Читать книгу Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Т. 2 - Юрий Александрович Лебедев - Страница 27

Берия как «интуитивный менеджер» решил начать действовать пока «малыми силами», но по главному направлению – для урановой бомбы нужен уран. В СССР урана практически не было. Так где его взять, если он потребуется в действительно больших количествах? И вот что рассказал в связи с этим Е.С. Дмитриев:

«Мне рассказывал отец <Сергей Артемонович Дмитриев>, химик-органик, что в 1942 году он получил задание ехать в геологическую экспедицию в Тикси, на Таймыр, искать там уран! Они ездили туда с И.Б. Аделем (1906–1968). И, несмотря на суровый климат, на высадку в 1943 г. немецкого десанта в Тикси (отец, кстати, сфотографировал это!), несмотря даже на белых медведей, которые лакомились запасами их тушенки, вскрывая банки своими когтями, они нашли уран на Таймыре в 1944 г.! И доложили в ведомство Берии: “Ваше задание выполнено, готовы к выполнению новых заданий Родины!”»[163].

С.А. Дмитриев[164].

Что же последовало за этим открытием? Сам факт результативной геологической разведки на уран на Таймыре является чрезвычайно интересным. Я попытался выяснить подробности о дальнейшей судьбе этих работ.

Ничего конкретного поиск не дал. Вероятно, в 1944 г. Берия не стал тратить силы на развитие дорогих и трудоемких исследований в Арктике. Он был вполне удовлетворен тем, что «в случае чего» (урановая бомба – не блеф) у него был козырь, о котором никто не знал – Таймырский уран.

Вспомнилось о нем тогда, когда работы по атомной бомбе перешли «в практическую стадию». И в 1946 г. на Таймыре уже развернулись серьезные геологические поиски. Как они были связаны с данными С.А. Дмитриева[165] и И.Б. Аделя, неизвестно. Но то, что именно эти данные послужили толчком к разворачиванию работ, кажется неизбежным – у Берии были основания надеяться на успех.

Он пришел не скоро. Вот что говорит Л.Д. Мирошников, непосредственный руководитель работ, о событии, которое случилось на одном из поисковых участков в 1949 г.:

«13-го мая, в понедельник, в 13 ч, невзирая на протесты суеверных, я вывел горнорабочих на разведочный полигон и на 141-м пикете геофизического профиля заложил первый глубокий шурф. Шурф номер сто сорок один. Пробурены первые бурки, заряжены патроны с аммонитом – и взрывник Демин, сверкая роскошной медно-красной бородой, отладил восемь первых шпуров. Над замерзшей тундрой прокатился гулкий салют.

А на следующее утро, вскоре после того, как отгремели новые взрывы, с участка прибежал весь взъерошенный, взволнованный радиометрист Олег Шульга.

– Пойдемте! Скорей! Ураганная активность! Пошла руда!

Я помчался на участок. Мне навстречу бежит Демин. “Ура, начальник! Нашли!” – еще издали кричит он и, ликуя, хохочет. И ярким пламенем полыхает его красная борода.

Перед шурфом лежат раздробленные глыбы породы. Олег прикладывает к ним радиометр. Прибор трещит, захлебывается, задыхаясь. Стрелка скачет, не поспевая за выбросами активных импульсов.

Вот он, звездный час…»[166].

О дальнейшей трагической истории освоения и закрытия в 1952 г. этого месторождения Л.Д. Мирошников написал в своих мемуарах[167]. Кроме них об этом не упоминается нигде, даже в специальной монографии, посвященной проблеме поисков месторождений урана в СССР[168]. А об участии С.А. Дмитриева и И.Б. Аделя в самой начальной фазе открытия месторождения не указано вообще нигде!

По информации Мирошникова, сначала были обнаружены образцы с очень высоким содержанием урана (до 2 %!). Освоение было поручено 21 управлению МВД. Был организовал лагпункт Рыбачий – самый северный остров «архипелага Гулаг». Но начатые работы не привели к обнаружению рудного тела, и позже выяснилось «отсутствие у месторождения ожидаемых перспектив».

Некоторые дополнительные подробности дал мне геолог Вадим Николаевич Седов, лично знакомый с Л.Д. Мирошниковым. О себе он сообщает следующее:

«Я работал на Таймыре и Сев. Земле с 1983 по 2000 год. Несколько раз был на правобережье реки Лениградской. Посещал разведочные участки Рыбак и Контакт и первый, наверное, после ликвидации уранового проекта, видел еще несколько поисковых участков»[169].

Вот некоторые детали, которые Вадим Николаевич видел сам:

«На одном небольшом поисковом участке на меня большое впечатление произвела колода с воткнутым топором. По одной стороне колоды лежало пар пятьдесят ношенных кирзовых сапог с отрубленными носами, по другой носы от сапог. Чтобы никто не мог приобуться в государственные сапоги. Явный акт списания и уничтожения материальных ценностей. Типа “мы ниже подписавшиеся… ”

Бывшие же хозяева сапог явно были до этого разуты и остались лежать навсегда в одной из массы разведочных канав. При этом остался остов склада с замком на дверях, забитый полушубками, ящиками с тушенкой и чаем, бочками советского топленого сливочного и кукурузного американского масла. Это в то время когда пионеры по всей стране собирали колоски! Видно, что ликвидация производилась очень быстро. И ни одной бумажки и надписи на стенах. У меня не сохранилось фотографий тех лет, но пару лет назад в тех местах работали мои приятели, если Вам нужно, могу попросить их прислать какие-нибудь фотоматериалы»[170].

Я, конечно, попросил. И я получил фотоматериалы от коллег Вадима Николаевича – Александры Александровны Багаевой и Андрея Викторовича Полтавцева. Все эти фотографии сделаны ими в 2012 г. на Таймыре на местах работ по добыче урана в 1948–1952 гг. (см. на вкладке фото 14.8 – 14.15).

Еще одно личное свидетельство я получил от геолога Николая Игоревича Березюка, который работает в этих местах с 1999 г. по сей день. Вот что он пишет:

«Примечательно, что территория лагерной зоны не была огорожена “колючкой”. Ну, или не сохранилось следов ограды. Огорожено было здание ВОХРы. В рабочей зоне среди развалин бараков был один небольшого размера, где мы находили остатки женских вещей: обувь, парфюмерные пузырьки…

На слуху была легенда, что всех заключенных, вместе с пробами погрузили на баржу и затопили в бухте Зимовочной… Насколько это соответствует действительности, никто не знает. От бухты Зимовочной до лагеря была наезжена дорога, которая сохранилась до сих пор. Вдоль дороги несколько будок, якобы для отдыха конвоя. По слухам, заключенных гнали на Рыбак пешком, а в местах отдыха просто сажали на землю»[171].

Вся эта история с современной точки зрения – сюрреалистическая смесь научных прозрений и ошибок, героизма и трусости, ума и глупости, благородных устремлений и преступных действий. Но сам факт организации тайной разведки на уран в 1942 г., безусловно, говорит о стратегической дальновидности Л.П. Берии…