн». Его Павлов и рассматривает в одной из глав книги.

Во-первых.

«Как я уже говорил… исследователи постмодерна критически относились к предмету своего интереса и чувствовали „дух времени“ уже в первой половине 1990х. <…> В то же время, когда социологи ощущали некоторую усталость от постмодерна и начали замечать признаки его заката, появились авторы, пытавшиеся сказать новое слово в социальной и культурной теории. К числу таких исследователей относился французский антрополог Марк Оже. В 1992 году Оже наметил основы своей концепции новой современности и предложил термин „сверхмодерн“ в качестве обозначения новой глобальной эры. Прежде чем я раскрою суть этой концепции, необходимо сделать несколько важных замечаний. Во-первых, книга, в которой Оже описал свой подход, была переведена на русский язык в 2017 году. В переводе она называется „He-места. Введение в антропологию гипермодерна“. При довольно высоком качестве перевода ключевой для Оже термин – „сверхмодерн“ – был передан некорректно. Во французском оригинале используется слово „surmodernité“, где приставка „sur“ обозначает не „гипер“, как предположил переводчик, а „сверх“, буквально „над“. Семантическая разница этих приставок очевидна: если „гипер“ усиливает модерн, то „сверх“ его превосходит и возвышается над ним»18.

Во-вторых.

«Перейдем к концепции Оже… В своих рассуждениях мыслитель исходит прежде всего из антропологической перспективы, при этом понимая под антропологией именно то, что ею считалось первоначально, – исследование досовременных/традиционных/экзотических форм общественной жизни, то есть типов коллективной жизни «дикарей». <…> По мнению исследователя, ситуация начала 1990-х требовала, чтобы антропология, сохраняя свои исходные методологические принципы, обратилась к новым предметным областям и начала изучать не досовременные («далекое»), а современные общества («ближнее»), то есть актуальный западный мир и всевозможные трансформации социальной и культурной жизни этого мира.

Оже считает, что ситуация сверхмодерна характеризуется тремя избытками – избытком времени, избытком пространства и индивидуализацией референций. <…> Избыток пространства коррелирует с «уменьшением» планеты, а в дома западных людей посредством телевидения проникают все новые и новые образы. И, несмотря на то что мы в состоянии определить искажение информации, в общем «на экранах по всему земному шару ежедневно смешиваются образы из новостей, рекламы и художественных произведений. …они при этом составляют – прямо у нас перед глазами – относительно однородный в своем многообразии мир». Наконец, избыток времени, по мнению исследователя, связан с тем, что в жизни каждого конкретного человека сегодня происходит так много событий, что они, вытесняя друг друга и тем не менее образуя личную историю, вплетаются в «историю всеобщую». При этом очень важно, что речь идет не только о западном мире, хотя Оже, очевидно, обсуждает исключительно развитые страны, но о современности как таковой»19.

В-третьих.

«…Антропология Оже остается антропологией – основным объектом его интереса по-прежнему является индивид (человек), а не общество и уж тем более не культура. Поскольку, во-первых, как он полагает, социальное начинается с индивида, а во-вторых, именно средний человек, в формулировке автора, остается тотальностью, которая может и должна быть изучена. <…> При этом исследователь делает особый акцент на том, что называется «антропологическим местом». Под последним он понимает смыслоорганизующую территорию для тех, кто ее населяет (и для тех, кто его изучает). Такие пространства имеют совершенно разный масштаб – дом, площадь, рынок и т. д. У данных территорий три принципа – люди стремятся сделать эти «пространства» точками формирования идентичностей, отношений и истории. <…>

…Для Оже место – что-то обладающее установленным символическим значением. Отсюда следует разница в понимании пространства. Для Оже пространство – это не-места, то есть «места, которые не являются антропологическими местами» и которые нельзя определить ни через историю, ни через идентичность, ни через связи. Поэтому не-места предполагают отсутствие истории и даже ее упразднение. И поскольку в таком пространстве ничего нет, мы приходим к новому измерению этой области – экзистенциальному, а через него выходим на более широкой уровень – социальный и политический, о чем будет сказано ниже. Экзистенциальное измерение концепции Оже заключается в том, что в не-местах человек проживает свое одиночество, «выходит за пределы себя» и утрачивает (истощает) собственную индивидуальность. И поскольку в соответствии с появлением сверхмодерна возникают две новые реальности: с одной стороны, это пространства, созданные с конкретными целями, например для торговли или путешествий, с другой – реальность, в которой современные субъекты должны вступать в отношения с этими пространствами, где происходит, как говорит Оже, переконфигурация субъекта. Субъекты в не-местах не коммуницируют друг с другом – они просто вынуждены внимать «тексту», например объявлениям «застегните ремни», «наберите пин», «держитесь левой стороны» и проч.»20.

Проанализируем сказанное.

Я хочу начать с методологической рефлексии. Павлов изначально задается стремлением рассматривать концепцию Оже как ту, которая утверждает свой вариант преодоления постмодерна. Такова логика всей книги Павлова. Все теоретики, которые являются объектами анализа в ней, рассматриваются как те, кто предлагает свой вариант преодоления постмодерна. Потому-то в её названии и появляется слово «постпостмодерн». Однако в случае с Оже следует отметить, что интерпретация Павлова неадекватна сути того, что делает Оже. Что же он делает? Если обратить внимание на всё то, что о нём говорит Павлов, то получится, что Оже говорит не о постпостмодерне, а о самом постмодерне. Необходимо обратить внимание на основное противопоставление, которое создает Оже. Это противопоставление «места» и «не-места». Что такое «место»? Если учесть, что Оже, говоря о «местах», относится к антропологии, а антропология изначально касается традиционных, «примитивных» культур, то получается, что один полюс этого разговора касается реальности не постмодерна, даже не модерна, а до-модерна. Далее стоит рассмотреть, что такое для Оже «не-места». В качестве примеров приводятся различные перевалочные пункты, пересечения коммуникаций, торговые дома и так далее. Всё это – реальности не постмодерна и уж тем более не постпостмодерна, а самого модерна. Какой вывод здесь следует сделать? Термин «гипермодерн» у Оже не означает противопоставление постмодерну и не подразумевает преодоления его, а указывает на другую сторону постмодерна. Вот как Оже соотносит эти понятия: «Гипермодерн, можно сказать, является лицевой стороной того, изнанкой чего нам извечно представляется постмодерн, – утверждением отрицания. С точки зрения гипермодерна сложность осмысления времени объясняется избытком событий, происходящих в современном мире, а не крушением идеи прогресса…»21. Если собрать всё сказанное и добавить к этому разъяснение Оже, то получится, что противопоставление «места» и «не-места» является противопоставлением до-модерна и модерна. Гипермодерн будет означать достижение модерном той фазы, в которой процесс создания «не-мест» приближается к своему предельному значению. Гипермодерн следует отсчитывать от модерна, а не от постмодерна. При этом станет понятно, почему Оже считает гипермодерн «лицевой стороной того, изнанкой чего нам извечно представляется постмодерн». Постмодерн и гипермодерн будут двумя сторонами одного и того же. Если считать, что постмодерн наделён логикой критики метанарративов, то гипермодерн будет формированием реальности по ту сторону метанарративов, понимаемой позитивно.

Итак, если подвести черту под сказанным, то получится, что гипермодерн выражает квинтэссенцию модерна. В этом смысле он действительно является «усилением модерна». К постмодерну он относится как к его позитивной стороне. Термин «surmodernité» действительно следует переводить как «гипермодерн», а не «сверхмодерн», так как никакого преодоления постмодерна этот термин не подразумевает. По отношению к постмодерну его можно было бы перевести как «гипер-постмодерн», предполагая, что постмодерн является новой фазой формирования «не-мест».

Сделав это важное переформулирование, необходимо сделать общую перепостановку проблемы. Она должна касаться соотношения понятий «до-модерн», «модерн» и «постмодерн». Хочу обратить внимание на то, что Павлов, занимаясь анализом множества способов преодоления постмодерна, никак не соотносит это с реальностью модерна, а тем более – с реальностью до-модерна. Очевидно, он предполагает, что постмодерн в достаточной мере преодолевает модерн, чтобы можно было говорить о преодолении первого, не упоминая о втором. С точки зрения моей позиции, это методологически некорректный подход. То, что считается реальностью постмодерна (вторая четверть ХХ века и далее), сформировалось и развертывается на основе принципов модерна. То есть постмодерн не может считаться отрицанием модерна. Постмодерн развивается на основе реализованного модерна, отрицая не модерн как таковой, а ту его реализацию, которая сложилась к середине ХХ века. Можно сказать, что постмодерн является предельным вариантом реализационной самокритики модерна. В этом смысле гипермодерн Оже (как позитивная сторона постмодерна) является доведением принципов модерна до предела.

Всё сказанное должно убеждать в том, что говорить о постмодерне (и способах его преодоления) невозможно, не учитывая модерн и до-модерн. Если мы посмотрим на семантическое противопоставление понятий «места» и «не-места» у Оже, то у нас появится противопоставление «до-модерна» и «модерна». Понятие «постмодерн» окажется вытесненным на периферию (что и демонстрируется тем, что в тексте книги Оже употребление этого понятия можно пересчитать по пальцам). Вместо этого гипермодерну противопоставляется семантика понятия «места». Но последнее логически связано с исследованием традиционных, «примитивных» обществ. Оже выступает в роли антрополога, который переходит от исследования «примитивных» («дальних») миров к современному («ближнему») миру. Противопоставление «места» и «не-места» оказывается противопоставлением до-модерна и модерна.

Но возникает вопрос: почему Оже использует понятие «гипермодерн», а не «модерн»? Почему Оже вообще не стремится построить историческую перспективу? Очевидно, по той же причине, по которой и Павлов не хочет её строить. И тот и другой считают, что о постмодерне (и постпостмодерне) можно говорить, не обращаясь к модерну. С моей точки зрения, это является методологическим дефектом. Попытки делать это должны приводить к различным недопониманиям. Вот так и получается, что Павлов, говоря о сверхмодерне, проходит мимо того смысла понятия «гипермодерн» у Оже, который указывает на модерн, а не постмодерн. В то же время Оже, говоря о «местах» и «не-местах», не поднимается на уровень исторической рефлексии.