Читать книгу Вера и рыцарь ее сердца - Владимир Де Ланге - Страница 17

Осень нежилась в оранжевом золоте деревьев и кустарников, а ленивый ветер, пригревшись на солнышке, не спешил сдувать с них листву. Ездить на велосипеде в такую пору было бы для Ронни удовольствием, если бы эта поездка не диктовалась необходимостью. Катить двадцать километров до фабрики, а потом по той же дороге обратно, хоть и надоедало, но не так сильно, как работа сосисочника в темном, влажном и холодном цеху.

Уже несколько месяцев Ронни работал на фабрике учеником, которому не ставили оценки и не отправляли домой, раньше положенного времени, в цеху его никто не спрашивал, что хочет или не хочет работник на побегушках, всех интересовала только продукция и зарплата. Делать сосиски оказалось делом нехитрым, но сытным, каждый рабочий мог попробовать сосиску на вкус. Ронни старался быть всем нужным, чтобы не чувствовать себя забытым между кипящими котлами, висячими шлангами и гигантскими мясорубками.

Видя усердие четырнадцатилетнего подростка, рабочие охотно заваливали его дополнительно всевозможными поручениями. Каждому в цехе хотелось поучаствовать в трудовом крещении новичка, а как тут обойтись без веселой присказки?

– Эй, Ронни, подай ведро воды, только смотри сам в нем не утони! Ха-ха!

– А ну-ка, дружок, наточи ножи поострей! Как свинину нарежем, так твой чуб со лба и срежем!

– Эй, малыш, здесь вытри, а там подотри, и в штаны не наложи! Хи-хи!

Когда мальчик со всех ног бежал, чтобы выполнить очередное поручение, и в спешке спотыкался о шланги, которые змеились на цементном полу, он тут же слышал за спиной веселое наставление: «Алло, Ронни, сынок, не сломай шею, а то больно будет!»

На прибаутки мальчик и не думал обижаться. К ним Ронни был приучен с детства и сам любил пошутить, за добродушность и старательность рабочие в цеху признали его приемным сыном, но родным сыном он так и не стал. Главным для всех тружеников сосисочного цеха оставались все-таки работа и персональный заработок.

Старый велосипед часто ломался. И, если на работу Ронни ехал быстро, то домой – не спеша, словно жалея своей велосипед, который отсчитывал свои последние километры. Время в пути не проходило зря, дальний путь располагает к раздумьям о жизни. Уже через три месяца работы Ронни понял, что он прошляпил свою удачу.

Конечно, сначала он даже радовался тому, что никто не заставляет его ходить в школу, делать уроки и учить то, что ему совсем не нужно или не хочется. Эта радость сочеталась с первой рабочей гордостью. Ведь все его товарищи по-прежнему оставались школярами и поначалу смотрели на своего друга восторженно, а его потная рабочая спецовка была для них символом взрослой жизни.

Приближалась зима, тревожно завыли ветры и в какой-то момент Ронни стало катастрофически не хватать того сопротивления, которому следовало сопротивляться. Целые дни паренек работал на фабрике, ел даром аппетитные сосиски, каждую неделю приносил он домой получку, которую его мама тут же уносила к себе в спальню и прятала в толстый кошелек и, вот, и всё, что происходило теперь в его жизни. Никакой мечты, никаких свершений!

Поздняя осень в ноябре круто изменила свой нрав и теперь моросила холодными дождями. Северные ветры под серым небом с самого утра портили мальчику настроение. Думая о жизни, юноша начал понимать, что его судьба забуксовала в череде безрадостных дней и превратилась в рутину. Ронни, как воздуха, не хватало приключений. Работа сосисочника вскоре стала ему привычной и знакомой. Новые друзья у него не появлялись, а старые жили своей обычной школьной жизнью. Вопрос, как жить ему дальше, был тупиковый.

И в самую длинную ночь года Ронни понял одну простую истину.

Истина заключалась в том, что единственным человеком, который бы искренне интересовался его дальнейшей судьбой, являлся он сам. Никого вокруг не заботило, будет ли Ронни учиться дальше или до старости станет крутить длинные сочные мясные сосиски. Состариться мясником ему не хотелось, да, и подобная участь совсем не соответствовала тем космическим мечтам, которые делали его детство прекрасным и полным высокого смысла. Решение учиться дальше было принято им внезапно, когда в лицо бил колючий снег. Нет, Ронни не позволит загнать себя в мертвый угол, потому что теперь он сам, а никто другой, будет выбирать то, что ему делать и как ему жить.

Когда сын объяви о своем решении учиться дальше, первой запротестовала его мама.

– Чего тебе не хватает, Ронни? Учиться захотел? Отец не учился, а свое строительное дело имеет! Следуй его примеру.

Валентина нетерпеливо поглядывала на мужа, а тот, словно глухой голодный тетерев, причмокивал, доедая аппетитное мясное жаркое и не собирался вразумлять своего сына. Тогда Валентина пошла по запасному, как ей казалось, беспроигрышному пути.

– Ронни, работа у тебя хорошая. В цеху работать – это не под дождем. Трудись себе на здоровье и денег много зарабатывай! Может быть, тебе нужны деньги, чтобы погулять вечерком или в кино сходить? Сколько тебе надо? Я тебе дам.

Сказав это, она быстро засеменила в свою спальню и возвратилась оттуда с пухлым потрепанным кошельком. Не глядя на сына, Валентина принялась считать деньги. Ее брови сморщились, а подкрашенные губки безмолвно двигались в такт счету. Ей никак не удавалось сосчитать, сколько будет стоить билет в кино и стакан колы с попкорном.

– Мама, не нужны мне деньги. Я буду заниматься в вечерней школе. Я слышал от рабочих, что по окончании учебы можно получить аттестат зрелости, а потом я смогу учиться на профессию.

– Но вечерняя школа находиться в тридцати километрах от дома, все школы для взрослых находятся в городе. Думаешь, что ты будешь каждый день ездить на трамвае? Как бы, не так! Учти, я денег на трамвайный билет тебе не дам, – решительно заключила Валентина.

– А я на велосипеде буду ездить, мама. Это не будет стоить ни цента.

В ту ночь родители долго не спали. До Ронни доносился их возбужденный разговор, но сам он был спокоен, потому что сделал выбор и не обременит своих родителей лишними расходами. Утром следующего дня Альфонс, уходя на работу, сказал сыну коротко: «Хорошо, если ты хочешь то, что тебе под силу сделать!»

Начиная со следующей недели, Ронни после работы на фабрике быстро съедал приготовленный мамой ужин, вскакивал на велосипед и преодолевал те тридцать километров, что отделяли его дом от школы для взрослых. Возвращался домой он к двенадцати часам ночи и поскорее запрыгивал в кровать, чтобы в шесть часов утра съесть свой завтрак и отправиться на работу. Теперь в пути мечтал он редко. Сидя на жестком велосипедном седле, Ронни то дремал, то просто бездумно крутил педали отдыхал от всего на свете.

Работа оставалась работой, мастер был им доволен, а сам Ронни был доволен и мастером, и учителями вечерней школы. Школьный материал преподавался в сжатой форме и хорошо усваивался пареньком. Теперь он был лучшим учеником в классе, и учителям приходилось тщательно готовиться к уроку, чтобы удовлетворить жажду знаний Де Гроте. К зиме Роннин велосипед приказал долго жить.

– Мама, мне нужен новый велосипед, потому что мой старый окончательно сломался. Я уже не смогу его починить.

– Если сломался, то нужно купить другой. В магазине большой выбор новых велосипедов, а с рук будет дешевле, – рассудительно ответила Валентина и встала из-за стола, чтобы еще раз переставить и так аккуратно расставленную посуду. Она уже давно подготовилась к этому разговору.

– Мама, ты же знаешь, что у меня нет денег, ведь я всю зарплату тебе отдаю.

Альфонс, покашливая, вышел из-за стола и включил телевизор, а Валентина не унималась.

– А я тебя кормлю. … Если ты настаиваешь, хорошо, я дам тебе денег, но дам только взаймы. Эти франки ты должен будешь отработать у отца, на строительстве, … в выходные дни. Я правильно сказала, мой дорогой?

Альфонс кивнул головой, и Валентина гордо удалилась в спальню, чтобы отсчитать сыну деньги на покупку нового велосипеда. Ронни был очень рад, что его проблема так легко разрешилась. Теперь по выходным дням он стал подрабатывать у отца на предприятии. Но в отличие от мастера на сосисочной фабрике, отец был скуп на похвалу, поэтому Ронни работал на строительстве без особого энтузиазма. Альфонс видел это и молчал, он любил свое дело и любил работать с чувством, с толком, с расстановкой, а сыну дал только одно наставление: «Гордиться своим трудом – это хорошо, но зазнаваться – плохо».

Как только сумма, выданная мамой на новый велосипед, была отработана, Валентина одолжила сыну деньги на новые кожаные ботинки, потому что его старые ботинки износились и в дождь сильно промокали.

С каким нетерпением ждал Ронни прихода весны, и вот природа ожила. Птицы пели на разные голоса свои брачные напевы, светило солнце на ясном небе, на глазах зазеленели леса и над первыми весенними цветами зажужжали пчелы.

В один из таких пригожих дней Ронни решил поехать в школу через лес, знаменитый своим боевым прошлым. Настроение юноши после сытного домашнего ужина было благодушным, и весна веселила его сердце. Вдруг он услышал девичий крик. Где-то совсем рядом девушка взывала о помощи: «Помогите, помогите!» Ронни, недолго думая, соскочил с велосипеда, который тут же врезался в колючие придорожные кусты, и со всех ног бросился на девичий зов. На лесной поляне совершалось преступление. Какой-то лохматый парень с грубо прижимал кричащую девушку к стене разрушенного немецкого бункера. Парень сжимал в своих жилистых руках нежные запястья девушки и пристраивался встать между ее нежно-молочными ногами. Розовые женские трусики валялись на траве.

Девушка громко кричала, закрыв глаза, и брыкалась, пытаясь вырваться на свободу. Рыцарство живет с каждом настоящем мужчине, и не дает ему пройти мимо насилия сильного над слабым. Ронни одним прыжком подскочил к парню, набросился на него сзади и правой рукой обхватил его шею, словно это была не шея человека, а шея льва. Теперь настала очередь самого разбойника биться в руках более сильного человека, а спасенная девушка безвольно сползала на землю, еще не веря в свое спасение. Борьба добра со злом длилось несколько мгновений, и тело кудлатого парня вдруг обмякло и повисло на руке молодого Де Гроте. Возмездие настигло преступника на месте преступления! До его гибели оставалась секунда, другая. Никто и ничто не могло теперь остановить Ронни от завершения возмездия: ни испуганный вид девушки, с ужасом смотревшей на происходящее, ни жалобный стон преступника, ни веселые голоса птиц, распевающих в кроне деревьев с проклюнувшейся листвой. Это случилось не по воле победителя, это случилось само по себе. Внезапно руки юноши ослабли, тело насильника выскользнуло из смертельного захвата и безжизненно повалилось на землю.

Когда Ронни увидел посиневшее лицо придушенного им человека, в него вошел непередаваемый страх. Впервые в жизни юноша испугался того, что сделал. Капли холодного пота выступили на висках. Ужас перед совершенным им убийством дошел до разума, и сердце готово было остановиться. Грубо схватив еще теплый труп за грудки, он с такой силой встряхнул его, что труп, словно испугавшись второго удушения, вздрогнул. Парень сначала всхлипнул и со свистом втянул в себя воздух, потом стал с такой жадностью глотать воздух, что закашлялся. Через несколько минут незнакомец удивленно посмотрел на Ронни, потом так же удивленно – на девушку. Его блуждающий взгляд напоминал взгляд ожившего сумасшедшего.

Однако, спасенная девушка не приветствовала спасителя, как было положено согласно голливудских версий, она не осыпала Де Гроте трогательными невинными поцелуями. Девушка оправилась от шока, и сама набросилась на Ронни с кулаками. Она принялась колотить грудь спасителя, и слезы лились из ее глаз, как воды Ниагарского водопада, о котором недавно показывали кино.

– Откуда ты взялся?! Тебя что, черти на рогах притащили? Ты же мог убить его! Ты его задушил! Что, силу некуда девать? Да ты знаешь, что такое любовь? Так вот, я люблю этого паразита! Только его я люблю! А ты, ни с того, ни с сего, стал его душить! Ты что, рассудок потерял? Как я буду жить без него?! Я не смогу жить без него! Ты это можешь понять, или ты совсем законченный монстр?! – причитала девушка, не забывая при этом усиленно колотить своими кулачками по широкой груди Де Гроте, а рядом с ними лежал вновь оживший насильник, который теперь счастливо улыбался. Он улыбался тому, что опять может дышать весенним воздухом, может любоваться потерянными в синем небе белыми облаками и может слышать, как сильно любит его эта непокорная красавица. Потом внимание кудлатого парня переключилось на своего потенциального убийца. Увидев Ронни, с опущенными вдоль туловища руками, грудью отражавшего частые удары девушки и его глупо-растерянное выражение на лице под кудрявым чубом, он тихо засмеялся.

Девушка, услышав смех любимого, словно опомнилась, она оттолкнула Ронни от себя и переключилась на лежавшего на траве кудлатого парня, обрушив на него шквал женской нежности. Ронни растерянно смотрел на девушку и не мог сообразить, что происходит перед его глазами, а девушка сидела перед парнем на коленках, неприкрытых платьем и ласково приглаживала его косматую гриву. В ее причитаниях слышался проникновенный голос любви, которую она столько времени скрывала даже от самой себя.

Человеческий разум не может дать хоть какое-то внятное объяснение тому абсурду человеческих отношений, свидетелем которого стал молодой Де Гроте. Его любимая логика была бессильна, она немела от несоответствия слов с делами и дел – с их последствиями, и он в очередной раз убедился в фальшивости девичьих натур. Как раненный зверь, ринулся защитник обижаемых девушек через колючие кусты дикой малины назад, к своему верному велосипеду, в желании скорее забыть весь этот кошмар: свою наивность и свой позор. Ронни был уже в десяти шагах от бункера, когда его окликнул очнувшийся труп.

– Эй, парень вернись! Прошу!

Что-то было в этом зове особо располагающее, что Ронни переборол свою обидчивость и вернулся на поляну. Раймонд уже сидел на траве, оправившись от последствий удушения и улыбаясь, протягивал ему руку для приветствия.

– Амай, в тебе силища, друг, как в двух жеребцах. Давай знакомиться. Меня зовут Раймонд, а это козочку – Элла. Мы из банды «бункерских крыс». А тебя как зовут?

– Если спрашиваешь, скажу: меня зовут Ронни. Интерполом не разыскиваюсь, числюсь лучшим сосисочником на фабрике в поселке Синт-ин-Гоор и опаздываю на урок в вечерней школе.

Перемирие было скреплено крепким пожатием рук, и это перемирие было необходимо Ронни, чтобы побороть то противное чувство в душе, от которого ему было так плохо, как никогда не было. Ему нужна была поддержка, пусть даже, если она исходила от недавнего врага.

– Друзья, – сказал он на прощание, – если я помешал вашим развлечениям, то извините. А ты, Раймонд, скажи своей козе, чтоб не орала на весь лес по пустякам.

Ронни отправился вызволять свой велосипед из кустов, но Раймонд опять задержал его, дружески положив свою руку на его плечо.

– Ты на Эллу не обижайся, она у нас дикая. Спасибо, что ты меня не прикончил на месте бурного выяснения наших отношений, но с другой стороны, само провидение послало тебя к нам, потому что ты – знаменитая банда «бункерских крыс». Не слышал о такой? … Нет? … Пойдем к нам в банду! Мы в дружбе и в бою – «один за всех, и все за одного». Там сила твоя пойдет в дело, ведь где «бункерские крысы», там победа и рок-н-ролл! – заученно проскандировал Раймонд, украсив этим свое приглашение войти в братство «крыс из немецких бункеров».

– Пойдем к нам, не стесняйся, и тебе место найдется! Рада, что Раймонд знает, что у меня есть такой защитник! С твоей мертвой хваткой ты у нас быстро своим станешь. Много не думай, пойдем! Смотри, какие мы хорошие!

Сказав это, Элла легко покрутилась перед парнями в своем испачканном платье с оторванными пуговицами. Она была хороша собой, несмотря на свою худощавость, а ее светло-синие глаза смотрели на парней с горящим задором и… козьим упрямством.

Вечером того же дня Ронни возвращался с учебы домой. Было поздно. Закат уже почти потух. Первые звезды робко зажигали свой небесный свет. В ночной темноте постепенно исчезали сначала краски, потом дома, деревья и всё то, что целый день радовало глаз человека. На землю опускалась тишина вселенной, и ночь словно показывала людям предел их человеческих возможностей. Ночь освобождала человека от суеты дня, которая его терзала с утра до вечера, а взамен она предлагала отдых каждому, будь он буйный или кроткий, счастливый или печальный, одинокий или всеми любимый. Ночная тьма покрывала многие тайные и преступления, но иногда в ее покое избранным открывалась великая тайна мироздания.

Раньше люди умели читать эту тайну по звездам, но Ронни в те годы знал только одну звезду, которая на самом деле была далекой планетой Венерой, появляющейся каждый вечер яркой точкой над горизонтом. Впрочем, в тот поздний вечер он не искал Венеру на небе, в ту ночь она светила для кого-то другого, потому что юноша ехал домой с низко опущенной головой.

Всю дорогу размышлял Ронни о том, что приключилось у бункера всего несколько часов назад. Раз за разом, в самых ярких деталях, его воображение рисовало картину произошедшего, и каждый раз воспоминания юноши останавливались на моменте падения бездыханного тела незнакомца к его ногам, обутым в новые кожаные ботинки, а дальше – провал в памяти. Представить, что случилось бы с ним и с его собственной жизнью, если бы этот Раймонд умер, Ронни просто не мог. Умом он понимал, что это почти случилось, но его сердце отказывалось принимать этот факт за правду. Он, Ронни, не мог быть убийцей.

У самой калитки дома, юноша определил для себя самого четко и однозначно: крик, насилие, гнев, несостоявшееся убийство – всё это не могло быть простым набором случайностей. Оно однозначно было бы кем-то спланировано, как на сцене театра. Каждый момент этого события обладал силой менять жизнь человека навсегда. Почему его рука расслабилась и расслабилась в самый последний миг убийства? Смерть кудлатого парня не допустил Бог? Иначе, кто другой мог вмешаться в момент уже почти совершенного убийства и по чей власти он, Ронни, не стал сам преступником?

В этот миг его потрясло чувство сопричастности необъяснимой тайне. Тайне любви? Или тайне гнева? А, может быть, тайне самого Бога? Последняя мысль понравилась Ронни больше всего. И хотя юноша не мог ее четко сформулировать, – ему хотелось этим вечером только одного: довериться этой силе, спасшей его от убийства. Ронни захотелось этот момент прозрения сохранить на всю жизнь, но оно быстро ускользало из его сердца. Над головой молодого человека вновь засияли холодным светом звезды, и ночь окружила его всезнающим безмолвием. Ронни соскочил с велосипеда, положил его на траву, а сам встал на колени возле тополя, что рос у калитки.

Темно-синее небо вмещало в себя всю вселенную и внимало робкой молитве паренька.

«Отче наш, сущий на небесах, да святится имя твое, …».

Когда Ронни встал с колен, он опять посмотрел на небо, то небо уже не пугало его своими сгустившимися мрачно-синими красками, оно было праздничным и мирным. Звезды меркли в ярком свете восходившей на небосвод Луны, у каждого светила была своя небесная роль.

Прошел день, потом другой и третий, но мысли о происшедшем не давали юноше покоя, ему нужен был совет отца. Субботним вечером, когда Альфонс дремал с газетой в руках, а Ронни сколачивал игрушечный столик для сестры Диан, подошло время их разговора.

– Папа, ты веришь в Бога?

Близился ужин, мама гремела кастрюльками на кухне, и сестра Диан крутилась возле нее. В комнате были только Ронни и его отец, который, удивленно посмотрев на Ронни, утвердительно кивнул головой.

– Почему ты веришь в Бога?

– Потому что у меня родился ты.

– А ты сам видел живого Бога?

Альфонс, помолчав, отрицательно покачал головой.

– Папа, это правда, что Бог создал ночь и день, землю и всё, что на ней, в шесть дней?

– Так написано в библии.

– А Бог любит тебя?

– Твоя бабушка Мария говорит, что любит.

– А меня, меня он любит?

Этот вопрос Ронни остался без ответа, потому что из кухни прибежала Диан и позвала всех к столу. После ужина Ронни вернулся к прерванному с отцом разговору.

– Папа, ты веришь, что Иисус Христос – сын Бога?

– Я думаю, что у каждого отца должен быть наследник. У небесного отца тоже, – ответил Альфонс, в раздумье чуть наклонив голову.

– Если Иисус вознесся на небо и если он слышит наши молитвы, то, как он может на них отвечать, раз его нет на земле?

– Ты же сам слышал рассказы из библии, сам и решай «как».

– Папа, ты когда-нибудь читал библию? На каком языке она написана?

– Библия лежит в церкви, и только посвященные могут читать ее.

– А я могу быть посвященным?

– Ронни, перестань дурью маяться, оставь отца в покое, – вступила в разговор Валентина, этот разговор о боге ей не нравился. – Не слушай отца! Я тебе вот что скажу: Ты говоришь о любви Господа? Наслушался этих сказок от своей бабушки? Знаешь, что происходит с посвященными людьми, которые читают библию и думают, что они самые умные? Они уходят в монастыри, а там занимаются развратом! Мужчины спят друг с другом, как муж с женой! Вот посмотри!

Валентина раскрыла перед сыном толстую книгу и пальцем указала на фотографию. Это была одна из трех книг, хранившихся в доме Де Гроте.

– Видишь этот колодец? – продолжала Валентина, – Этот колодец находится в женском монастыре, где женщины хранили себя для жизни с Иисусом. Они хранили и обет молчания, когда вместо Иисуса Христа они отдавали себя на поругание священнослужителям, но правду не скроешь. Эти бедные монашки своих детей, зачатых пороке, рожают и кидают в этот колодец. Видишь эту фотографию и скелеты несчастных младенцев на дне?

Ронни сразу припомнились котята и их жалобный предсмертный писк, и он понял, что уже не хочет быть посвященным. Лучше слушать рассказы об Иисусе из уст бабушки Марии…

Время шло своим чередом. В будни Ронни всё так же днем работал сосисочником, а вечером учился, зато в выходные дни веселился в банде «бункерских крыс». Раймонд вскоре стал его хорошим другом. Их дружба держалась на традициях банды. Вместе с другими вольными «крысами», храбрыми юношами и их независимыми девушками, молодой Де Гроте разгребал заваленные блиндажи и туннели, оставленные фашистами в наследство бельгийской молодежи. С каждого прохожего, проходившего по тропинке между бункерами, взималась дань.

– Стой, кто идет! Руки вверх! Плоти день! – окликали ребята бродившего по лесу грибника. Трусливые прохожие сразу убегали, и их никто не останавливал, так как с ними было неинтересно, но большинство людей поднимало от неожиданности руки вверх, некоторые принимали стойку боксера. Тут начиналось веселье. Данью могло стать всё, что угодно: от пяти центов до зеленого яблока.

Одна девушка, гулявшая по лесу в белом платье в синий горошек, руки на окрик не подняла, а протянула одному из окруживших ее парнишек скромный букетик лесных цветов. Букетик достался Ронни, а остальные молодые бандиты опустились перед ней на колено. Потом под рыцарской охраной из пяти человек девушка была доставлена к автобусной остановке, которая находилась по соседству с бункерами.

Если нарушитель территории платил дань щедро, то к нему подходил лидер банды по кличке Белый, который участливо спрашивал пленника: «Ты думаешь, что тебя ограбили?» В таких случаях человек обычно не знал, как лучше ответить, и за него отвечал сам бандит: «Спасибо, дорогой друг, за то, что ты столь щедро наш оплатил концерт».

Тут для посетителя выносилось из бункера кресло, которое Ронни смастерил для себя из немецкого хлама времен Второй мировой войны, чтобы ему было удобно слушать новые песни, сочиненные Белым, который не расставался с гитарой ни ночью, ни днем. Когда он начинал перебирать струны, то забывал обо всем на свете, и о «госте» в первую очередь. Иногда среди «пленников» встречались и родственные ребятам души, для которых гостеприимные любители рок-н-ролла устраивали настоящие концерты, где звучали знаменитые мелодии Клиффа Ричарда, Элвиса Пресли, Пола Анка и Чабби Чекера. (Пройдут годы, и музыкальная группа Белого окрепнет и будет с успехом гастролировать по всей Европе.)

Время от времени «бункерские крысы» выходили на рукопашные бои со своими соседями из других поселков. Бои обычно приурочивались к поселковым праздникам, проводившимся в честь святого, имя которого носила местная церковь. Назывались эти праздники «кермес» – ярмарка. На праздник «кермес», сходились вместе все жители поселка, от мала до велика. С самого утра на всю деревню звучала веселая музыка. Деревенская площадь становилась ареной цирка, где артистами были сами односельчане и их дети. Прямо на улицы поселка выносились столы, на которых раскладывалось всё, что было лишним, но могло пригодиться другим. Эти базарчики так и назывались: «распродажа хлама». Всем было весело продать свой хлам и за те же деньги покупать его у соседей. Кругом носились радостные дети. Над гуляющим народом витал запах жареного мяса и кипящего масла, в котором плавали золотистые колобочки дрожжевого теста. Они продавались в кулечках и были густо обсыпаны сахарной пудрой.

На площади под шарманку крутились карусели со сказочными лошадками. В день поселкового праздника каждый желающий мог попробовать себя в стрельбе по металлическим зайцам, снующим в глубине тира, или в точности метания теннисного мячика. Тот, чей мячик попадал мячиком в пустую консервную банку, получал за меткость плюшевого медведя. Детвора за пять центов ловила маленьким ситом золотых рыбок из «речки», что струилась по прилавку.

В центре базарчиков, за столами, украшенными цветами в вазочках, сидела степенная публика. Уважаемые дамы в модных шляпках и господа в начищенных ботинках под открытым небом любовались народным гулянием. Перед ними стояли высокие бокалы с золотистым пивом, и услужливый официант, которого все знали еще мальчишкой, заботился, чтобы пиво в бокалах не кончалось.

К полудню гордые крестьяне, собственники сельскохозяйственных угодий, выводили на окраину поселка своих откормленных быков и породистых лошадей в надежде получить приз за лучший приплод года, который выдавался самим бургомистром. Поселок гулял до позднего вечера, чтобы вдоволь напеться, натанцеваться и навеселиться до следующего кермеса.

После таких праздников и начинались бои «стенка на стенку». Они не были запланированы бургомистром и обычно заканчивались полной победой «бункерских крыс». В этих боях и прославился Ронни своей силищей, свою победу праздновали ребята до утра. Они зажигали в бункере свечи, пламя которых в демоническом танце теней металось по каменным холодных стенам, и, перебирая струны гитар, пели новые песни того времени. Пусть эти песни были не понятны их родителям, но с ними было легче перенести стремительные перемены в обществе, теряющем свои вековые ценности и традиции.

Ронни и Раймонд петь не умели, поэтому они нашли себя в танце. Под мелодию Чабби Чекера два друга выкручивали такой акробатический твист, что могли бы побить все установленные в мире рекорды. В самый эффектный момент танца Раймонд запрыгивал на плечи Ронни, а тот на одной ноге штопором вкручивался в каменные полы бункера под шумные овации развеселившихся ребят. Твист сменялся рок-н-роллом, рок-н-ролл чарльстоном, и так до самого рассвета. В то время Ронни не знал, что такое усталость, и силы его только прибывали.

Незаметно прошло два года. Ронни получил аттестат зрелости, диплом сварщика и стал квалифицированным рабочим мясной фабрики. Однажды, во время рабочего перерыва, он сидел на скамейке со своим напарником, пожилым рабочим, который ел изготовленные на фабрике сосиски. Двумя грязными пальцами напарник вытягивал сосиску из высокой стеклянной банки с маринадом, а потом пальцами другой руки очищал мокрую сосиску от кожуры, и только затем он начинал есть. Сок из надкусанной сосиски стекал по его руке и капал на землю. После такой трапезы руки пожилого рабочего становились грязно-мокрыми, требуя мыться и полотенца, время обеда заканчивалось и рабочий голодным уходил на свое рабочее время.

Видя это, Ронни высказал мастеру свою идею об изготовлении маленьких сосисок без оболочки, их можно удобно вытаскивать из банки и целиком класть в рот. Обычные сосиски готовились в очищенной кишке овцы, а Ронни предлагал варить маленькие сосиски в пластиковых обертках, а потом вытаскивать сосиски из обертки и укладывать их в банки для консервации. Теперь голодному человеку предлагалось вытащить соску из банки и положить себе в рот. Мастер выслушал юношу внимательно и обещал сообщить о его идеи начальству.

Через несколько недель у Ронни был День Рождения. В этот день первым его поздравил мастер цеха, и самолично пожал ему руку, как от себя, так и от имени руководства фабрики. Ронни смотрел на него и не понимал, за что ему выпала такая честь.

– Твоя идея по изготовлению маленьких очищенных сосисок превзошла ожидаемый эффект и принесла большую прибыль предприятию, – с расстановкой произнес мастер и продолжил с нарастающим вдохновением, – Директор фабрики предлагает тебе за твои заслуги самому выбрать место твоей будущей работы.

За ответом Ронни не нужно было лезть в карман, ответ на этот вопрос он знал без подготовки.

– Спасибо, я хочу работать грузчиком на машине.

В конце недели мастер обнародовал приказ по цеху, по которому Де Гроте переводиться в транспортный цех, в честь этого повышения по службе юноша был отпущен домой до окончания рабочего дня.

Погода стояла замечательная. После прохладного утреннего дождя на небо выкатилось яркое солнце, залившее всё вокруг теплом и светом. Возможно, это последнее осеннее тепло, вкупе с грядущими переменами в его жизни, заставило Ронни задуматься над его сердечной жизнью.

Уже четыре года в сердце Ронни жила сладкая истома, уже четыре года Ронни был влюблен. И вот настала пора расстаться с этим любовным недугом. Влюбленность – чувство было сродни полету невесомой радужной бабочки, над которой не тяготеют законы притяжения, и которая может вольно парить над прекрасным летним лугом, чтобы пропасть в один миг.

Эта влюбленность одолела Ронни вовремя во время обязательного причащения. Мальчики и девочки, которым исполнилось двенадцать лет и их родители хорошо подготовились к этому церковному торжеству, ибо в этом возрасте человек достигает своего совершеннолетия в глазах Бога и уже сам отвечает за свои поступки.

К алтарю шли парами. Ронни держал нежную руку Герды в своей крепкой мальчишеской руке. Одет был мальчик в строгий темно-синий костюм с короткими брюками и белыми гольфами, а Герда красовалась в бальном кружевном белом платье. Она светилась, как прекрасный ангел. Ронни еще никогда в жизни не видел живого ангела.

Ангелы, изображенные на картинах и на стенах в церкви, казались ему ненастоящими, потому что они, имея крылья, не могли летать, а девочка, вложившая свою руку в его ладонь, крыльев тоже не имела, но двигалась по-ангельски. Герда была выше Ронни и гораздо крупнее, чем он. На ее пухленьком личике светились живые светло-коричневые глаза, и курносый нос весело задирался кверху. Ронни и Герда торжественно шли по ковровой дорожке, постеленной в центральном проходе между рядами церковных стульев. В тот день в церкви не было пустых мест, и все прихожане с умилением смотрели на проходивших мимо детей. Пастор, одетый в сверкающий золотом балахон, ждал причащающихся у алтаря.

Двумя пальцами поднимал он круглый сухарик кверху, чтобы он был виден всем присутствующим в здании церкви, а потом вкладывал его в рот детям, напоминая, что они едят тело Христа. Это был прекраснейший момент в жизни Ронни, момент, когда он был по-настоящему счастлив.

После таинства причастия детей поздравляли пастор и дьяконы, родители и родственники. Завершался праздник чаепитием с белоснежным бисквитным тортом, украшенным розовыми кремовыми розочками. И Ронни был рад, что сидел рядом со своей любимой девочкой и, что на этот раз, с ним не приключилось то, что произошло на с ним на первом причасти, когда ему исполнилось семь лет. Ведь во время своего первого причастия его стошнило, прямо у алтаря.

Сначала все шло своим ходом, к алтарю его вел за руку крестный, Маленький Франц. Дед сжимал руку внука в своей сухой крепкой руке и не заметил, что с каждым шагом по направлению к алтарю тот всё больше бледнел. Маленький Франц сам не ходил в церковь, но в этот раз он решил исправиться пошел на службу ради Ронни. Когда мальчик пожаловался, что его сильно тошнит, дед успокоил его, пообещав, что все скоро закончиться и что его тоже тошнит от всей этой кутерьмы. Перед причастием полагалась исповедь, на исповедь мальчик пошел без деда.

– В чем ты согрешил, дитя мое? – спросил Ронни дьякон.

– Я не грешил, – честно признался Ронни и думал, что теперь его похвалят, но дьякон приоткрыл занавеску в окошке и с любопытством посмотрел на «безгрешного» мальчика. В столь торжественный момент своей жизни Ронни не мог соврать. Он всегда говорил правду и ничего не брал без разрешения.

– Бедная заблудшая овечка, – вздохнул священник и продолжил поучительно: – Теперь вспомни, что ты учил на уроке богословия, и теперь скажи мне, сколько раз ты соврал или украл.

Ронни молчал, и тогда его уже нестерпимо тошнило, теперь уже от голода, ведь на причастие не приходят сытыми.

– Господин, мне папа запретил врать и красть, когда я был еще маленьким.

– Сын мой, тебе надо много говорить, а надо сознаться, а иначе праздник причастия для тебя не состоится.

– Ну, хорошо. Я один раз соврал.

Ронни опять не врал, потому что был уверен, что сейчас он первый раз говорит неправду.

– Именем Иисуса прощается тебе этот грех!

Это первое причастие закончилось для Ронни и его семьи настоящим позором. После того как мальчик проглотил сухарик, данный ему пастором у алтаря, его тут же вырвало прямо на брюки деда. Валентина стала платочком вытирать сначала брюки отца, а потом и ковровую дорожку перед алтарем. Франц бубнил себе под нос ругательские слова, а Ронни, почувствовав себя лишним, убежал на улицу.

На втором причастие мальчик не подкачал, он уже имел слишком много грехов, чтобы все грехи перечислить на исповеди, и очень хороший аппетит, чтобы съесть дополнительный кусок пышного бисквитного торта, сидя рядом с девочкой своей мечты, которую звали Гердой. Герда была дочерью директора сосисочной фабрики, и Ронни надеялся на встречу с ней, но с переходом на работу в транспортный цех, его сердце освободилось от ненужных надежд.

Работа грузчика в транспортном цехе недолго радовала Ронни, шофера не признавали его своим, считая, что он директорский любимчик. Иногда, его высаживали из машины на пути к месту погрузки, а на обратном пути забирали, то есть в труде грузчика нужды не было. Ездить по городу с недружелюбным водителем грузовика быстро надоело, время в поездках тянулось дольше обычного и то, что теперь Ронни стал получать не семь центов в час, а десять, радовало только его маму.

Как-то раз машина заехала не в магазин, а в чей-то частный дом, где была выгружена часть товара. На недоуменный взгляд Ронни шофер глухо проговорил: «Не болтай лишнего пацан, а то твой папка плакать будет». Кому понравиться такие угрозы?

А тут, как нельзя кстати, Ронни познакомился с бригадой строителей.

По дорогу на работу было начато строительство многоэтажного дома. Каждое утро и вечер проезжал он мимо стройки, и вскоре его весело окликали строители, приглашая сделать перекур. Ронни останавливался, раскуривал сигаретку и, иногда, забавы ради, юноша подносил на этажи то бадью с бетон, то кладку кирпичей.

На стройплощадке с раннего утра звучало радио, сообщая прохожим последние новости, точное время, принуждая жителей соседних домой весь рабочий день слушать популярную музыку под бойкий перестук мастерков. Ронни радовался новому общению, тем более, что работа грузчиком в транспортном цехе ему порядком наскучила. Оказалось, что поднять наверх все сорок два кирпича, аккуратно сложенные на маленькой узкой дощечке, было необычно интересно, для этого требовалось виртуозность и мастерство.

– Сколько тебе платят на фабрике? – спросил его, однажды, бригадир строителей.

– Десять центов в час, – ответил юноша.

– Я буду платить тебе все тридцать. Что, согласен у меня работать?

– Хорошо, я поговорю с мамой.

«Тридцать центов в час» были магическими словами для Валентины, и она тут же согласилась отпустить сына поработать на стройку. Только Альфонс, вздохнув, сказал: «Сын, на фабрике работа под крышей, а на стройке – круглый год под открытым небом». Но это как раз было то, чего хотелось самому Ронни, работать под открытым небом, и теперь опять отправился в вечернюю школу, чтобы учиться на мастера-строителя.

Со временем банда «бункерских крыс» стала распадаться. Это происходило само собой, потому что мальчики и девочки взрослели, они создавали семьи, рождались дети.

Дружба Раймонда с Ронни продолжилась и после распада банды. Раймонд учился уже в высшей школе, а Ронни работал на стройке и учился на строителя. Когда у друзей выдавались свободные дни, они встречались и весело проводили время, придумывая различные авантюры. Ронни часто навещал своего друга у него дома, и был знаком с его отцом.

Отец Раймонда, худой и мрачный, был вечно недоволен женой и сыном, своей работой и своим соседом, своей страной и своим правительством, всем миром и даже самим собой. Завидев Ронни, он шел ему наперез, чтобы отчитать его за участие в банде «крыс», а когда друзья покинули банду и стали заниматься мотоциклами, то он принялся пилить их за то, что они впустую тратят свое молодое время на глупости, вместо того чтобы подыскивать хороших невест. Друзьям же было не до невест, они вместе готовились к службе в армии, укрепляя свою молодецкую силу в соревнованиях на выносливость и крепость мышц. Они часто ездили на велосипедах в другие города и на спор поднимали тяжести, а со временем облюбовали для своих спортивных игр высокий старый амбар

Когда-то деды Раймонда хранили в этом амбаре сухое сено, а теперь друзья оживили это огромное сооружение, превратив его в армейский полигон. Ронни и Раймонд взбирались на балки амбара и ходили по ним под самым потолком, подтягивались на дверях и залезали на высокую крышу. В армии солдату требовалась выносливость и хорошая физическая подготовка, на крыше амбара ребята проверяли себя на смелость. После дождика балки были скользкими, но это не остановило юношей. Ронни упражнялся, легко пробегая по краю крыши, но, как раз он поскользнулся, и полетел головой вниз. Ястребом летел юноша с четырехметровой высоты амбара, но для того, чтобы не для того, чтобы схватить добычу, а для того, чтобы встретить свою неминуемую смерть. Пикируя головой прямо в землю, он интуитивно вытянул полусогнутые руки вперед, оттолкнулся ими от земли, как кошка при падении, потом перекувыркнулся в воздухе и встал на ноги, живой и невредимый. Ронни еще не успел опомниться от этого головокружительного прыжка, как на него налетел отец Раймонда.

– Эл-ла, что это ты учудил? … (подзатыльник). Это тебе не натовский полигон, а наследный фамильный амбар! (подзатыльник). Захотелось убиться насмерть, так прыгай себе с церковной башни, там тебе крест сразу в землю воткнут, а амбару от ваших выкрутасов одни убытки.

Что-что, а подзатыльники старый земледелец отвешивал юноше удальски. Подошел Раймонд, который издалека видел, как его друг пикировал с амбарной крыши, и теперь смотрел на друга, как на пришельца с того света. Увидев своего сына, хозяин амбара еще больше разгорячился.

– Вот еще один варвар явился, ядрёный миллиард! От ваших развлечений амбарная крыша в дырках, как решето! Амбару-то уже все сто… сто… сто шестьдесят лет набежало, а вы тут распрыгались. Прямо, как Мэри Поппинс без зонтика, разлетались. Я тебе Ронни, лучше метелку в зад воткну, чтобы разбег был хороший, а то…

Теперь подзатыльники старого ворчуна получали уже оба друга по очереди, и это было очень смешно. Сначала юноши пытались хранить серьезность, как-никак, отец Раймонда, как-никак пожилой человек, но надолго их не хватило, и они расхохотались, а старик обиделся, махнул на ребят рукой и поспешно удалиться домой, в надежде найти жену, которая никогда не перебивала его на полуслове.

Подходило время призыва в армию. Раймонда должна была провожать на службу Элла, а у Ронни никаких привязанностей не было, если не считать Ингрид, которая жила по соседству. Как-то Ингрид позвала его к себе, чтобы починить кран, когда ее мамы дома не было. Ронни быстро справился с задачей, и хотел было уйти домой, но девушка осторожно взяла его за руку и, прикрыв ресницами глаза, поцеловала крепко в губы. Затем робко прижалась головой к широкой груди юноши, и ее руки сомкнулись на его шее. Ронни почувствовал упругость девичьей груди и легкое дрожание ее худого тела, и ему было хорошо оттого, что девушка сама увлекала его. Предательство Диан, поцелуй проститутки и бесплодное мечтание о Герде были тогда единственным любовным опытом Ронни в отношениях со слабым полом, поэтому он безропотно дал девушке увести себя к розовой кровати.

Когда Ронни осознал, что случилось в эти полчаса в доме его соседки, он принял твердое решение жениться. Ингрид была старше Ронни на пять лет и не ожидала такого быстрого успеха от своей игры. Победа, к которой они с мамой так хорошо подготовились, наступила слишком легко. Мама девушки работала на улице, знаменитой высококлассными проститутками, и знала способы, как найти подходящего жениха для дочери. Ронни был перспективным женихом: богатым наследником и очень покладистым пареньком с хорошей репутацией. Но мама девушки не учла одного, что ее дочь была совсем не готова стать женой и матерью. Ее влекло совсем другое искусство. Ей нравилось искушать мужчин своим телом, испытывать власть над ними, приводить их в чувственный трепет и получать за это большие деньги, не ожидая подачек или мистического наследства.

Де Гроте этого не знал, иногда, он приходил к соседке в гости, съедал принесенный ей в подарок шоколад, ремонтировал ее велосипед, и все, продолжения не было. Как-то раз Ронни решил проехаться со своей девушкой до магазина, но к магазину он приехал один. На обратном пути он нашел Ингрид, которая плакала, сидя у канавки, но кто виноват, что она умудрилась свалилась с мотоцикла, и на этом их пути разошлись. Ронни ждала служба в армии, а Ингрид захотела пойти по стопам матери.

– Все женщины продажны, – подытожил Ронни и забыл о женщинах на целых два года. Для Ронни Де Гроте пришло время стать мужчиной.