Читать книгу Вера и рыцарь ее сердца - Владимир Де Ланге - Страница 7

Площадь перед школой напоминала большую городскую клумбу, которая цвела всеми цветами осени. Первого сентября школа раскрыла свои двери для мальчиков и девочек, чтобы десять долгих лет учить их и переучивать, воспитывать и перевоспитывать, а потом проводить под мелодию школьного вальса во взрослую жизнь. Но это будет потом, а сегодня все мечтали! Мечтали родители и дети, мечтали учителя и очень серьезный директор школы, мечтал грозный завхоз и пожилая повариха, что ее вкусная кукурузная каша и пирожки с картошкой непременно полюбятся ребятишками. Все мечтали в тот день об одном: о хорошем и успешном учебном годе!

Дети радовались встрече с одноклассниками, которые за лето выросли, окрепли и, скорее всего, поумнели. В этот первый сентябрьский день никому не хотелось ссориться. Ребята спешили поделиться своими летними впечатлениями, все говорили громко и разом. Только притихшие первоклассники робко стояли рядом со своими родителями. В руках они держали большие букеты цветов для учительницы, которая непременно научит их читать и писать.

Учителя, отдохнувшие за лето, радостно приветствовали своих повзрослевших питомцев. Они соскучились по урокам и ученикам, иначе бы давно сменили профессию, на более престижную, но, где еще можно найти такой источник молодого задора, энтузиазма и истинных эмоций, как не в родной школе среди жизнелюбивой детворы.

И вот, прозвучал первый школьный звонок. Первоклассники стеснительно стояли в строю перед нарядной школой, и среди них сияла от счастья Вера. В этот день девочка чувствовала себя принцессой на балу. Ее белый, туго накрахмаленный фартук, одетый поверх коричневой школьной формы, был настоящим бальным нарядом. В ее крепкие косички были вплетены огромные белые банты, которые весело прыгали по спине. С самого утра девочке очень хотелось танцевать, но кто танцует с портфелем в одной руке и с букетом гладиолусов в другой?

Мелодично звенел медный звоночек. Первоклассникам выпала честь первыми войти под своды школы, куда их родителей не пустили. На этом праздник Первого сентября закончился, и только осенние цветы, стоявшие в ведрах у школьной доски, еще долго наполняли класс резким запахом осеннего увядания.

Вере сразу понравилась ее первая учительница. Анна Ивановна любила своих новых учеников и ей очень нравилось учить ребят читать, считать, писать и рисовать, еще она любила порядок и дисциплину. От улыбки Анны Ивановны Вере всегда хотелось превратиться в бабочку и порхать над партой, жаль, что улыбалась учительница редко. Аккуратная полнота Анны Ивановны сочеталась с ее высокой прической, а безукоризненно отглаженное платье синего цвета, суженное книзу, и ослепительно белая блуза с высоким кружевным воротником делали учительницу похожей на шахматную королеву, у которой вместо короны на воротничке под шеей сияла дивная голубая брошь, которая загадочно переливалась в солнечные дни.

Золотые сентябрьские дни сменились неделями осеннего ненастья, но ходить в школу Вере не разонравилось, только необходимость менять каждую неделю воротнички и манжеты на школьной форме надоедало, зато училась по всем школьным предметам хорошо и с удовольствием. Можно сказать, что школьная жизнь пришлась девочке по душе, но иногда ей было скучно сидеть на уроках, тогда она принималась развлекать соседей по партам своими придумками. Анна Ивановна имела хороший слух и умела портить Вере настроение своими замечаниями, которые она писала в дневнике красными чернилами.

Дома мама отучала Веру разговаривать на уроках, заставляя ее стоять коленками на газетке, густо посыпанной солью, с поднятыми кверху руками. «Время думать» – так называлось это наказание. Руки Веры слабели и опускались вниз сами собой, но мама, сидевшая рядом за штопкой старых носков, не позволяла дочери расслабиться, чтобы той было не повадно на уроке развлекать одноклассников. Надо сказать, что наказание приносило пользу, потому что девочка искренне раскаивалась, но плохо было то, что в школе Верины руки не болели и коленки забывали, о том, как больно стоять на газетке с солью, и все повторялось; разговоры на уроке, запись в дневнике и стояние на газетке с солью.

Одним из самых больших событий этого года был прием первоклассников в октябрята. После этого торжественного события Вера имела право носить красную звездочку на своем черном фартучке, но на белом фартуке она смотрелась лучше, но белый фартук можно было надевать только по праздникам. В центре красной звездочки, как в ромашке, было помещено изображение маленького Ленина с белокурыми кудрявыми волосами. То, что Ленин был маленьким мальчиком, Веру растрогало до слез. Она очень любила Ленина, великого вождя всех народов, о котором большими буквами было написано над классной доской: «Ленин жил, Ленин жив, Ленин будет жить». И пусть Ленин спокойно лежит в Мавзолее в далекой Москве, а Вера будет нести его портрет на груди, а это означало то, что дело Ленина жило, что великий Ленин – даже мертвый – жив.

Впрочем, самой Вере больше нравилось жить, пока она живая, а не тогда, когда ее положат в гроб. Вера очень не хотела огорчать вечно живого Ленина своим поведением и старалась быть послушной и как можно меньше говорить на уроках.

Командиром звездочки Веру не выбрали, но это не было бедой. Девочка поступила, как поступил бы настоящий октябренок. Она создала октябрятскую звездочку у себя во дворе и назначила себя ее командиром, в эту дворовою звездочку были приняты Верины одноклассники, жившие в одном с ней доме. Как командир звездочки Вера помогала одноклассникам делать домашние задания, активно организовывала игры во дворе и навещала заболевших друзей на дому.

В гостях Веру угощали чем-то сладким, за это, что она очень подробно рассказывала больному товарищу о событиях в классе. Обычно, она не успевала рассказать и половины того, что хотела, как подопечный друг засыпал, а сон, со слов мамы, – это лучшее лекарство от любых болезней. Наверное, поэтому друзья по звездочке быстро выздоравливали после ее посещений.

Иногда за свою активность, как командир звездочки, Вера получала нагоняй от собственных родителей, потому, что они не читали книжку «Тимур и его команда» и не понимали какую ответственности, как командир дворовой звездочки, несла их дочь.

Однажды Веру наказал, ну, совсем несправедливо. Весь январь Вера и ее друзья холодными звездными вечерами строили из снега во дворе большой корабль. Этот корабль получился великолепным, в нем могла уместиться все Верина команда. Маме не понравилось только то, что из-за постройки корабля пострадали красные рукавицы, которые она привезла дочери из Ленинграда. Вере тоже было жалко, когда рукавички из пушистых и теплых превратились в бесцветные сморщенные комочками, но ледяной корабль без красной полосы по бокам был бы ненастоящим. Разве могла она, как командир звездочки, это допустить. Она мочила свои любимые рукавички в ведерке с водой, и красила ими красную полосу по борту корабля, чтобы тот не потонул.

– Как жалко, что мамы не понимают важность детских дел и наказывают своих детей, вместо того чтобы ими гордиться, – печально думала Вера, стоя на газетке с солью.

Римма не любила оставлять Веру одну дома. Девочка была очень активной и не по годам самостоятельной. Поэтому после школы дочь должна была ее ждать у соседки Лизы, что жила на первом этаже. Эта добрая женщина редко покидала свою квартиру.

Вера любила посиделки у тети Лизы, которая при ходьбе, переваливалась из стороны в сторону, потому что надорвалась в трудовой армии. Девочка толком не знала, что означают слова «трудовая армия», но тетя Лиза была довольна тем, что вернулась оттуда живой, а то, что ноги болели и спина отказывала, то тут уж ничего не поделать. О своем столь интересном прошлом тетя Лиза говорить не любила.

Верин папа был настоящим героем, фронтовиком, но он тоже не любил говорить о войне, наверное, потому, что Вера была еще маленькой в его глазах, но девочка сама знала о войне по фильмам и очень гордилась героями войны, которые не дали фашистам поработить ее народ, и победили зло на всей земле.

К тете Лизе часто приходили ее подруги, которым она перешивала одежды, потому что она умела кроить и шить, так хорошо кроить и шить не могла даже Верина мама. И еще тетя Лиза могла говорить по-немецки! Это умение говорить на двух языках казалось девочке чудом. В доме у тети Лизы был удивительный порядок, никому не разрешалось его нарушать. Поэтому Вера всё время должна была чинно сидеть на диване или рисовать картинки за большим столом, где стояла швейная машинка. Даже маленькие вещички в комнате всегда покоились на своих местах, что мешало Вере чувствовать себя у тети Лизы, как у себя дома. Чтобы не заскучать, в ожидании мамы, она разглядывал вещички, расставленные в комнате у тети Лизы, придумывая для них различные истории. Больше всего девочке нравилось маленькая белая статуэтка балерины. Балерина стояла на полочке, на узорной кружевной салфетке, с высоко поднятой стройной ногой, и завораживала Веру изяществом бального пируэта, застывшего в белом камне. Разрешения взять эту балерину в руки тетя Лиза не давала, потому что балерина была очень хрупкая, а Вера могла легко отломать у балерины или ручку, или ножку.

– Я знаю, кем стану, когда вырасту взрослой. Я стану балериной!

Это был ее первый вызов родителям, которые видели свою дочь либо инженером, как этого хотел папа, либо доктором, как об этом мечтала ее мама. Дома, во время игр, Вера поднималась на цыпочки и бегала перед большим зеркальным шкафом в маминой спальне. Прыгать, высоко поднимая ноги, и размахивать руками ей мешала находящаяся в комнате мебель. Стулья, которые Вера использовала для прыжков, опрокидывались на пол, не выдерживая тяжести маленькой балерины. Однако, собственная неуклюжесть девочку совсем не огорчала: в ее воображении она танцевала просто чудесно, и мама любила смотреть ее танцы и громко хлопала в ладоши, уча Веру делать реверансы.

Танцы танцами, но больше всего на свете Вера любила слушать разговоры, которые велись между гостями тети Лизы. О чем только ни говорили женщины, успокоенные уютом квартиры, мерным тиканьем настенных часов и биением швейной машинки. Эти разговоры обычно велись по-русски, но иногда женщины переходили на немецкий язык. Поэтому Вере приходилось часто самой додумывать истории, услышанные ей в комнате у тети Лизы. Особенно ее интриговали рассказы о трудовой армии. Как-то раз, Вера перебила рассказчицу, чтобы узнать, что случилось с одной девочкой, которую взрослые забыли в лесу.

– Тетя Лиза, эту девочки нашли взрослые дяди? А сколько лет было этой девочке, у которой от телеги с бревнами отвалилось колесо?

В этот момент Вере вдруг сделалось страшно, ведь на месте той несчастной девочки могла очутиться, и она сама. Как такое могло случиться в стране, где все дети должны быть счастливыми. Перед глазами Веры уже вырисовался дремучий лес. Потерявшие листву деревья тревожно постукивали голыми ветками, отодвигая приближение ночи, но стоящие вдоль дороги высокие сосны хмурились на тощую лошадку, которая отказывалась тащить телегу, нагруженную бревнами, потому что от телеги отвалилось колесо.

Лошадь выбилась из сил и приготовилась стоять в лесной чаще вечность, ее голова и хвост опустились до земли. Из-под опухших век старая лошадка виновато поглядывала на худенькую девочку, которая представлялась Вере очень похожей на нее, только более худой. А бедная девочка дрожала от холода, и ее не согревало пальтишко, сшитое тетей Лизой из старого мужского костюма. Отчаянно пыталась она закоченевшими руками приставить отвалившееся колесо к телеге, загруженной бревнами, но это ей никак не удавалось. Маленькие пальчики бедняжки отмерзали, и она умоляюще смотрела то на темнеющее небо, то на уставшую кобылку. Что могло стать с девочкой, если никто не спешил ей на помощь? Вера могла только догадываться об этом. Ведь ночью лес цепенел от холода и тьмы, в нем нельзя было оставаться живому человеку, тем более ребенку.

– Как звали эту девочку? Что с ней случилось дальше? Ее не спасли? – эти Верины вопросы остались без ответа. Тетя Лиза и ее подруги с удивлением и тревогой посмотрели на Веру и снова перешли в разговоре на немецкий язык.

– Лучше бы я молчала! – подумала девочка про себя, вспомнив мамин совет о пользе молчания. О том, что же дальше случилось с этой незнакомой ей девочкой, Вера так и не узнала. Но, если честно, Вера боялась это узнать.

Вечером, когда за Верой пришла мама, тетя Лиза передала маме тарелочку с золотистым ободком, на которой весело уместились четыре окрашенные яйца. Это были пасхальные яйца, которые надо было есть в воскресенье утром. Тогда девочка еще не знала, что такое Пасха, и почему только воскресным утром надо есть крашеные яйца, как и не знала, что ее счастливое детство скоро оборвется …