Читать книгу Вера и рыцарь ее сердца - Владимир Де Ланге - Страница 26

– Шевченко Вера, ты комсомолка, ты не можешь отказать в помощи своей сокурснице. Комсомолец обязан помогать товарищу в беде. Без твоей помощи Лене Литвиненко не сдать эту сессию! Соглашайся, она сам не решается тебя об этот просить.

Отказать куратору группы Вера не могла, и ей ничего не оставалась, как стать доброй против ее воли.

Лена Литвиненко обладала той броской красотой, которой хотелось любоваться бесконечно, не увлечься её привлекательной внешностью, мог только пень, у которого отсутствует мужское сердце. Черты лица Лены, как и ее спортивная фигура обладали геометрическим совершенством. Густые русые локоны тяжело падали на ее сильные прямоугольные плечи, и создавали образ прекрасной Златовласки. Каждый раз, когда Вера смотрела в глаза Лены, то неосознанно прислушивалась, надеясь услышать тихое «мяу», так как, глаза красавицы смотрели на белый свет желто-зеленым взглядом.

Впрочем, весь первый курс Вера остерегалась близкого общения с Леной, но не столько из-за ее неординарной внешности, сколько по причине ее острого язычка. Эта девушка обладала отменным острословием, она знала толк в шутке, не стеснялась высмеять в человеке то, что другие старались не замечать, но на нее никто не обижался, слишком красивой была шутница. Вера всегда чувствовала себя страшно неловко, когда в ее присутствии обижали хороших людей, но осудить Лену она не имела права, так как сама не обладала даром острословия. Так, при поддержке куратора группы Лена Литвиненко уверенно вошла в круг Вериных друзей, но привычкам подшучивать над ближним она не изменила, и Вере пришлось с этим мириться.

Семья Литвиненко жила в Дальнем парке, в пригородном поселке. В настоящее время от этого поселка не найдешь и следа. На месте, где когда-то стояли дома, магазины и большая трехэтажная больница, теперь растет ковыль, и дикие утки обживают маленькие озера, возникшие над просевшей землей, из недр которой был выбран каменный уголь, но во времена Вериной учебы в институте этот городок жил еще весело и достойно.

Мама Лены, тетя Пана, высокая и худощавая женщина, тепло приветствовала дружбу своей дочери с Верой и с Верной подругой Ириной Борисовой. Тетя Пана пекла для девушек вкуснейшие пироги то с капустой, то с картошкой, варила отменные наваристые борщи, и всегда была дома. Ее доброта и спокойный характер умиротворяли душу каждого, кто приходил под ее кров. Койка, где любила отдыхать тетя Пана, стояла у печки, топившейся углем, на которой зимой постоянно пыхтел большой металлический чайник. По мнению Веры, это было самое спокойное место на земле, надежно спрятанное от бед. Дом тети Паны сверкал чистотой и порядком, а постели в спальных комнатах заправлялись с мастерством золотошвейки. О таком уютном доме Вера могла только мечтать, поэтому она любила навещать Лену Литвиненко.

Со временем к красивой внешности подруги Вера привыкла. Оказалось, что ради этой красоты несчастная спала на бигудях всю ночь и утром целый час трудилась над своей внешностью перед зеркалом. Опекунство над Леной постепенно сменилось дружбой, а дружили Вера с Леной, как совершенно непохожие друг на друга сестры, хотя свои теплые сестринские отношения не афишировали. Прилюдно Вера оставалась подругой Ирины Борисовой, в которой романтика прекрасно сочеталась с расчетливостью, а Лена – подругой Светы Хан, умевшую шить, готовить и создавать домашний уют, где бы она ни находилась.

Как-то раз, после сытного ужина тетя Пана неожиданно отозвала Веру в закуток и обратилась к Вере с мольбой: «Верочка, я прошу тебя, помоги моей доченьке доучиться в институте. Ей трудно дается учеба, я это вижу и переживая, но знаю, что ты добрая девочка и поможешь ей получить диплом врача. Вера приняла ответственность за учебу Лены очень серьезно, и та стала успешно сдавать один экзамен за другим. В гостях у тети Паны Вера быстро набирала в весе, но быть «в теле» ей нравилось, потому что ей нравилось всё, что было привычно и комфортно. Да, и одевалась она во все широкое и просторное, чтобы не портить себе аппетит мыслью о том, что после ужина юбка не сойдется на талии.

Случилось так, что Вера полюбила тетю Пану, как свою родную тетю, и восхищалась ее заботливой любовью к дочери, которую не имела сама. От Лены она узнала, что вовремя поступления в институт её маму прооперировали по поводу рака желудка, а перед операцией тетя Пана ходила в церковь и просила у бога дать ей пять лет жизни, чтобы за это время Лена получила высшее образование. Операция прошла успешно, а зажжённые церковные свечи так и сгорели без следа. Теперь тетя Пана радовалась жизни и баловала гостей дочери пирогами да булочками.

Такие отношения людей с богом нравились Вере только потому, что в этих отношениях оставалось место для чуда, ведь в реальной жизни болезнь побеждается действиями грамотного врача в совокупности с желанием больного выздороветь.

– Тетя Пана наивно думает, что в церквушки старенький бог с вековой седой бородой услышал ее молитву, подставив к ее уху свой мифический стетоскоп. Вполне вероятно, что сила богов, о которой говорили древние греки с веками порядком исчерпалась, и творить на земле чудеса теперь предстояло самому человеку, потому что, если бы это было бы не так, то народ во врачах и не нуждался бы. Что ни говори, а религия остается «опиумом для народа» и в наши дни! Вовремя сделанная операция не дала тете Пане раньше времени уйти из жизни. … И, как это не поймут люди? Богу шепчут, свечки зажигают, а по врачам бегают!

Честно сказать Вере очень хотелось, чтобы выздоровление тети Паны было чудом, но ее ум каждый раз выбирал обратное.

– Бог не мог сотворить Землю и всё, что на ней, за шесть дней! Это сказка, потому что это невозможно!

Конечно, Вера очень радовалась успехам в учебе совей подопечной, но огорчалось за сокурсника Ларика, которого совершенно не интересовала медицина.

– Ларик, ты должен уйти из медицинского института!

Так категорично заявила Вера, открыв очередное комсомольское собрание. Она стояла в накрахмаленном белом халате с белым колпаком на голове, сердце в ее груди билось по-прокурорски.

– Ты, Ларик, совершенно не готовишься к занятиям, пропускаешь лекции, не пишешь конспекты. Я думаю, ты учишься с нами не потому, что хочешь стать врачом, а потому что за тебя решил папа, где тебе учиться. Профессия врача – это не лазейка, получить высшее образование, это – суть жизни человека. Безграмотных врачей не бывает, потому что они становятся потенциальными убийцами в белых халатах. Как ты думаешь давать клятву Гиппократа, если твои знания по биохимии, анатомии и латинскому языку равны нулю? Мне стыдно учиться с тобой на одном курсе и в одной группе, и я ставлю перед комсомольским собранием вопрос об исключении тебя из института!

Вера закончила свою обвинительную речь и оглянулась по сторонам. Вся группа была на ее стороне, кроме Юры, который явно скучал, и сочувственно относился к своему сокурснику.

– Ларик, у тебя есть талант музыканта! Твое будущее в твоих руках! Ну, зачем тебе учиться на врача, если ты одаренный гитарист и певец? – попыталась смягчить свое выступление Вера, и удивилась, когда обвиняемый, ни с того, ни сего, воспользовался своим правом защиты собственного достоинства.

– Вера, опомнись! Ты начиталась книг и теперь хочешь приструнить все человечество, когда твой собственный жизненный опыт равен … нулю!

Здесь Ларик сделал остановку и всем показал сложенный из пальцев «нуль» и продолжил.

– Понимаешь ли ты сама, что нельзя сравнивать одного человека с другим, даже с самим собой, тем более нельзя живого человека выносить на суд других, только потому, что он не похожих на героев твоих книжных романов. Тебе нравиться быть судьей, Вера Шевченко? Или ты думаешь, что Юрий Герман и о тебе трилогию напишет? Жизни ты не знаешь, Вера. А не записалась ли ты в святые?

– Да, ты прав, – пошла в контратаку и Вера. – Жизнь я познаю через книги, а как еще, если мне досталась такая, я бы сказала, ограниченная жизнь. Я не сужу тебя, я сужу то, как ты относишься к учебе. Я не хочу быть равнодушной, не этому учит нас товарищ Ленин и комсомол!

Решение комсомольцев группы было одобрено на заседание комсомольского актива педиатрического факультета, и бедного музыканта Ларика Кима исключили из института.

***

Второй курс был успешно завершен, и осенью Веру вместе с ее новыми студенческими подругами отправили на работу в самый дальний совхоз Карагандинской области. Особой романтики в этом труде Вера уже не находила, ведь исчезли все надежды снова увидеть Шурика на картофельном поле с мешком за плечами. Вериными соседками по комнате были ее подруги: Сауле, Лена Литвиненко и Света Хан. Ирина Борисова на сельхозработы не ездила по причине своего хронического бронхита.

Вера тоже могла бы остаться дома под предлогом ухода за больной мамой, но она знала, что в уходе ее мама не нуждалась, а липовая справка о ее болезни порочила бы ее имя честного человека.

Весь месяц полевых работ Вера училась материться и пить водку. Однако, чтобы научиться пить водку, ее нужно было сначала купить, но покупать водку приличным девушкам не полагалось. Поэтому всю неделю дружная Верина компания репетировала субботний поход в магазин за бутылкой водки.

По разработанному девушками плану, Вере в магазине надлежало закашляться, а красивой Лене – ей посочувствовать, а потом всё должно было произойти само собой: стоя перед прилавком, Сауле предлагает кашляющей Вере сделать водочный компресс на горло, а Света Хан покупает для этого бутылку водки. Несмотря на классную задумку, осуществить этот план оказалось не так-то легко.

В субботу, после окончания полевых работ, подруги смело вошли в совхозный магазин. У прилавка со стеклянной витриной скучали в очереди местные жители. Вместо того, чтобы покашлять в платочек и скривиться от боли в горле, Вера, неожиданно для себя и для всех присутствующих в магазине, начала тихонько хихикать, закрывая платочком рот.

От Вериного хихиканья Лена Литвиненко пришла в замешательство, потому что она не могла выразить сочувствие хихикающей подруге, и она толкнула подругу в бок локотком и стала угрожающе вращать глазами, чем еще больше смешила Веру. Операция по покупке водки явно проваливалась.

После того, как Лена, как бы случайно, наступила каблуком на Верины кеды, их обладательницу уже крутило от смеха, ее лицо покраснело, щеки надулись и глаза сузились, и стало напоминать лицо «плачущего китайца». Прошло мгновение, и теперь смеялись они обе.

Между тем, очередь продвигалась, и вскоре девушки оказали у прилавка. Спасать положение вызвалась Сауле, и она со знанием дела произнесла выученную фразу, и сделала это очень убедительно, так как говорила громко и внятно.

– Вера, ты простудилась, и тебе необходимо сделать компресс на горло!

А, чтобы все присутствующие покупатели увидели, кому в действительности нужен компресс, Сауле торжественно выставила свой указательный палец в сторону Веры, у которой уже дыхание перехватывало от икоты, вызванной припадком смеха. Когда Сауле поняла, что в сказанной ей фразе пропущено самое главное слово, то она не растерялась, а с достоинством комсомольского предводителя перевела свой указательный палец с Веры на тёмно-зелёные бутылки, которые солдатиками выстроились на витрине за спиной у продавщицы.

– Водка – это важный элемент для компресса при простуде! К тому же водочный компресс хорошо помогает при высокой температуре! – уточнила она докторским тоном и вызывающим взглядом обвела всех присутствующих в магазине покупателей, словно те намеревались засомневаться в целебности этого народного средства.

Настала очередь выходить на сцену Светы Хан. Прислонившись к прилавку, девушка неожиданно поняла, что напрочь забыла свою речь и уставилась на продавщицу с такой надеждой в глазах, словно та являлась ясновидящей. От наступившего молчания пожилая продавщица стала быстро терять терпение и разнервничалась, но ситуацию вновь спасла Сауле.

– Ханша, – обратилась она к Свете покровительством тоном, – тебе нужна одна бутылка водки. Скорей плати за водку, и пойдем делать Шевче компресс на горло. («Шевче» и «Ханша» были производными от фамилий Шевченко и Хан).

В тот вечер Света Хан приготовила из морковки, картошки и помидоров отменные салаты, накрыла стол на четверых, и девушки весело распили купленную ими бутылку вожделенной водки. На вечерние танцы они отправились тоже вчетвером, но Вера не смогла подняться на крыльцо совхозного клуба из-за внезапной слабости и тошноты. Ее рассудок помутнел, и всю обратную дорогу в барак водка с салатом рвались наружу. В комнате до сознания девушки дошла простая истина, что водка – это отрава. Мама опять оказалась права: пить водку – себе дороже. Чувство собственной вины не давало Вере отключиться в пьяном виде, и она, собрав всю резервную силу волю, поставила рядом с кроватью два ведра: одно с питьевой водой, а другое для промывных вод. В течении часа занималась она самореанимацией, промывая желудок несчетное количество раз, пока сон ее не сморил. Так некрасиво закончилась это история с водкой.

Если эксперимент с покупкой водки закончился провалом, то с произношением матерных слов у Веры даже этого провала не получалось, потому что ее язык начисто отказывался сквернословить. За ликвидацию этого пробела в ее воспитании взялась их дружная компания под предводительством Сауле. Конечно, Вера очень старалась не подвести своих подруг, она честно пыталась выдавить из себя хотя бы одно проклятое слово, но только после недели упорного труда Вера вымолвила: – Б.... л…!

Две буквы – это еще не мат! Вера не сдавалась и усердно репетировала, но плохие слова она могла произнести только про себя. И, вот, прогресс, еще через неделю с уст ее сорвалось то матершинное, которое стыдно было повторить второй раз. Как только это слово было произнесено, то подругам стало уже не до Веры, ведь теперь она ничем не отличалась от других. Почувствовав себя обманутой, а заодно и оскверненной, Вера не обрадовалась этой победе, а приобщила ее к своему отрицательному жизненному опыту.

По приезде домой она тут же продемонстрировала маме свое умение высказываться по совхозному, понимая безумие своей дерзости.

– Мама, ну, что ты от меня хочешь? Откуда я знаю, куда ты их положила свои шпильки! Или мне их для тебя родить? – проговорила она с чувством, когда мама собиралась на работу. Кляц!!! Звонкая оплеуха живо отрезвила Веру. Словно вороны, вылетели из ее головы все плохие слова и пикантные фразы, которые она заучивала весь трудовой семестр.

Неприличный жаргон дочери насторожил Римму, и она решила сделать «ход конем», с которым был не согласен Володя.

– Что ты опять выдумала? – воспротивился он, услышав планы жены. – Римма, нам что, денег не хватает, чтобы отправлять дочь на заработки?! Вера и так получает повышенную стипендию! … Запомни, Вера пойдет работать только через мой труп!

– Володя, дело не в деньгах, но и они тоже на дороге не валяются. Вера учится без особых усилий, и у нее появилось время для глупостей. Она пойдет работать ночной медсестрой ко мне в санаторий. Володя, ты ведь знаешь, насколько велико влияние улицы на домашних детей! Сколько преступлений можно было предотвратить, если бы родители вовремя принимали меры! Это я увидела, когда работала в комиссии по делам несовершеннолетних преступников. Детей губит не недостаток доброты или внимания в семье, а наличие у ребенка свободного времени и отсутствие ответственности за свои поступки, не надо допускать у Веры привычки распоряжаться деньгами родителей, как своей собственностью, пусть сама зарабатывает! Ты думаешь, почему я ей не покупала ни каких нарядов? … Нет, не только ради ее скромности, а для того, чтобы не допустить распутства. … Может быть, ты и прав, теперь она совсем не обращает внимание на одежду, но нести ответственность за свои поступки мы еще можем ее научить. Труд облагораживает всех, без исключения! Поэтому, пойди, выкрути белье, что лежит в ванне и помоги мне его развесить.

Из своей комнаты Вера слышала весь этот разговор между родителями. Она уже давно представляла себя медсестрой в белом халате, раздающей лекарства и ставящей детям уколы.

Одно время, она так боялась делать уколы, что это профессиональное неумение ставить уколы стало ее ночным кошмаром. Поранить иглой нежную кожу ребенка казалось ей варварством. Месяца два, ложась спать, Вера протыкала свою подушку иглами, и каждый раз она делала это всё не увереннее и не увереннее. Страх перед уколами прошел совсем недавно, когда ей пришлось тренироваться делать уколы на маме, которой прописали внутримышечное введение антибиотиков. Римма требовала от дочери безукоризненного соблюдения техники укола и соблюдения гигиены. Теперь настало время для Веры ее сестринские навыки применить в деле.

– Я готова работать! – сказала она, смело войдя на кухню, и родители прекратили втихомолку обсуждать ее будущее.

На работе Веру не возлюбили, сотрудники санатория ее сторонились, как ни как, она была дочерью самого главного врача, но девушка не нуждалась в любви коллег, она нуждалась в том, чтобы делать свою сестринскую работу правильно.

Как умудриться ничего не перепутать ночной медсестре, когда в ее обязанности входило несметное число задач? Девушка так старалась соблюсти все правила и инструкции, что ее чрезмерное усердие со стороны смахивало на угодливость, и, несмотря на это, она все рано к концу смены что-то упускала и что-то недоделывала.

Веру очень удивило то неподдельное уважение, с которым сотрудники обращались к ее маме. Казалось, что персонал детского санатория остро нуждался в одобрении главного врача. Вскоре, и сама Вера стала в их ряды, и кровное родство с Риммой Иосифовной для нее не имело никакого значения.

Прошло полгода. Вера работала в санатории ночной сестрой, и ее изводили дети, без всякого милосердия. Во всех отделениях дети засыпали в 9 часов вечера, а у нее и в полночь маленькие пациенты бегали по спальне и кувыркались на койках. Успокаивались дети только тогда, когда Вера рассказывала им истории, но одни истории заканчивались, а дети требовали новых! Поэтому девушка не успевала сделать все свои медсестринские поручения, и на нее постоянно жаловались на утренних пятиминутках дневные сестры.

Однажды, после такой пятиминутки, где Веру отчитывали за то, что крашенные кубики после проведенной ей дезинфекции с применением раствора хлорки приобрели одинаковый серый окрас, главный врач попросила ее прочитать всему коллективу санатория лекцию по атеизму. Вера согласила охотно, и через неделю она очень вдохновенно прочитала лекцию по атеизму, и мама ее похвалила. Римме Иосифовне понравилось внимание, с которым слушали Веру врачи, медсестры, нянечки и весь хозяйственный персонал, поэтому она одобрительно кивала головой в течении всей лекции.

К тому времени Вера уже достаточно много знала о боге. Конечно, она в него не верила. Совсем недавно она смеялась над увиденной по телевизору комедией, где бог был показан старым дедом на облаках, который лепил из глины человека, и ему помогали два веселых ангела. Вера не понимала, как можно быть верующим людям такими наивными, чтобы верить небылицам. В медицинском институте тоже учился один верующий глупец, и ей было его жалко, хотя она этого студента в глаза не видела.

Свою лекцию по атеизму Вера взяла из своего конспекта, но рассказывать слушателям она стала то, что интересовало ее саму. Это были не скучные цитаты Ленина и Маркса, а истории о Пасхи и Рождестве. С энтузиазмом очевидца говорила она о предательстве Иуды и распятии Христа, еврея из Назарета. Особенно удалось Вере описать радость учеников Христа, когда они увидели его воскресшим. Это был не те мифические боги, который изображались греками в различных готических позах. Нет, Иисус Христос являлся живой легендой, сделал много добрых дел, а его чудеса, приписывали ему люди, чтобы легенда о Христе жила.

После лекции, когда весь персонал санатория разошелся по своим рабочим местам, к Вере подошли три медсестры.

– Спасибо за лекцию, Вера Владимировна. Если мы до сегодняшнего дня не верили в Бога, но то после вашей лекции по атеизму поверили. Будем с нетерпением ждать продолжения.

Вечером того же дня, придя с работы, Римма сказала дочери, что теперь персонал санатория перестал сомневаться в том, что Вера поступила в институт не по материнской протекции, а благодаря собственному уму.

После этого атеистического успеха отношение к девушке на работе изменилось в корне, и она с радостью почувствовала дружелюбие и поддержку коллег.

Как-то раз ее срочно вызвали в кабинет главного врача. Это было время летних каникул, когда Вера работала за старшую медсестру отделения. В кабинете за начальственным столом сидела ее мама и не улыбалась.

– Так, Вера Владимировна, я настаиваю, чтобы вы обратили больше внимания на Павлика, он плачет, когда расстается с родителями после свидания.

Вере очень хотелось оправдаться тем, что мамы на то они и мамы, чтобы по ним плакали дети, но прикусила язык. Всю последующую неделю она занимала играми больного Павлика, и после очередного родительского свидания мальчик, быстро попрощавшись с мамой, радостно побежал в группу, чем очень обидел свою маму.

Со временем Вера научилась хорошо выполнять всевозможные медицинские процедуры, но дети долгое время доводили ее до белого каления своим непослушанием, пока она не перестала смотреть на них как на маленьких монстров, а поняла, что ее больные ребятишки в ее отделении просто сами нуждаются в любви. С этого момента Вера перестала их бояться, перейдя на их сторону, она нашла с ними контакт и дети поверили ее доброте.

Как-то раз, ночью, во время дежурства, когда в детской спальне стояла «мертвая» тишина, к Вере на пост пожаловали ее коллеги, дежурные медсестры. Одна из них обратилась к Вере с просьбой.

– Вера Владимировна, сегодня вечером на кухне дежурит Надежда Генриховна. Она верующая. Побеседуйте с ней, хотя Надежда о вере много не говорит, но переубедить ее никому еще не удавалось. Может быть вы попробуете?

Вера уже слышала от мамы, что Надежда Генриховна верит в бога, что она держит свою дочь под замком и даже бьет, если та выходит на улицу без головного убора. Из-за фанатичной веры от поварихи из дома ушел от нее муж, очень хороший человек, а в доме у Надежды Генриховны бедность и нет телевизора, потому что верующим смотреть телевизор не положено.

Лично познакомиться с верующим человеком и открыто поговорить с ним о его религиозных предубеждениях девушке хотелось давно. Вера была уверена, что все верующие, в соответствии с законом Дарвина, постепенно вымрут за ненадобностью, если их вовремя не занесут в Красную книгу.

– Пусть на свете останутся хоть единицы верующих христиан, потому что без них мир станет чересчур прагматичным, – нередко думала она с печалью.

Как ни странно, переубедить Надежду Генриховну представлялось Вере делом нетрудным. Повариха ко всем санаторским работникам относилась с одинаковым радушием, и могла утешить кого-то одним добрым словом, а кого-то – чайком с булочкой. Вера и сама не раз пользовалась таким «булочным» утешением. Надежда Генриховна была не похожа на другую верующую, которую Вера встречала в своей жизни, когда ей было лет десять. Этой верующей была Роза Львовна.

***

Роза Львовна работала заведующей детского садика, где врачом после болезни подрабатывала Верина мама. Саму Розу Львовна Вера помнила смутно, но последнюю встречу с ней запомнила на всю жизнь. Обычно эта женщина носила яркую одежду и громко смеялась, и ее ярко красные волосы были видны издалека. Роза Львовна хорошо пела и участвовала в художественной самодеятельности, но потом случилась беда. Вера узнала от мамы, что сына Розы Львовны посадили в тюрьму за разбой, а потом он умер в заключении, не выходя на свободу. В одночасье веселая жизнерадостная женщина превратилась в старуху, бросила работу и пошла в церковь.

Вера не понимала этого поступка взрослой женщины. Бог не помог Розе Львовне спасти сына и сохранить его жизнь, зачем же она теперь ходит в церковь, ведь никто на свете не вернет ей сына живым!?

Некоторое время Роза Львовна не появлялась на глаза, но, однажды, когда Вера с мамой стояли на автобусной остановке, она появилась в платочке на голове и в длинной черной юбке до пола. Роза Львовна подбежала к маме и c ужасом посмотрела на Веру, будто та совершила какое-то страшное преступление. Нет, она не кричала, она шипела Вериной маме в ухо, как шипит змея, прежде чем напасть на жертву.

– Надо молиться! Надо молиться днем и ночью! За наши грехи страдают наши дети. В аду будут все, кто не придет в церковь, а кто не раскается в грехах, тот будет гореть в геенне огненной! Надо покаяться, пока не поздно. … Римма Иосифовна, я всегда очень вас уважала, вы должны пойти к батюшке Тихону и исповедоваться в грехах. … Или вы думаете, что вам удастся избежать суда?

От таких жутких пророчеств Вере стало совсем не по себе, и она даже испугалась, что эта сумасшедшая старуха утащит маму в ад прямо сейчас, не дожидаясь прихода дачного автобуса.

***

На кухне у верующей Надежды Генриховны, было мирно и тепло, пахло рисовой кашей, и Вера растерялась. Она не знала, как начать свою беседу, ведь Надежда Генриховна никого не запугивала ни адом, ни человеческими грехами, а спокойно мыла посуду, скоблила большие санаторские сковородки, что-то ласково напевая себе под нос, но коллеги не дали Вере улизнуть от обещанного диспута на религиозною тему, и тут Вера задала свой первый провокационный вопрос.

– Надежда Генриховна, как вы думаете, человек произошел от Адама?

– Да, это сказал Бог в Библии. Я рада тому, что вы, Вера Владимировна, тоже читаете библию, – ответила добродушно женщина.

Этот ответ очень обрадовал девушку.

– Нет, библию я не читала, но исследования ученых доказали, что человек произошел от обезьяны в процессе эволюции!

Тут Надежда Генриховна повернулась к дочери главного врача с удивлением на лице.

– От обезьяны? Вера Владимировна, вам самой от кого хотелось бы родиться? От шимпанзе или от Адама и Евы, первых людей, сотворенных Богом? – задала она ответный вопрос.

– Это совсем не научный подход к религии. Я изучала труды Ленина и Маркса, чьи коммунистические идеи открыли каждому человеку путь к свободе и утвердили равенство между людьми. Разве вы не чувствуете себя обманутой, веря тому, кто оставил людей в нищете и страхе на земле, а сам взошел на небеса и привольно обитает там? Разве вам не интересно жить в ногу со временем, смотреть современные фильмы, читать замечательные книги? Что дает вам ваша вера?

– Вера Владимировна, вы знаете, о чем говорит Евангелие? Иисус придет опять и заберет нас на небеса, там нас ждет счастье, а до его прихода всем нужно содержать себя в чистоте.

Вера немного помолчала.

Говоря начистоту, она никогда не держала в руках евангелие, но это не должно было помешать ей, одержать победу в беседе с необразованной Надеждой, которая уже закончила мыть посуду и сняла фартук.

– А читать книги, отмечать праздники и смотреть телевизор – бог вам запретил тоже или вы это сами придумали? Вы думаете, что смотреть телевизор – это грех, а не смотреть – значит пребывать в святости? Разве ваш бог помог кому-нибудь на земле, как это делали солдаты на войне? Или ему приятно смотреть с высоты, как безвинно страдают дети, как умирают хорошие и добрые люди? – не сдавала свои позиции Вера, уподобляясь воинствующей атеистки.

– Вера Владимировна, девушки, я вам на ночь булочек оставила и варенья домашнего из малины, – неожиданно предложила Надежда Генриховна медсестрам и стала собираться домой. Разговор прервался сам собой, и Вера ушла в свое отделение, считая, что победила в дискуссии, потому что за ней осталось последнее слово.

Потом, сидя в спальне на маленьком стульчике и слушая спокойное дыхание спящих ребятишек, она увидела себя измученным несчастным ребенком на полу в маминой спальне. Тогда не случилось чудо, и никто не пришел ей на помощь, хотя с неба на нее лился яркий лунный свет.

– Я никогда не буду такой доверчивой, как эта верующая в бога повариха. Ждать чудес с неба – это малодушие. Реальность не прощает ошибок, и трудности реальной жизни надо вытерпеть до конца, а с аморальным поведением людей в нашем обществе надо бороться: не воровать, хранить верность в браке, не грабить и не пьянствовать. Без морали советскому человеку не построить коммунизма во всем мире. За свое поведение надо отвечать по закону морали. Не надо прятаться от современной жизни – это для слабых людей. Вот, я комсомолка и я буду жить по чести советского человека.

С этими мыслями Вера дождалась утра.

Никто в санатории не знал, что в «реальной жизни» в санатории работали два тайных осведомителя КГБ, которые информировали соответствующие органы о моральном облике как главного врача, так и его сотрудников. Верина мама дорожила хорошими работниками и в отчете по кадрам, в графе о вероисповедании Надежды Генриховны ставила прочерк.

Во время летней сессии по окончании третьего курса института к Вере домой неожиданно позвонила Сауле и попросила разрешения прийти.

– Завтра мы будем заниматься у Ирины Борисовой дома. Конечно, мы будем рады тебя видеть, – ответила уверенно Вера. Словно тяжелая ноша свалилась с ее плеч после этого звонка. Уже несколько месяцев в своих отношениях с Сауле Вера держала обет молчания. Почему? Потому что Сауле высмеяла ее на бюро факультета.

***

Это случилось сразу после зимних каникул. На заседание комсомольского бюро Вера опоздала. Она забыла свои очки на кафедре анатомии, и ей пришлось вернуться, чтобы отыскать свою пропажу. Вскоре очки были найдены, и Вера в приподнятом настроении вошла в аудиторию, где ее ждали другие члены бюро.

– Шевче с очками вернулась. Наша знаменитая Маша-растеряша. Вы знаете, что наша группа на день рождения ей подарила? … Большую сетку с потерянными ею вещами. В этой сетке были ее рукавицы, тапочки, врачебные колпаки, ручки, расчески и даже ее зачетка. Хорошо, что ее комсомольский билет хранится у меня.

Сауле говорила с насмешкой, словно хотела развлечь скучающих комсомольских активистов Вериной уникальной способностью терять и забывать. Конечно, если бы это было сказано среди друзей, Вера и сама посмеялась бы над своей бедой, с которой она уже устала бороться, но тут сидели чужие студенты, с которыми Вера общалась только в случае крайней необходимости, и слушать, как нелестно отзывается о ней комсорг потока, ее подруга, было очень обидно.

– Сауле, ты забыла, меня зовут Вера, моя фамилия Шевченко, я мне не нравятся клички. Если ты забыла, как меня зовут, то я тебя прощаю. Скажи, моя забывчивость кого-нибудь обидела? Если нет, то я извиняюсь за свое опоздание и обещаю впредь не опаздывать. Давайте, мы скорее приступим к повестке дня, а то на улице вот-вот начнется метель, и каждому из нас еще надо успеть добраться до дома.

***

С тех пор отношения между Верой и Сауле проходили только в официальном тоне.

До этой ссоры Вера часто навещала Сауле в общежитии. Она любила удивлять подругу и всех живущих с ней девушек гостинцами из маминого холодильника. Вере нравилось студенческое братство, а возможность о ком-то заботиться была ей просто необходима.

Поэтому, когда Сауле ее высмеяла принародно и стала «чужой», она переключила свою заботу на Лену Литвиненко, не имевшую такого материального достатка, как Вера, или, например, как Ира Борисова, дочь известного хирурга.

Римма, Верина мама, хорошо знала сердобольную натуру дочери, поэтому она ничуть не удивилась, увидев однажды красавицу Лену Литвиненко в зеленых австрийских сапогах, добытых ею для дочери по великому «блату».

Несмотря на натянутость отношений с Сауле, Вера продолжала переписываться с Мариной, младшей сестрой Сауле. Восьмилетняя Марина жила в Петропавловске, и писала Вере необычно трогательные для восьмилетней девочки письма.

«Сегодня маленькая птица заглянула в окно. Я сказала ей: «Здравствуй, птичка!» Я постучала по стеклу, птица испугалась и улетела. Птицы летят и видят горы. Я не видела гор, а они красивые. Вера, ты видела горы? Нарисуй мне их! Привет».

На обратной стороне письма был нарисован огромный улыбающийся воробей, и стояла подпись: «Марина».

Сразу после весенних каникул Вера отправила Марине ответное письмо, в которое вложила засушенный горный цветок с красивым названием «эдельвейс». Воображая себе неподдельную радость девочки при получении письма, Вера внутренне улыбалась. Эдельвейс подарил ей при первом свидании один альпинист. Впрочем, то первое их свидание оказалось и последним, потому что сердце девушки принадлежало только Шурику…

Это письмо с засушенным эдельвейсом пришло в Петропавловск в день похорон Марины.

Жуткая трагедия случилась той ранней весной в семье Сауле. Во время экскурсии в лес Мариночка наелась молодых листочков белены, думая, что ест листочки дикого лесного щавеля. Лучшие врачи боролись за ее жизнь, но все их усилия оказались тщетными. Сестренка Сауле к рассвету умерла.

– Это несправедливо! Этого нельзя допускать! Нельзя так безжалостно отнимать жизнь у ребенка! Неужели на свете нет силы, способной противостать смерти детей?!

Рассудок Веры отказывался смириться с тем ответом, что приходил ей на ум. После похорон сестры Сауле вернулась в Караганду, и она была сама не своя. Природа расцветала в лучах весеннего солнца, в воздухе пахло молодой травой и цветочной рассадой с городских клумб, а для Сауле все дни были похожи на один серый день, в котором не жила ее веселая сестренка.

Вера чувствовала себя виновной в смерти Маринки: посылать сухие цветы в народе считалось плохой приметой; и ее сердце сокрушалось от того, что она из-за своей былой обиды не могла утешить Сауле, как ее подруга. Дорогую цену платила Вера, за то, что позволила себе обидеться и мстить подруге высокомерным молчанием, поэтому, когда она услышала тихий голос Сауле в телефонной трубке, то ее сердце заплакало от сострадания и омывалось от всех обид на свете. Судьба давала ей шанс, хоть как-то помочь подруге пережить ее горе.

После успешной сдачи экзаменов Вера узнала, что Шурик женился на самой красивой девочке лечебного факультета. Что ж, она приняла это известие мужественно. Мудрые строфы из стихов любимой поэтессы уже научили ее, что не надо встречаться с первой любовью и «пусть она останется такой, острым счастьем или острой болью, или песней, смолкшей за рекой», какой она вошла в Верину жизнь.