Читать книгу Вера и рыцарь ее сердца - Владимир Де Ланге - Страница 6

Софа мастерила из листьев клена бусы, скрепляя их маленькими сухими веточками. Бусы походили больше на лопушистый воротник, но Вере нравилась их зеленая свежесть. С каждым днем подруги становились всё молчаливее. Подходило время проводов детей из детского сада в школу. Вместе с радостным ожиданием перемен в сердцах подружек притаились грусть от предстоящей разлуки и страх перед школой. Будут ли им в школе рады?

– Всё будет хорошо! – уже в который раз убеждала Вера подругу, ломая для нее очередную сухую веточку. Как сестра третьеклассника, она знала, чем можно взбодрить свою Софу.

– В школе не нужно днем спать. После школы можно гулять во дворе. И главное, что у нас будут настоящие каникулы. А через десять лет мы станем взрослыми, и уже никто не осмелится нас обидеть.

Софа с благодарностью посмотрела на подружку, она, как никто-другой, понимала ее робость перед школой, но стать поскорее взрослой она не мечтала. Вера была убеждена, что взрослые не боятся темноты и бандитов, им не снятся сны, где их тела режут на части и укладывают в тесный ящик, и они могут дать отпор насмешникам. В то время она очень боялась привыкнуть бояться и с надеждой смотрела на своих бесстрашных, уверенных в себе, родителей. В том, что ее папа не боялся ничего на свете, Вера была уверена. А мама? … Ее мама тоже не из пугливых мам. Трудно было представить растерянную маму или дрожащую от страха.

Тут Вере припомнилась история, где главным героем была не мама, а белая курица. От веселых воспоминаний она разулыбалась, а Софа сначала не поняла, кому так счастливо улыбается Верочка, ведь вокруг не происходило ничего особенного. Спокойно шелестел листвой старый клен, под которым стояла полюбившаяся им скамейка. Позади скамейки был высокий надежный забор, а впереди росли низкорослые акации, за которыми играли нормальные дети. Софа отложила свое «бусиное» изделие.

– Верочка, ты вспомнила что-то веселое? Расскажи мне, а то мне очень грустно.

– Это веселая история про белую курицу.

Верины глаза заискрились от воспоминаний, но время прогулки подошло к концу, и девочкам пора было расходиться по группам. Софа так и не узнала эту куриную историю. А история была такова.

Как-то раз, поздней осенью, в конце рабочего дня, Вера и ее мама шли по улице домой, они были довольны собой и друг другом. На улице к вечеру резко похолодало и выпал первый мокрый снег. Прохожие спешили домой, прогибаясь под тяжестью своих сумок, в которых было всё, что только душе угодно. Вера смотрела не по сторонам, а себе под ноги, отчаянно пытаясь идти с мамой в ногу. Мама шла аккуратно, маленькими шажками, четко ставя ноги, обутые в ботиночки на высоких каблуках, одну за другую, и от ее ходьбы на снегу вырисовывалась узорная прямая линия. Царственность маминой осанки подчеркивалась приталенным пальто с лисьим воротником, а маленькая вельветовая шапочка, одетая поверх подобранных кверху кос, делала маму выше ростом.

Вера часто спотыкалась, и под ее тяжелым шагом снег шлепал и брызгался. Девочку притягивало к маме, как Луну к Земле. Об этой силе притяжения она впервые услышала от папы, который уже несколько дней был в деловой командировке и его возвращения в семье с нетерпением ждали.

К слову сказать, Вера ждала папу не только потому, что скучала по нему, но еще потому, что из своих поездок он привозил детям в своем коричневом портфеле подарочки, шоколадные конфеты или апельсины, похожие на оранжевые солнышки, которые рисовали дети в детском саду.

Уличные фонари бросали на дорожку и спешащих домой прохожих мигающий желтый свет. У Веры никак не получалось красиво переставлять ноги, но она старалась. Иногда от забегала вперед, то отставала, то заходила на маму сбоку, а так как сила притяжения Веры к маме была больше, чем мама могла выдержать, то мама часто «сходила с орбиты», ее заносило в кусты, которые росли по бокам тротуара. Каждый раз, когда мама выправляла свой курс и вновь возвращалась на протоптанную снежную дорожку, она просила дочь не толкаться, поднимать ноги при ходьбе и не топать, как слон.

Толпу на углу продуктового магазина Вера заметила уже издалека. Люди стояли, повернувшись лицом к необычно большим клеткам, стоящим друг на друге в открытом кузове грузовика. Любопытная Верочка схватила маму за рукав ее пальто и изо всех сил потащила к этим клеткам, в которых несметное количество настоящих куриц. Курочки с черными глазками, красными гребешками и белыми перышками понравились Вере с первого взгляда. Они кудахтали, высовывали свои головы из-за металлических прутьев и не понимали, зачем их затолкали в клетки и привезли на край света. Столпившиеся возле клеток горожане охотно делились воспоминаниями своего деревенского детства. Продавец, молодой парень с красными от мороза щеками, просил за курицу очень маленькую цену.

– Мама, нам необходима дома курица! Мы с ней будем играть… собирать яички… учить ее подавать лапку, – начала, как обычно, попрошайничать Вера.

Девочка уже представила себя куриной воспитательницей, сидящей в кругу пушистых желтеньких цыплят, но ее мечтание прервало странное поведение мамы, обычно устойчивой к подобным просьбам дочери. Верина мама решительным шагом направилась к грузовику, и продавец стал выбирать для нее самую крупную курицу. Когда купля продажа состоялась, мама гордо прошла через толпу притихших наблюдателей, неся в руках сетку, в которой билась живая курица. Вера не сразу поверила в такую удачу.

– Вот так счастье привалило! Мама купила мне настоящую белую курицу! – обрадовалась девочка, глаза у нее загорелись, и весело побежала вслед за мамой. Однако, самой курице не понравилось, что ее продали. Она билась в сетке и не давала Вериной маме красиво переставлять ноги по снежной дорожке. Теперь они обе, мама и ее Вера, перебежками неслись к дому, весело разбрызгивая мокрый снег на себя и на прохожих, явно сочувствовавших курице.

Саша стоял на пороге квартиры и не верил своим глазам. Он непонимающе переводил взгляд с мамы на Веру, с Веры на курицу и потом в обратном порядке. В этот момент до мальчика стало доходить значение папиных напутственных слов о том, что Саша во время отъезда отца остается единственным мужчиной в семье, но что делает мужчина, когда вместо опрятной и подтянутой мамы на пороге дома появляется взмокшая и растрепанная женщина? На маминых мокрых волосах кое-как держалась шапочка, съехавшая к самому уху, подол ее пальто был в мокрых пятнах от растаявшего снега, к которым прилипли белые перышки. В одной руке мама держала свою дамскую сумочку, а в другой – настоящую курицу в сетке.

Рядом с мамой стояла его сестра, сияющая, как помидор, с выбившимися из-под шапки волосами, с горящими от восторга черными круглыми глазами и с улыбкой до самых ушей. Вера сразу выставила перед братом свой пальчик, на котором застыла капелька крови, а пальцем другой руки указала в сторону курицы, которая вдруг перестала биться в сетке и тоже уставилась на Сашу одним своим глазом, потому что второй глаз был закрыт крылом.

– Сегодня мы будем варить настоящий куриный суп, по-деревенски! – четко произнесла мама, опережая все вопросы сына, которые она уже читала в его глазах. Теперь всё семейство с жалостью смотрело на курицу, и никто не хотел быть на ее месте.

Курица, не знавшая коварных замыслов мамы, была закрыта на кухне. Через полчаса она уже хозяйкой разгуливалась по обеденному столу, переваливаясь с одной тоненькой лапки на другую. Всё, что можно, было опрокинуть и разбить, она опрокинула и разбила.

Курица могла быть довольна: такого кухонного разгрома Вере не сотворить никогда. На полу лежали осколки маминой любимой сахарницы. Рассыпанный сахар постепенно окрашивался в малиновый цвет от капавшего со стола на пол варенья. Этот беспорядок довершали зеленые кучки, которые превращали мамину кухню в куриный клозет. Потом курица перелетала со стола на пол. Она скребла лапками деревянный пол, потом, то одним, то другим глазом, осматривала то, что наскребла, и очень сердилась, что ничего съестного не наскребла. Мама строго следила, чтобы на полу не было никаких крошек, но пернатая гостья этого не знала и упрямо долбила носиком пол кухни.

– Червячков ищет! – сказала догадливая Вера.

– Нет, она гнездо вьет, чтобы яйца откладывать.

Вера посмотрела на брата глупым взглядом, потому что никогда не могла определить, шутит ли он или нет. Они с братом стояли за дверью кухни и следили за курицей через дверное стекло. Пальчик на Вериной руке был уже перевязан бинтиком, теперь девочка знала, что не все любят, когда их гладят по головке, а некоторые даже клюются.

Надо сказать, что Саше было совсем не жаль поклеванного пальчика сестры, его злила мамина затея с супом. Он стоял за дверью кухни, одетый в фуфайку, которая, по словам мамы, должна была защитить от острого птичьего клюва, а его руки были подняты кверху, чтобы с них не свалились тяжелые папины рукавицы, с которыми проще выходить на боксерский ринг, чем ловить курицу. Еще мальчику не нравился мамин план, по которому ему предстояло ловить курицу, а маме рубить ей голову. Мама, как женщина, не учла в своих планах, что размахивать топором – это мужское дело. Как мальчику не хватало папиной поддержки!

К дверям кухни подошла мама. В ее руках был топор, который она, как ребенка, прижимала к груди. Как варить суп из курицы, она знала хорошо, а рубить куриную шею она боялась почти смертельно. Как же могла Римма не учесть, что Володя, ее муж, должен был вернуться из командировки только в пятницу? Угостить мужа супом на настоящем курином бульоне ей очень хотелось, но сохранить курица живой до его возвращения домой было невозможно. Одно утешало Римму: курица стоила малых денег и была на редкость упитанной, главное, что свежей. Римма скучала по мужу, но этого она ему не скажет, это Володя должен знать и сам. Когда же она увидела, что натворила эта кудахтающая бестия на ее кухне, сомнений не осталось: курица на то и курица, чтобы стать супом.

Саша зашел на кухню первым, но курица не хотела быть пойманной, она отчаянно кудахтала, летала и не давалась в руки, а мальчик злился, но не сдавался. Он крался за курицей лисьей походкой, набрасывался на нее ястребом, но поймать злодейку не мог.

В конце концов, его охотничий азарт передался сестре, которая наблюдала за ходом куриной охотой за дверью, и она, недолго думая, оставила маму с топором стоять за дверью и с громким гиканьем ворвалась на кухню. Вера подскакивала и размахивала руками, видимо имитируя чукотский танец охотников, который недавно показывали по телевизору. Вместе с Верой на кухне роем закружились белые перышки, а курица, оправившись от испуга внезапного появления маленькой охотницы, высоко взлетела к потолку и села на сито, что висело над мойкой. Сидя на сите, птица, видимо почувствовав себя в безопасности, победно раскудахталась.

– Как бы ни так! – вскричал Саша. Он прыжком вскочил на стол, крепко ухватился за штору, висевшую на карнизе и спрыгнул со стола по направлению к мойке. На этот раз его ждала удача, курица была им схвачена налету. Зеленая кухонная штора не выдержала тяжести рослого мальчика. Она оторвалась от карниза в самый успешный момент охоты, и через мгновение Саша упал на пол с зажатой в кулаке куриной лапкой, а за ними полетела вниз штора, которая зеленым парашютом накрыла охотника и его добычу. Вслед за шторой рухнул вниз и деревянный карниз. Карниз, похожий на толстую палку, падая, ударил охотника за курицами по затылку, торчащему зеленым мячиком из-под шторы, и приземлился между Сашей и его добычей. Мама всполошилась, вбежала на кухню, топор выпал из ее рук, придавил курицу к полу. Курица, издав предсмертный крик, затихла.

Из-под зеленых кухонных штор торчали с одной стороны крепкие ноги Саши в вязаных толстых носках, а с другой – куриная головка с поникшим гребешком. Заботливая мама помогала сыну выбраться из-под шторы, а Вера тихонько причитала над полумертвой птичкой.

Тут Саша разозлился не на шутку. Он быстро выбрался из-под завала, встал и устрашающе медленно одел папины рукавицы, потом взял курицу в обе руки и положил ее на ту деревянную доску, на которой мама должна была отрубить ей голову. К столу подошла мама, в ее руках опять был топор, который почему-то дрожал. Вера зажмурила глаза.

Прошло время, но на кухне ничего не происходило, и девочка осторожно приоткрыла глаза. Мама сидела у стола, на столе лежал ее топор. Возле топора с капелькой крови на шее стояла курица и виновато оглядывалась по сторонам. Она тоже была несчастна. Брат Саша обнимал маму, которая сидела с закрытыми глазами. Тогда-то Вера впервые увидела, что и взрослые плачут, и ей стало очень жалко маму, она заревела, как положено девочкам в таких ситуациях, в голос, шумно шмыгая носом.

Саша не знал, кого ему надо утешать в первую очередь. Скорее бы приехал папа! Тяжело быть единственным мужчиной в доме, когда все женщины разом плачут.

Потом пришли соседи. Они были напуганы доносившимся из квартиры Шевченко грохотом посуды, птичьими криками и детскими рыданиями. Конечно, они сразу подумали об ограблении с насилием и вызвали милицию. Разобравшись, в чем дело, сосед понял проблему и поступил по-соседски. Он остался на кухне один на один с курицей, и та безропотно приняла свою участь стать настоящим деревенским супом, который и был сварен мамой. Впрочем, никто этот суп даже не попробовал.

– Деревенский суп надо готовить в деревне, но суп надо варить из картошки, а не из курочек, ведь курочка хоть и с крыльями, а летать не научилась, поэтому ее жалеть надо, а не рубить ее шейку, – решила Вера, вспоминая эту историю вовремя тихого часа в детском саду.

Все дети мирно спали в своих белоснежных постельках, а нянечка, тихо переговариваясь с воспитательницей, домывала посуду и готовилась к полднику.

Вера лежала в своей кроватке, и перед ее закрытыми глазами проплывали прекрасные деревенские картины, где курицы с цыплятами, кудахча, похаживали по зеленой лужайке, усыпанной червяками и зернышками, а у «молочной реки с кисельными берегами» бродили коровы с рогами, упирающимися в небо. Незаметно для себя, девочка уснула сладким послеобеденным сном.